Костер для сверчка

В общем-то Ростислав ничего не имел против густобрового Галкина. Что Ростиславу Гекуб и что Гекубе Ростислав? Он желал Светлане только добра. Пускай этим добром будет Галкин, Пархомцев ничуть не возражал. Однако появление бровастого гостя именно сейчас было излишним: он вошел в момент когда хозяин дома осматривал вновь обретенный нож.

Пархомцев спрятал нож за спину. Спохватился: мятая в пятнах крови рубашка висела на спинке стула. Убирать ее был поздно. Оставалось прикрыть стул и висевшую на нем рубаху своим телом. Что Ростислав не замедлил сделать.

Галкин, набычившись, встал у порога:

— Вот... зашел... поговорить. Томатного цвета губы едва двигались.

— Уехал бы ты! Я... Мы... Ну чего тебе тут? — Гость поймал воздух хрящеватым носом, нырнул правой рукой в карман.

Хозяин напрягся. Обмяк, увидев, как Галкин достал сигарету а потом сжал меж пальцев. Тонкая бумага лопнула и золотистая табачная пыль опустилась на пол.

А Галкин запыхтел по новой:

— Вот... Значит мы...

Хриплые звуки его голоса раздражали барабанную перепонку, больно отдавались в голоде. «Ну что он мычит, будто жевку сосет?» — поморщился Пархомцев. До того сделалось гадко, будто слизью обволакивало.

Удавиться бы! Заползти в темный угол и повеситься. Какого рожна им надо? Чего лезут... со своими проблемами? С нелепыми претензиями? Кому я мешаю?

Что-то нехорошее проступило на лице хозяина дома. Иначе отчего Галкин завяз на полуслове, оторопел, установившись в одну точку? Он увидел нож! О котором Пархомцев совсем забыл и теперь держал перед собой.

По сияющему клинку бегали голубые блики; металлический отсвет падал на лицо Ростислава.

Светланин ухажер попятился. Уткнулся спиной в дверь. Из-под стола выметнулся Кешка. Красными от ярости глазами пес окинул людей, потом насел на отступающего Галкина. Незадачливого посетителя защитила хлопнувшая перед собачьим носом дверь...

Снова зарычал Кешка. Теперь он рычал на Валерика, влетевшего как всегда без стука. Было за новым приятелем такое: появлялся без предупреждения, начинал разговор с полуслова, ходил вприпрыжку, будто с шилом в заду. Вот и в этот раз — тотчас же забегал, зажестикулировал. Заиграл всеми мышцами разом. Кешка даже увял от такого напора, вернулся в безопасное место.

— Вот те бимс! Никак мордедутие было? То-то Галкин отсюда понесся... Лично мне эта птица... бара-бир. Но если он к тебе что-нибудь имеет... Только намекни. — Хохотнул. Поймал зрачками предплечье Ростислава.

— Ого! Рана-то тю-тю! С возрастающим удивлением оглядел собаку. Картина получилась забавной: в полутьме под столом оскалившийся пес, а напротив — Валерик с приоткрытым ртом.

— Слушай... Я твоего кобеля знаю. Он же...

Врать не хотелось. Ростислав помялся и начал...

Рассказ получился долгим.

Приятель слушал, стараясь не дышать. А рассказчик будто заново переживал случившееся. Пожалуй в ходе повествования он волновался больше и ощущал все острое, чем сразу после ранения.

Он рассказал, как намочил и осторожно снял повязку. Влажный бинт открыл почти не тронутый кожный покров, на котором замечался припухший розовый рубец: Но и тот на глазах бледнел, рассасывался, делался уже. Все происходило точь-в-точь как тогда — на лыжной прогулке. Кожа по соседству с рубцом, казалось, существовала вне зависимости от остального тела; едва приметное движение ее верхнего слоя продолжалось до полного исчезновения розового пятна. Ростислав завороженно следил за чудом, сжимая в пальцах грязный комочек бинта...

Узнав секрет Пархомцева, Валерик замаялся вконец. Принялся строить лихие планы, без стеснения отводя в них себе главные роли. Он фантазировал. Накручивал сказочную карусель хлопотливо окрашивая каждую деталь. В своих прожектах он завирался до степеней изумительных и порой так увлекался, что сам приходил в испуг. За его причудами, грандиозными и наивными, отходила душа хозяина дома.

