Костер для сверчка

Услыхав его рассуждения, зеленоглазая всплеснула руками. Он-де ровным счетом ничего не понял из ее слов. Человеку Камня не понять высокий смысл милосердия... Он перебил Длинноногую:

— Слабым дают много, когда мясо в избытке. Много ли мяса добывал твой мудрец?

— Ну нет! Мудрецы не занимаются охотой. Они не делают дубин и наконечников для копий. Они не лечат людей. Не... Мудрецы — есть мудрецы. Они учат других. Принося тем самым огромную пользу для всего племени...

Женщина говорила долго. Чем больше она рассказывала, тем сильнее дивился Шиш. Охота пришелице гнаться за брошенным копьем! Наверно она хочет превратиться в скворца, который принимает за собственную речь чужие звуки: пение других птиц, лисье тявканье, плач человеческого детеныша... Он уверен, что женщина наслушалась небылиц. Было время он сам ходил таким же следом, взяв на веру рассказ Треснутого Копыта. Дескать, прежние Мастера делали скребки, о которые рассекался выпущенный из пальцев волос. Позже Пхан долго смеялся над простодушным юнцом. А на следующий день он отыскал и принес хваленый скребок далекого предка — увесистый, грубый кусок речной гальки. Неряшливо оббитый с двух сторон. Так что напрасно пришелице горячится, доказывая нелепости. И правильно, если одни охотятся и кормят тех, кто способен лишь рассуждать об охоте да съедать добытое другими. Разве обучающие дележу добычи больны и не способны преследовать оленя! А может они родились уродами, если пригодны только для погони за пустыми словами? Нет мудрости в том, чтобы заставлять людей говорить и действовать одинаково. Нельзя требовать, чтобы каждый получал одинаковую, долю, натравливая тем самым больных на слабых, опытных добытчиков на молодых, охотников на старух, женщин на калек. Люди не бывают равны, как не бывает одинаковых по силе, по размерам и по норе косолапых. Нельзя из Тонкого Дерева получить Пхана, а Много Знающего — Шиша. Кто намерен сесть на два пня сразу, тот рискует разорвать себе зад...

Смотри-ка, не везет Шишу с женщинами. Вот и Длинноногая ушла в слезах, обозвав его косолапым грубияном. А ведь он пальцем не тронул ее. Даже не накричал. В отличие от Пятистого. Не-е-е-ет, с него хватит! Если женщина будет вести себя так и дальше, осенью он наведается к Поедающим Глину. Там он выберет в подруги самую упитанную из обитательниц равнины. Потом появятся на свет маленькие Шиши. А когда раздобревшая подруга попробует завести умный разговор, он что есть мочи треснет болтливую подругу по спине... Охотник с отвращением сплюнул.

Ночью воздух над поляной замерцал голубоватым светом. 3адергались, замерли и кинулись в спасительную тьму под деревья встрепанные фосфоресцирующие тени. А над стойбищем показалось и замерло невиданное светило. Коротко хрюкнул изумленный барсук, ослепнув на миг; запрыгал боком, тревожа кусты, цепляя шерстью щетинистые семянки череды...

Яркий свет проник в шалаш через щель входа — на подстилке запрыгало холодное лиловое пламя. Трепещущие язычки оживили подвядший клевер: красно-фиолетовые головки замерцали отдельным светом. А ночной огонь тронул пятки спящего...

Расщепленный Кедр открыл глаза. Насторожился. Но за краткий миг до того сияние угасло, отчего напряженный взгляд охотника встретил только густой предутренний мрак.

Первым вознегодовал Тонкое Дерево...

Промысел окончательно сделался скудным. Однако доли Пхана и знахаря остались прежними. Благо стояла осень и племя, хотя и с трудом, но наполняло желудки. Но одно дело — волокнистые вяжущие коренья или ракушки, от содержимого которых саднит во рту и совсем иное — свежее, исходящее красноватым соком мясо. А уж про печень, олений язык и мозг не приходилось и говорить — сама мысль о свежатине вызывала обильную слюну.

Днями Пхан объявил, что болотные духи, забравшие Ме-Ме, нуждаются в убоине. Иначе, мол, жди новой беды. Так сказал старший охотник. Он же отобрал для духов лакомые части.

Длинноногая фыркнула, услышав короткую речь вожака. Но тотчас съежилась под его недобрым взглядом.

