Закон парных случаев

Я быстренько почистил картошки, отдраил единственную сковороду от заплесневевшей дряни и соорудил походное жаркое с жилистой тушенкой. Хотелось еще и глазунью с луком, но отмыть вторую сковороду не смог, поэтому решил не жадничать.

Пока я готовил и ел, мне все время казалось, что за мной кто-то наблюдает. Чувство это было настолько острым и неприятным, что я, как последний параноик, даже открыл несколько шкафов – а вдруг? В голову полезли всякие мистические бредни. Впервые за последнее время захотелось помолиться. Я совершенно не боялся покойников и чего-либо, с ними связанного, однажды даже спал в морге на прозекторском столе, но здесь мне было явно не по себе.

Резко и неожиданно зазвонил телефон. Я дернулся и уронил вилку, которая угодила зубцами прямо на пальцы ноги. Выругавшись на двух языках, я вышел в прихожую. Телефон, стоящий на маленькой тумбочке, продолжал надрываться. Ответить или нет?

Наконец я решился и осторожно снял трубку – словно она была раскаленная.

- Алло?

Трубка молчала. Я зачем-то дунул в нее. В ответ из трубки раздались короткие гудки. Все так же осторожно я положил ее на рычаг и почему-то отряхнул руки. Все в этой квартире было пыльным, засаленным, просто противным.

Помыв посуду, я решил посмотреть бабушкины бумаги, рассчитывая найти хоть что-нибудь полезное для себя. Правда, особой надежды на успех у меня не было. Не зря ведь мама так настаивала в день нашего прилета, что должна остаться в квартире одна. И яркое пятно невыцветших обоев на стене – прямое тому подтверждение. Я был уверен, что фотографию сняла именно она.

В небольшой комнате было не так уж много мест, где могли храниться документы. Секретер, ящики небольшого письменного стола, тумбочка рядом с диваном – пожалуй, все.

Я начал с тумбочки. Лекарства, старый маникюрный набор, в котором не хватало половины инструментов, тюбик крема для рук, футляр с очками. Ну и всякий загадочный хлам, который женщины хранят, потому что жалко выбросить.

В ящиках стола содержимое лежало беспорядочными грудами. Похоже, мама не сочла нужным после обыска привести все в должный вид. Я вывернул ящики на пол и сел рядом с грудой бумаг. Для начала рассортировал их: документы, письма, открытки, фотографии, счета и квитанции, прочий бумажный хлам. Потом начал внимательно просматривать каждую бумажку и складывать обратно в ящики.

Среди квитанций ничего интересного не нашлось. Обычные счета за электричество, воду и прочие услуги. Открытки читать не стал, просмотрел только обратные адреса и имена отправителей, но они не сказали мне ни слова. Тем не менее, те несколько, на которых были питерские адреса, я отложил отдельно – на тот случай, если придется разыскивать бабушкиных знакомых. Смущало, правда, то, что открытки были довольно старые, самая свежая – пятнадцатилетней давности.

Фотографии мне тоже ничего не дали. Никаких подписей на них не было. Просто незнакомые люди. На некоторых я с трудом узнавал бабушку с дедушкой и прабабушку с прадедушкой, да и то – сравнивая с теми снимками, которые висели в рамках на стене. Несколько детских снимков – наверняка маминых, у нас были дома похожие фотографии. А вот взрослых маминых снимков не было вообще. Вряд ли она ни разу не фотографировалась.

Тогда что? Она забрала фотографии с собой? Но у нас ее снимков тоже было немного. Их могла, конечно, выбросить бабушка. Такое часто бывает, поссорится человек с родственниками и рвет от злости их фотографии. Потом, конечно, жалеет об этом, но уже поздно.

А еще их могла неделю назад порвать и выбросить мама. Для чего? А чтобы я их случайно не увидел. Вряд ли у нее были какие-то тайны от отца. Тайна-то у них была, но явно общая. То есть на этих фотографиях – если они действительно были и их выбросила мама – был человек или люди, которых я ни в коем случае не должен был видеть. Мне показалось, что мозги вот-вот закипят.

Я взялся за письма. Это было еще хуже, чем открытки. Те я мог просто просмотреть, письма приходилось читать. Разные, часто совершенные неразборчивее почерки, потертая бумага, выцветшие чернила. И ничегошеньки, за что можно зацепиться. Да и что я рассчитывал тут найти – после того как этими ящиками занималась мама. Почти все письма были без конвертов, так что я даже не мог узнать адреса отправителей.

