Страница 39 из 111
Абсолютизируя конечную цель, Блестящезубый оставлял, за собой право решать за других. Право ошибаться за чужой счет. Но была ли она — эта цель? А может смысл жизни вне ее самой? И нет нужды платить за знание столь щедрую цену? Залезая в карман ближнего по разуму? Теперь он уходил, и потому не щадил себя. Он не знал ответов на поставленные вопросы, а только сознавал свою вину и ставшее ясным собственное незнание.
«Знаний сердце мое никогда не чуждалось. Мало тайн, мной не познанных, в мире осталось. Только знаю одно: ничего я не знаю — вот итог всех моих размышлений под старость».
Губы больного шевельнулись. Шиш наклонился ниже, однако не разобрал о чем прошептал Блестящезубый...
Пхан больше не дразнил пришельца. Он одобрительно хмыкнул, заметив попытку знахаря изгнать из Длинноногого духов болезни.
Много Знающий старался на совесть. Он прыгал через больного. Пускал на него дым тлеющих веток маральника и пихтовых шишек. Насильно втискивал в сопротивляющийся рот кашицу из корня, придающего силы. До полуночи он раскачивал перед глазами лежащего большой кристалл. Подвешенный на нити сплетенной из усов рыси, чистой воды камушек искрился в свете костра, испуская радужные лучи, заставляя цепенеть мозг...
Знахарь оставил уснувшего чужака в покое ближе к рассвету «Духи горячки сгустили кровь Блестящезубого. Пришелец не хочет бороться с плохими духами. Он уйдет утром». Старший охотник понимающе прикрыл глаза тяжелыми морщинистыми веками.
С восходом солнца Блестящезубого не стало. Шиш сообразил это, услышав всхлипывания Длинноногой.
Похоронив соплеменника, пришельцы вновь отдалились от хозяев. Чуть на возвышенностях показалась прозелень, они стали покидать стойбище на весь день, возвращаясь только на ночлег да в случае сильной грозы.
Зачастившие было шумные, необычайно ранние грозы уступили место сухому, до звонка в ушах, лету. День начинался мимолетной, как движение век, зарей. Затем солнце принималось выщелачивать небесную синеву в поисках микроскопических остатков влаги на задыхающейся от зноя земле. Слабая поросль ощущала глаз; быстро сделалась жесткой, пыльной и ломкой. В глубинах земных пластов остановились родники. Их прохладные струи терялись далеко на подступах к заголившемуся речному руслу, белая от налета соли и прокаленного ила галька которого походила на раздавленный змеиный скелет.
Здесь у обсохшей коряги Шиш всякий раз заставал Длинноногую…
Вся окрестная живность стремилась к воде. Потому в береговых зарослях ивняка, среди берёзово-осинового редколесья и колючих клубков ежевики, перетянутых жгутами хмеля, еще встречалась добыча. Старухи покрепче, женщины и ребятня спешили собрать обмелевших моллюсков и мясистых личинок, ужатых в хрусткий панцирь. Не собранное быстро прятал под собой сгущающийся от жара ил, разбавленный едкой вонючей грязью.
Длинноногую не занимали ракушки. Она сидела, провожая глазами громыхающих стрекоз. Именно такой она больше нравилась охотнику. Разумеется, он сознавал, что эта странная женщина во многом уступает его соплеменницам. И все же в ней было нечто такое, что не поддавалось обычным меркам, чего не хватало физически развитым, напористым и крикливым женщинам стойбища.
Отчужденность пришельцев сказывалась и на Длинноногой. Недаром Много Знающий как-то бросил вскользь, что чужаки стали похожи на лисят не поделивших мышь.
Минувшим днем пришелец, «украшенный» круглым, величиной с еловую шишку пятном ожога под левым глазом, громко кричал на нее. Весьма сомнительно, чтобы он поднял шум из-за еды или починки одежды, уж слишком Пятнистый нервничал, А надо отдать должное пришельцам: по части еды и нарядов они проявляли сдержанность.
При виде, охотника Пятнистый махнул рукой и зашагал прочь. Зато Длинноногую появление Шиша как будто обрадовало. Во всяком случае, он не был настолько туп, чтобы, не ощутить потаенного удовлетворения, проскользнувшего в ее, цвета молодого березового листа, глазах. Тогда он перевел взгляд ниже.
Его широко раздувающиеся ноздри смутили женщину. Она отвернулась. А когда заговорила, то в голосе ее появилась хрипота:
— Я слышала, болото начало высыхать?
