Страница 34 из 41
Чиновники терпеливо сносили оскорбления. Ни один даже не пробовал защитить свою честь и достоинство. При мне только прокурор республики Николай Михайлович Пиксаев однажды попытался возразить президенту, да и то как-то нерешительно и робко.
Что творилось в голове у Кислицына, когда он произносил свои пламенные речи, я не знаю, только направление мысли за время выступления могло у него поменяться несколько раз. По ходу разноса он мог вспомнить, как когда-то некий чиновник (находящийся при должности в его правительстве) незаконно его преследовал. Потом принимался клеймить своего предшественника Зотина. С упоением рассказывал, как пожалел негодяя, закрыл заведенное на него уголовное дело и не посадил в тюрьму.
Следующим объектом нападок в обязательном порядке становились главы администраций городов и районов. Всех больше доставалось мэру Йошкар-Олы Вениамину Васильевичу Козлову. Обращаясь к телезрителям, Кислицын обзывал мэра запойным пьяницей, лодырем и бездельником. После нападок на городских руководителей приходил черед села. Кислицын считал себя большим специалистом в вопросах сельского хозяйства. Я в этом не сомневаюсь, но президент не предлагал серьезных мер по устранению проблем в отрасли. Материть какого-нибудь председателя за то, что он заморозил картошку, легче, чем создать систему помощи сельхозпредприятиям.
Марийский народ смотрел все это вечером по телевизору как сериал. Многим нравилось.
– Надо же, – говорили люди, – какой у нас Кислицын молодец. Смотри, как начальство ругает.
Совещания в правительстве проходили чуть ли не каждый день. Иной раз в шесть часов утра. Некоторым везло: совещание назначалось на восемь утра.
В тон Кислицыну действовали и его заместители. Особенно усердствовал Репин. Он мотался по республике, везде совал свой нос, устраивал разносы и старался во всем походить на своего шефа. Это было очень смешно.
Вечерами в правительстве устраивались банкеты. Кислицын любил принимать решения за накрытым столом. Чиновничьи головы быстро научились пользоваться этой его маленькой слабостью. Они незримо манипулировали президентом: вовремя наливали ему рюмку, вовремя комментировали события, вовремя откровенно льстили.
Я несколько бывал на таких пирушках, но ни разу не остался за столом до конца. Ссылался на позднее время, длинную дорогу домой и неотложные дела ранним утром. В общем, уезжал до начала разгула.
– Ты совершаешь большую ошибку. Нельзя уезжать с мероприятия, которое проводит президент, – как-то сказал мне Репа. – Ты должен быть ближе. Все-таки мэр второго по величине города. Оставайся с нами, входи в доверие, пригодится. Ты же чиновник, президент для тебя – бог.
Я отшучивался, клялся исправиться, но потом в очередной раз тихо уезжал. В конце концов от меня отстали.
Как уже было сказано, в молодости Кислицын занимался боксом. Уж не знаю, какой он был боксер, по рассказам – отличный. Я сам видел на его груди знак мастера спорта СССР. Правда, злые языки утверждали, что раньше на лацкане его пиджака висел значок кандидата в мастера, но в президенты он баллотировался уже с мастерским значком. Кто станет спрашивать у президента республики удостоверение на спортивную награду? Кто станет проверять кандидатскую диссертацию президента, или читать его монографию? В пору работы мэром мне не раз и не два предлагали защитить кандидатскую диссертацию, и всякий раз я говорил предприимчивому доброхоту:
– Дорогой ты мой человек! Кто поверит мне, что я, работая мэром, смог овладеть английским языком (в школе, техникуме и институте я изучал немецкий) чтобы сдать техминимум, написать несколько научных монографий и подготовить диссертацию? Стыдно!
Однако вернемся к нашему герою. Страсть к боксу осталась у Кислицына на всю жизнь. С особым удовольствием он оттачивал удар на своих подчиненных. Особенно на тех, кто не мог ответить. Не всегда, но частенько поздние заседания правительства за накрытым столом заканчивались откровенным мордобоем.