Пробудившаяся у духов любовь к мясу удивила всех. Между тем увесистые вырезки исчезали где-то в зарослях маральника. Туда уходили сердце, печень и окорока оленей, нет-нет да попадающих в западню. Так исчез заколотый днями косолапый. Канул под сожалеющие взгляды охотников...

Крупный самец достался тяжело. Косолапого выследил Тонкое Дерево, когда тот, сопя и причмокивая, загребал в широкую пасть пучки малиновых стеблей. Редкая, подсохшая ягода томила зверя. Он досадовал и фыркал, а маленькие глазки его наливались злобой.

Под градом ударов зверь вначале застонал. Затем кинулся напролом. Хрустнули рогатины. Лишившись упора, Тонкое Дерево пал на корточки — прямо под занесенную лапу. Положение спас Расщепленный Кедр. Послышалось надсадное хеканье — шишковатая дубина несколько раз опустилась на скошенный черёп хищника.

Теперь юноша досадовал больше всех. Попутно страдая от боли в подсыхающих царапинах. Его можно было понять. Он уступал в силе многим, но отличался проворством и умением бесшумно подкрадываться к добыче. И что ж! Как и все прочие он остался ни с чем. Единственное, что ему выпало на долю — это шипеть сквозь зубы от разочарования.

Если поразмыслить, Люди Камня не сомневались в пристрастии зловредных духов к вкусной пище. Оставленная без присмотра оленья туша, как правило, исчезала. К рассвету от нее оставались кости, клочья шкуры да круглые отпечатки волчьих и лисьих лап, в окружении частых пунктиров вороньих следов. Однако разборчивость в еде болотных духов смущала. Почему бы им не довольствоваться чем-нибудь попроще. Сами люди, бывает, не брезгуют остатками сухожилий на костях. Порой попадают в желудок лоскуты старой кожи. В стойбищах по другую сторону болота, случается, едят... глину. Недаром обитателей равнины называют Поедающими Глину... А тут!..

В опустевшую на лето пещеру Длинноногая зашла со связкой провялившихся грибов. Едва отошли бессильные с воли глаза, как она вздрогнула от неожиданности, — в пещере находился человек.

Тонкое Дерево, увлеченный каким-то кропотливым занятием, не сразу заметил вошедшую. Юноша рисовал. Прикусив кончик языка, он тер по стене попеременно охрой, древесным углем и кусочками голубой глины. Сухая краска осыпала художника желтой, коричневой, черной и голубой пудрой. Он шмыгал носом. Потешно мотал головой. По-собачьи стряхивая набегающий пот. Но не останавливался. Следом за движениями пальцев на шершавом камне рождалась картина. Несуразное животное, отдаленно похожее на человека, несло ветвистые рога на покатом лбу. Большой _ «рогатик»; казалось, затаив дыхание, следил за группой маленьких человечков. Линии картины получались поразительно живыми. Тощие, чуть намеченные углем человечки размахивали черточками, должными означать копья, загоняя стадо проворных оленей. Фигурки животных только выигрывали от непроработанности деталей. Они зачаровывали взгляд. Парили в прыжке, будто рвались за пределы каменной плоскости.

Глубокое дыхание женщины вспугнуло юношу. Он обернулся, продолжая держать охристый обломок.

— Красиво! — вошедшая попыталась успокоить художника. — Только... не совсем понятно. Тонкое Дерево показывает духам, чтобы они помогли в охоте на оленей, так?

Юноша презрительно оттопырил губу:

— Тонкое Дерево — не ребенок. Нарисованный зверь не может стать добычей. Напрасно женщина думает, что духа оленя можно обмануть, пачкая стену глиной.

Оторопь взяла Длинноногую. Она глубокомысленно разглядывала картину; даже потрогала длинным пальцем раскрашенный участок.

— Зачем же молодой охотник «пачкает» камень? Что означает животное с рогами на голове?

Юноша прыснул:

— Это Пхан!

— Почему Пхан?! Причем здесь рога? Эта нелепая одежда?.. Художник вошел во вкус:

— Рога у Пхана оттого, что старший охотник считает себя выше всех, сильнее всех и умнее всех, подобно оленьему самцу по весне. А то, что Длинноногая приняла за одежду — шкура Пхана. Ставшего толстым, как сурок от съеденного мяса. Лучшего мяса, которое знахарь и старший охотник таскают для себя, но вовсе не для духов, — закончил Тонкое Дерево с горечью.