Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 41



Как отмечалась, все допрошенные юнкера оказались в госпитале Зимнего дворца, причем среди солдат, настроенных по преимуществу "революционно". Многие из этих солдат видели врагов не только в юнкерах и офицерах, но и даже отдельных (должно быть, "буржуазных") медсестрах. Помимо юнкеров, которые были допрошены, в лазарете оказались и другие: юнкер Альфред Иванович Ирбе - "сильно контуженный" и жаловавшийся на недомогание, который вел себя весьма неадекватно. Появился в госпитале и юнкер Абельсон, по-видимому, впавший в истерику - он, по свидетельству очевидца, "с плачем бросился на шею" Котову. Последний упомянул также "юнкера-литовца, который все время стоял на коленях и плакал", пока матросы избивали его прикладами. Попытался укрыться в госпитале и какой-то также истеричный капитан; его вместе с Ирбе куда-то "потащили, обыскивая"; позднее кто-то сообщил, что его убили.

Можно не сомневаться, что обилие среди юнкеров "инородцев" (говорящих с раздражающим акцентом) усилило антисемитские представления революционеров.

В госпиталь врывалась то одна, то другая группа матросов и солдат, причем наиболее скорыми на расправу оказывались первые. Победители, судя по всему, подкреплялись вином, а потому вели себя соответственно. Они поначалу заподозрили в юнкерах, находившихся в госпитале, только что стрелявших в них симулянтов, пытающихся уйти от суда. Но потом, измерив с помощью сестер температуру, "пожалели" их или побоялись заразы. Но в госпиталь врывались все новые и новые отряды и толпы матросов, солдат (наиболее заметными, естественно, оказывались первые), "хулиганов" и даже женщин, называвшими юнкеров "контрреволюционерами", "корниловцами" и грозившими их убить. В результате мало кто из юнкеров остался без зуботычин (хотя далеко не все об этом рассказали), а о предложениях "расстрелять" сразу или потом успели услышать все без исключения. Обычно матросы "били прикладами". Н.Мотев был 26 октября был разбужен "часов в десять ударом приклада в бок", а затем неоднократно получал "тычки". Впрочем, далеко не все матросы и солдаты вели себя подобным образом. Д.Е.Горель упоминал "матроса интеллигентного вида", который успокоил "матросов и хулиганов", собиравшихся перебить юнкеров, заявив, что "военно-революционный комитет приказал больных юнкеров оставить до утра". Складывается впечатление, что дворец заполнили вовсе не банды неуправляемых отморозков, а скорее отдельные отряды психопатичных матросов и солдат, которых сдерживали до известного предела "идейные" большевики, левые эсеры и анархисты. Как бы то ни было, арестованные в госпитале Зимнего дворца юнкера вряд ли думали, что худшее испытание ждет их впереди.

Утром 26 октября больных юнкеров построили, при этом "одного ударили прикладом, одного ударили в нос, одного по голове кулаком, грозили револьвером" и повели в Петропавловскую крепость. Уже здесь прозвучали призывы: "Убить, бросить в Неву!". Воспротивился какой-то унтер-офицер, потребовавший соблюдать спокойствие. 14 юнкеров конвоировало около 15 матросов и солдат. За ними следовала толпа разнузданных матросов и солдат, среди которых были также "рабочие и мальчишки", причем около десятка наиболее агрессивно настроенных матросов требовало немедленного расстрела пленников и периодически порывалось осуществить самосуд. И здесь выясняется, что конвоиры принадлежали к числу относительно дисциплинированных (по тогдашним понятиям) революционеров - среди них был даже "молодой матрос", который, как ни странно, не разучился краснеть. Миновали Зимнюю канавку, и возле шведского посольства один из матросов из толпы "поднял винтовку и выстрелом в голову убил юнкера Ирбе". И тогда "несколько матросов обратились к толпе с увещеванием", они же попытались выяснить, кто стрелял. Началась паника: уцелевшие юнкера сгрудились возле начальника караула, требуя защиты. Конвоиры посоветовали им держаться кучнее, не отставать, пригнуться - они пытались довести оставшихся арестантов до крепости невредимыми. Это удалось, возможно, потому, что двигались плотной группой, никто не отставал, а впереди процессии шел матрос, который кричал: "Разойдись!".

