Страница 30 из 72
— Это имеет какое-то значение, кто мне рассказал? Я пытаюсь сделать тебе одолжение.
— Правда? Каким образом?
— Я подумала, что ты оценишь предупреждение. Юрий Экомов спрашивал о тебе. Босы твоего дяди тоже. Тебе следует быть осторожной.
— У меня есть телохранитель.
— Колин Доннелли? Тебе известна его история?
Каким-то образом мне удалось произнести слова невозмутимо.
— У него никакой нет.
— Или ты её не знаешь.
— Зато ты?
— Намного лучше тебя.
Она ехидно улыбнулась и вытащила из рюкзака две папки.
— Доннелли, — сказала она и указала на более тонкую из двух. — Твоя семья.
Вторая папка была переполнена, её связывали две резинки, которые выглядели так, будто в любую минуту лопнут.
Я помахала столику четыре. Люди начинали обращать внимание на наш разговор.
— Чего ты хочешь?
— Доказательство, что твой дядя убил моего отца.
— Я не могу доказать того, чего не было.
Она постучала обглоданными до самой кожицы ногтями по папкам.
— Здесь внутри находится много информации. Я готова поменяться.
— Я ничего не знаю.
Папки выглядели так невинно, даже немного скучно.
Но в них содержались ответы на вопросы, которые горели в моих жилах, как магия.
— Только потому, что не хочешь смотреть. Мы же знаем, в чём он замешан.
Всё, что нам нужно, это доказательство, но он действительно очень осторожен.
— Возможно он невиновен.
Она фыркнула.
— Ты в это сама не веришь.
Нет, но отказываться помогать дяде — это одно, отправить его за решётку — совсем другое. Кроме того, меня не особо хотелось уничтожать Билли. Я только хотела освободить Колина. Дженни и люди, которые обеспечивали её информацией, махали этой папкой передо мной, как приманкой. Но ведь смысл и цель приманки в том, чтобы скрыть ловушку, и пока я не узнаю, как работает эта ловушка, я не могу рисковать.
— Мне не интересно, — сказала я.
Возможно это была самая большая ложь, которая срывалась с моих губ до сих пор.
Глава 20
Ни что не заставляет так много размышлять, как пустой ресторан. На следующий день Слайс после обеда будто вымер. Я коротала время, наполняя бутылки кетчупом и горчицей, раскладывая свежие салфетки, и сортируя упаковки с сахаром по цвету — белые, жёлтые, розовые. Всё, только чтобы чем-то занять мысли.
Но в конце концов я выполнила всю мыслимую работу, и больше нечего было делать, кроме как размышлять о вчерашней ссоре с Колином, напряжённом молчание, которое царило между нами сегодня и предложение Дженни. Она нацарапала свой номер телефона на салфетку, если я вдруг передумаю. Я уже сегодня множество раз вытаскивала помятую бумагу, но не могла заставить себя взять в руки телефон.
— Клиентов почти нет, да? — заметил Тим, наш повар, когда я отнесла на кухню почти пустую ванну с грязной посудой.
— Да. В такую погоду люди предпочитают оставаться дома.
Я медленно ставила посуду в посудомоечную машину, направив взгляд на дверь, ведущую на склад, который соединял Слайс с Морганом, баром моего дяди.
Может мне всё же не придётся звонить Дженни. Может ответы на мои вопросы находились за этой дверью.
Это был совершенно глупый и импульсивный план, и если бы я так не отчаялась, то никогда не стала бы даже рассматривать эту идею. Но день в одиночестве, когда мысли становятся всё более унылыми, может ввести в заблуждение даже самый рациональным ум.
Поэтому я сделала это.
Можно было почувствовать, в какую секунду переходишь из Слайса в Морган. Тёплый, сахарный аромат идеально подрумяненной корочки пирога, уступил место дрожжевой вони пива и резкому запаху обильно пролитого виски. Никто никогда не жаловался, что напитки в Морган были разбавлены водой, в основном потому, что там почти не сервировали то, что нужно было мешать.
Я остановилась. В обычном шуме бара — спортивного радиоканала ESPN, звона стаканов, безобидных споров о том, насколько Форд лучше, по сравнению с Шевроле — был слышен голос Билли, который то становился громче, то тише. Я могла представить себе его руки, которыми он размахивает, чтобы подчеркнуть выдвинутый им аргумент или убедить в рассказанной истории.