Затронутая тема была мало приятной. Его возбуждение спало, уступив место беспричинному раздражению. Хотя нет. Причина имелась, но он не желал рассусоливать о столь щекотливом предмете. .
— Болото-табу! Сим запретил туда ходить.
— Разумеется, ваш мудрец Сим всегда прав. Длинноногие также верят живущему За Рекой. Только... Только и следопыт не может знать всего.
Такая настойчивость заставила его поморщиться. Уже не впервые она сбивает его с толку. Другие женщины ведут себя иначе.
Им не приходит на ум обсуждать вещи, так или иначе связанные со злыми духами. Зачем будить лихо? Да. Соплеменницам Шиша не могло прийти в голову задавать пустые вопросы. Не могло бы? Он вдруг усомнился в этом. Собственно говоря, кто знает, о чем судачат женщины, когда Поблизости нет мужчин.
И все-таки Длинноногой следует получше выбирать предмет для разговора. Глупо гоняться за дичью, которая намного быстрей и выносливей тебя. Глупо болтать о том, что находится под запретом.
Он повторил со значением:
— Пхан не велел приближаться к болоту.
— Но почему? — Она напряглась в ожидании ответа. — Чего опасаются следопыт, со старшим охотником? Что их пугает? Ведь ничего не было, если не считать нелепой гибели Ме-Ме.
Она качнулась к чему. Суставы ее длинных пальцев побелели. Они казались еще светлей на фоне мореной древесины. Любопытство собеседницы не представлялось случайным.
Кто рассказал женщине про высыхающую топь? Или ей что-то известно про болотных духов? Иначе зачем весь этот разговор? Мысль о загадочной осведомленности пришелицы возникла и тотчас рассеялась. Малоправдоподобным показалось такое предположение. Он даже упрекнул себя за излишнюю подозрительность.
— Ни Сим, ни Пхан не боятся. Следопыт осторожен. Старший охотник правильно делает, прислушиваясь к Симу. Живущий За Рекой не станет попусту говорить об опасности. Но уж если он сказал, то так оно и есть.
— Но о какой опасности говорил Сим? Неужели в трясине кто-то прячется? Но кто? Хищник? Какое-нибудь чудовище? Кто?! — Она почти кричала.
Тут любого возьмет досада. Разве промолчал бы Живущий За Рекой, зная больше того, чем сказал. Нет, большего не знал и следопыт. Он ощутил опасность кожей. Уловил по запаху. А Люди Камня всегда доверяли предчувствию старого Сима. И довольно об этом! Племени хватает других забот. Долгая засуха предвещает зимний голод. Все реже встречается зверь в пожелтевшем лесу. День ото дня все дальше уходят женщины в поисках пищи, и все чаще возвращаются с пустыми руками. Не трудно представить, как в большие морозы ввалившийся живот будет прилипать к спине, не согревая тела, как замедлится в жилах ток крови. Как, наконец, ослабеют охотники, не встречая свежего оленьего следа или берлоги со спящим, разжиревшим за лето хозяином.
Зря, зря Длинноногая затеяла пустой разговор. Что может быть никчемней обглоданной кости и беспредметной болтовни?
Узкая кисть легла на руку охотника. Пришелица ящерицей извернула шею; уколола сузившимися зрачками:
— Некогда среди Длинноногих жил большой мудрец...
— Мудрее Сима? — усомнился Шиш.
— Возможно охотник не поверит, но мудрец, о котором я рассказываю, действительно был непревзойденным мудрецом.
Ладно. Отчего не поверить. Что некогда люди были умнее теперешних, скажет любой. Послушать хотя бы следопыта, так старший Сим был способней ныне живущего, а предшественник старшего Сима превосходил теперешнего настолько, насколько человек превосходит по уму косолапого. А уж Симов предок, от — которого пошли все Симы — того и сравнить не с кем. Однако интересно: в чем выражался большой ум мудреца Длинноногих?
— Наш мудрец учил: «Плохо, если один сыт, когда другие умирают от голода».
Хм: Шиш — не мудрец, но такая истина ему понятна с детства. Однако ему известно и другое — гораздо хуже, если умрут от голода двое, вместо одного. Пока в племени имеется хотя бы один сытый и здоровый охотник, всегда остается надежда, что он добудет пищу для других. В тяжелое время последний кусок отдают сохранившему силы. Бесполезно делить маленький кусочек мяса на множество голодных ртов — никто не насытится. И никому не станет лучше от подобной дележки.