И только в одном письме меня заинтересовала приписка мелким почерком, сделанная после подписи. Некий Юра писал моему деду: «Совсем забыл, на днях случайно встретил на улице Настеньку. Что-то она неважно выглядит, чем-то расстроена. Даже не узнала меня, прошла мимо, не поздоровалась».

Что-то было с этим именем связано такое, странное. И не очень приятное. Что-то из детства. Я пытался вспомнить, но никак не мог. На всякий случай отложил это письмо в сторону, к открыткам, и взялся за документы. Старые удостоверения, пропуска, свидетельства об окончании курсов – ничего интересного.

В последней кучке лежали всякие записки, рецепты, чеки, детские рисунки. Я машинально перебирал их. К одной бумажке приклеилась другая, я неловко оторвал нижнюю, содрав с нее слой с написанным текстом. Осталась только последняя строчка и первая буква подписи: «…жди, приду поздно. Н…»

Н… Настя? Но кто такая эта Настя?

Люди часто хранят всевозможный бумажный хлам, не поднимается у них рука его выбрасывать. Но большинство все-таки расправляется с ним при переезде. А бабушка сохранила. И не просто оставила лежать в какой-нибудь коробке на антресолях, а разложила в ящики стола.

Из секретера я достал большую конфетную коробку, в которой хранились документы посерьезнее – свидетельства о рождении, браке и смерти, документы на квартиру, дипломы. Все это тоже лежало кое-как, навалом. Надо ли говорить, что и там я не нашел ничего, что смогло бы меня заинтересовать. Или этого самого «интересного» не было вообще, или мама постаралась, чтобы его не стало.

На всякий случай я пошарил в кладовке и на антресолях. Ничего.

Не хватало чего-то еще. Ну конечно! Записная книжка. Рядом с телефоном висела на леске шариковая ручка, тут же болталась еще одна леска – пустая. Может быть, именно здесь и была книжка? Я заглянул в сумку, оставленную на вешалке, даже в карманы плаща, но книжка пропала. Конечно, может, ее и не было вообще, но тогда где бабушка записывала нужные телефоны и адреса? На обоях рядом с телефоном записей не было, никаких бумажек с телефонами я тоже не нашел.

А вот интересно, если мама какие-то нужные бумаги отсюда изъяла, что она с ними сделала? Во всяком случае, у нее точно ничего не было, я ведь забирал ее вещи из гостиницы. И сумку ее мне в больнице отдали. Могла, конечно, порвать и выбросить, тогда следующий вопрос – куда?

Я пошел на кухню, открыл шкафчик под мойкой, вытащил мусорное ведро, воняющее, как скотобойня. Копаться в нем голыми руками было слишком противно. Отыскав старую газету, я расстелил ее на полу и вытряхнул на нее содержимое ведра. А потом осторожно свернул газету и засунул ком обратно в ведро. Ни одного бумажного обрывка. Чего и следовало ожидать.

«Ищи того, кого брак твоих родителей сильно обидел или разочаровал», - сказала крестная. Это была версия номер один. Но что, если дело не в этом?

Разболелась голова, да так, что глаза на лоб полезли. Покопался в бабушкиных лекарствах, нашел анальгин. И хотя было всего девять вечера, решил лечь спать. Но перед этим попытался дозвониться до Жени. Однако механический голос раз за разом сурово отвечал, что «абонент недоступен или находится вне зоны действия сети». Тогда я попробовал позвонить Саше, но его телефон тоже не отвечал.

22.

Всю ночь мне снились кошмары. Например, что пучеглазый убийца выследил меня и пробрался в бабушкину квартиру, чтобы закончить свое дело. По правде говоря, я так и не понял, почему он тогда не убил меня. Если б он действительно зарезал меня на глазах родителей, чтобы отомстить им, - это было бы еще понятно. Но наоборот? Я-то чем перед ним виноват? Да и вообще логичнее было не оставлять свидетеля в живых. Неужели он не сознавал, что я его запомню? Хотя… если он действительно сумасшедший, тут нечему удивляться. У него своя логика, постичь которую вряд ли возможно.