Время от времени был слышен другой голос, глухой, растягивающий слова, а потом в разговор снова вступал Билли. Я приоткрыла дверь. Шарниры заскрипели и голоса замолкли.
Вот тебе и подслушала незаметно. Я распахнула дверь и вошла внутрь, стараясь при этом выглядеть непринуждённо.
— Вот так сюрприз, — воскликнул мой дядя.
Он тепло улыбался, но его глаза сузились в щелки.
— Моя племянница, — сказал он стоящему напротив мужчине.
Они поменялись местами. Билли всегда садился за самый задний стол, лицом к парадной двери. Любого, кто просил у него аудиенции, провожали к нему через весь зал, а потом тот садился спиной к бару, в то время как мой дядя не выпускал из виду своё королевство.
Но сейчас Билли сидел на месте посетителей.
— Подожди в передней части, — приказал он. — Скажи, чтобы Чарли принёс тебе колу, я сейчас закончу.
— Мо, не так ли?
Другой мужчина встал и пожал мне руку. Он бросил взгляд в комнату, из которой я только что появилась.
— А где Доннелли?
Билли пожал плечами.
— Он не всегда заходит. Здесь в этом нет необходимости.
— Марко Форелли, — сказал мужчина, который всё ещё держал меня за руку, снова направив на меня взгляд. — Ты даже красивее, чем на фотографиях.
— Спасибо, — неуверенно ответила я, наблюдая за тем, как выражение лица Билли в течении одной секунды омрачилось и снова повеселело.
Марко Форелли говорил не о моей новой, школьной фотографии. Он имел ввиду фотки, которые кто-то снял в начале этой осени, а потом послал их мне в качестве предупреждения — мы можем тебя поймать. Было такое ощущение, будто по коже ползает сотня жуков, и я вырвала руку из его пожатия.
Он перевёл взгляд на моего дядю.
— Она похожа на Джека. Я думаю, дело в глазах. И во рте тоже. Билли говорит, что у тебя много общего со стариком.
Я скрестила руки на груди.
— Это что-то новенькое.
— Да, прошло много времени, верно? Должно быть ты взволнована из-за того, что он скоро возвращается домой.
— Страстно этого жду.
— Что ж, мы все с нетерпение ждём встречи с ним.
Он протянул руку и потрепал меня по волосам. Я с трудом сдержалась, чтобы не зашипеть на него.
— Наверное мне лучше уйти. Было приятно познакомится с тобой, Мо.
Думаю, мы скоро встретимся вновь.
Я не осмелилась ответить.
Билли проводил Форелли до двери. Когда он вернулся, его проворная, нервная суетливость уступила место чему-то бесконечно деструктивному — гневу, который был направлен непосредственно на меня.
— Ты знаешь, кто это был?
— Марко Форелли?
Имя мне ничего не говорило, но я была почти уверенна в том, что должно было бы.
— Да, Марко Форелли! С ним не стоит шутить.
— А я с ним и не шутила, — запротестовала я.
Но гнев Билли был пропитан настоящим страхом, а он был заразительным.
— Этот мужчина заслужил твоё уважение, а ты обошлась с ним как с заместителем учителя, с твоей дерзостью и колкими замечаниями.
Я подавила страх.
— Этот тип фотографировал меня. Чтобы напугать. И ты считаешь, что я должна его уважать? Может ты скорее подразумеваешь, что я должна лизать ему задницу?
Одно мгновение рот Билли двигался в безмолвном возмущении. Он указал на стол в нише.
— Сядь. Туда.
Я села, не потому, что он приказал, а потому, что у меня всё ещё были вопросы, которые я хотела задать.
Он тоже занял место, наклонился вперёд и принялся размахивать пальцами перед моим носом, как будто собрался отругать.
— Всё, что мы от тебя требовали, это чтобы ты внесла свой вклад в безопасность нашего района. Защитила образ жизни, из которого уже в течение многих лет извлекаешь выгоду ты сама и все, кого ты знаешь. Мы попросили тебя об одной единственной мелочи, а ты не справилась.