На подходе к Петропавловской крепости юнкеров ожидало новое испытание: когда конвоиры подвели их к воротам и сообщили охранникам, кого ведут, услышали "гостеприимный" ответ: "Ведите, места хватит, закопаем!". Скоро выяснилось, что это не шутка: во дворе крепости стоял грузовик с матросами, которые тут же направили на юнкеров винтовки. По-видимому, после этого момента возбуждение победителей улеглось, они резко сменили гнев на милость. В крепости уже находилось 58 или 59 юнкеров (вероятно, в большинстве своем из школы прапорщиков Северного фронта), которые, между прочим, сообщили, что "до Петропавловки их привели во флотский экипаж, где матросы их накормили". В крепости вновь доставленные юнкера получили по два куска сахара, хлеб и кашу (правда, ложек на всех не хватило); на этом продукты, как видно, закончились, и им более суток есть ничего не давали. Спать юнкерам пришлось на полу без матрацев, однако издевательств больше не было. Основная масса больных юнкеров, по свидетельству Савельева, находилась в крепости до 12 часов дня 27 октября, после чего их перевезли в 255 городской лазарет.



Для участников насильственных действий обычно характерен крайний перепад настроений - от поистине изуверской озлобленности до "благодушия победителя". Так было и на сей раз.

Тюремные охранники и следователи вели себя с максимальной вежливостью, на которую они были способны. Но один из представителей военно-революционного комитета пообещал юнкерам: "Если кто-нибудь уйдет, то мы вас перестреляем". Вечером появился некий "высокий красивый прапорщик", вслед за ним члены "военно-следственной комиссии: матросы, солдаты и один штатский". Сначала допросили юнкеров из школы прапорщиков Северного фронта, затем павловцев. Наконец дошла очередь до некоторых больных. При этом "матрос очень добродушно заявил, что допрашивает, чтобы отпустить". Убийство Ирбе конвоиры при перекличке хотели скрыть. Когда следователю сообщили, что одного из юнкеров убили, то он ответил, "что везде бывают хулиганы". По-видимому, руководители восставших не хотели осложнять политическую ситуацию. На свидание к юнкеру Борису Яппу допустили жену. Юнкеров, тем не менее, "снова охватил ужас", но "ночью появилась комиссия городской думы", обстановка, как видно, разрядилась. Юнкера Абельсона почему-то отпустили одним из первых.

Тем временем еврейские газеты писали, что революционные солдаты с особой охотой расправляются с юнкерами-евреями. Так, сообщалось, что на Преображенском еврейском кладбище в присутствии тысячной толпы было предано земле до 50 жертв большевистского переворота. Среди них было 36 юнкеров военных училищ. Но они были убиты не в Зимнем, а позднее - при осаде Владимирского военного училища. Сообщали, что тела некоторых из них "страшно обезображены". Все это похоже на правду.

Послеоктябрьский накал антисемитизма был очень велик. ""Советы, комитеты, секции... - кто же в них сидит? - Жиды и только!", - брезгливо сплевывая, ноет повсюду обыватель", - уверяла армейская газета. Захват Зимнего вызвал восторг "черносотенно-пролетарской" газеты "Гроза". "...Слуга англичан и банкиров, еврей Керенский... метлой вышвырнут из Зимнего дворца... Днем 25 октября большевики объединили вокруг себя все полки, отказавшиеся повиноваться правительству из жидов и банкиров, генералов-изменников, помещиков-предателей и купцов-грабителей", - такую интерпретация была дана на ее страницах. Но были и прямо противоположные мнения, которым и удалось возобладать в массовом сознании. Генерал С.Л.Марков, один из будущих вождей белого движения, будучи арестован по "корниловскому делу", писал в своем дневнике: "Как пала Россия - шпион стал во главе ея, а жид - во главе армий".