Второй страстью президента была военная форма. Вообще он, как и Зотин, страшно любил поиграть в «войнушку». Устраивал военные сборы и учения, любил парады. Услужливые чиновники помогли ему получить воинское звание полковника. На инаугурации ему подарили именной боевой пистолет Макарова. Кислицын сшил себе шикарную военную форму, нацепил на плечи погоны полковника, а в петлицы вставил знак принадлежности к десантным войскам.
Короля играет свита. Свита быстро учуяла страсть президента к разного рода медалькам и принялась организовывать своему шефу награды. Некоторые он повесил сам. Однажды на его военном кителе я увидел значок спортсмена-парашютиста. Зачем это надо было президенту, не знаю. При желании любой человек может в законном порядке проверить награды или место службы в рядах вооруженных сил. Кислицын по призыву служил во внутренних войсках, охранял в колонии зэков. Офицерское звание получил уже в запасе, окончив курсы «Выстрел» во время работы в Совете Федерации России.
С высоко поднятой головой президент щеголял в военной форме. На груди блестели знаки отличия десантника, а в президентском «Мерседесе» магнитофон во всю мощь орал его любимую песню – «Офицеры» Газманова.
Для усиления имиджа настоящего полковника Кислицын предпочитал водке медицинский спирт. По крайней мере, при мне. Особенно любил 70-градусную настойку боярышника. Когда он приезжал в Волжск, я всегда просил Андрея Юрьевича Глазырина, главного врача городской больницы, принести специально для него флакон медицинского спирта.
Постепенно в стиль руководства стали внедряться методы культа личности. При Зотине такого не было, а теперь в кабинете любого мало-мальски значимого руководителя должен был висеть портрет президента. Свой портрет с автографом Кислицын дарил как высшую награду. На любимчиков и блюдолизов как из рога изобилия сыпались звания, подарки, награды, почетные грамоты.
Кислицын был неисправимым популистом. Он мог сутками мотаться по районам, целовать бабушек, беседовать со школьниками, гонять начальство. День и ночь с ним вместе по республике мотались телевизионщики. Исторические факты президентского хождения в народ скрупулезно записывались на пленку, а потом без устали крутились по местному каналу. Он то закатывал дорогу в асфальт, то клал кирпичи на стройке.
Денег в республике катастрофически не хватало. Кислицын много обещал народу, но возможности исполнить обещанное не имел. Президент давил на коммерсантов, выкручивал им руки, заставлял вкладывать деньги в бессмысленные проекты. Зато для простого обывателя он был «отец родной».
Плановая, кропотливая работа над проблемами экономики и бюджетной сферы была ему неинтересна. Руководители предприятий и учреждений не чувствовали себя спокойно ни днем, ни ночью. К президенту могли вызвать и в пять утра – на совещание, и в одиннадцать ночи – на пьянку. Среди чиновников шел глухой ропот, но Кислицына боялись. Депутатов Госсобрания встроили в вертикаль. Ни один депутат (кроме разве что Славы Пайдоверова) не мог перечить президенту. В первый же год президентства Кислицына в политической жизни республики наступила мертвая тишина.
Я даже не могу вспомнить, почему не поехал на то совещание. Помню, что назначено оно было на шесть вечера. Это означало, что возвращаться придется глубоко за полночь. Вместо себя я послал своего первого заместителя Геннадия Сергеевича Мочалова.
На следующий день в полседьмого утра я был на работе. Кислицын требовал, чтобы главы администраций городов и районов сидели на своих рабочих местах без пятнадцати минут семь. Каждое утро чиновник из администрации президента звонил в приемную и проверял твою явку на работу.
Так вот, захожу я в половине седьмого утра в приемную и вижу там Геннадия Сергеевича Мочалова. Тот вскакивает с кресла и тревожным голосом докладывает:
– Николай Юрьевич, вчера Кислый выгнал меня с совещания. Орал, что собирал не замов, а глав администраций, и что Свистунов нанес ему оскорбление.