Однако судьба по-прежнему испытывала бывшего учителя.

... В пустоте комнаты на углу столешницы белело письмо. Ростислав вскрыл конверт и пробежал глазами текст, Неровные строки сползали наискось тетрадного листа; «Здравствуй пока Пархомцев. Двое уже на том свете. Очередь за тобой, жди в юне али укатывай, выродок предателя. Знаешь поди про деда?»

Автор письма по умыслу или по малограмотности избегал запятых. Читая, Ростислав подставил их мысленно, стремясь вникнуть в текст. На обратной стороне листа имелось решение какой-то алгебраической задачи. Очевидно пишущий использовал страницу из первой попавшейся тетради, что не один год провалялась где-нибудь в сарае или на потолке. Бумага была желтой и пыльной, а фиолетовый текст на изнанке листа порядком выцвел. На конверте не имелось подписи и обратного адреса.

Адресат предположил, что «в юне» — означает в июне месяце. Большего из письма нельзя было выжать.

Дикое послание укладывалось в ряд нелепых событий, свалившихся на Пархомцева в последние недели. Письмо являлось вполне логичным шагом для того, кому приезжий, сам того не ведая, крепко насолил. Смущало иное — несоответствие между текстом письма и полученной ранее телеграммой. Имелся ли смысл куда-то заманивать человека, чтобы позже прикладывать столько усилий, дабы выпроводить его обратно? А какая роль в преследовании Ростислава отводилась дядиному ножу? Чего же хотел злоумышленник?

Ледяной холод поднялся от ног к сердцу. Словно судорогой свело скулы. Стоп! А смерть отца! И то первое письме! Выходит, не простые угрозы, а обвинение в предательстве деда убило отца? Обвинение ничем не подтвержденное. Но не-е-ет... В том послании имелось что-то еще. Похоже отец получил весомую улику против деда — тот небольшой серый клочок бумаги. Неужели дед Ростислава выдал манохинцев милиции? Но зачем? Зачем он направил партизан в лапы этого... как его? ага! прапорщика Посельского? Но ведь, предупредив Посельского об отряде, дед становился самоубийцей. Прапорщик не мог бы открыть секрет предателя другим милиционерам. Посельский был бы круглым идиотом, если бы доверился кому-нибудь. «Есть тайна двух, но тайны нет у трех, и всем известна тайна четверых». А будучи не в курсе грязных дел начальника, подчиненные в ночной неразберихе вполне могли ухлопать и осведомителя. При таком раскладе выходило, что погубил партизан не дед. И был ли вообще предатель? Отряд Манохина мог стать жертвой одной из бесчисленных случайностей, подстерегающих любого из нас на этом свете.

Нет, нужно во чтобы то ни стало найти автора писем. Ростислав обязан сделать все возможное и невозможное, но оправдать деда...

Узнав про письмо, Валерик хихикнул:

— Муть! Это не Галкина работа.

Он оставался в неведении относительно второй части послания. Ростислав опасался, что приятель по причине своего легкомыслия может поверить обвинениям, содержащимся в письме. Поверили же другие. Иначе откуда среди односельчан появилась неприязнь к Пархомцевым? Неприязнь, внешне ничем не выражаемая, но растущая как растет раковая опухоль, медленно и неотвратимо. Нет уже и в помине причин, обусловивших начало страшной болезни, и сам заболевший живет прежней — дораковой жизнью, а где-то в печени или пищеводе скрытно множится, плотоядно членится взбесившаяся клетка. И вскоре окружающие начинают примечать на лице пораженного печать смертельного недуга.

— Пантелю до автографов ни в жисть не додуматься, — продолжал Валерик, поводя выпученными глазами. — Ты чо, Пантелю трусишь? Правильно, Пашка Галкин — жук еще то-о-от! Он же с приходами, Пантеля-то, — говоривший повертел пальцем у виска. — Кого хошь спроси, чокнутый он...

Успокоил:

— Плюнь! Слюной. В случае чего я Пашку вмиг достану.

Заегозил. Сделался вкрадчивым Валерик:

— Да забудь ты про дурацкое письмо. Мало ли на свете дураков. Мне вон тоже писали...

Он разумеется соврал. Но ложь его была во спасение.

Я што хотел сказать? А-а-а! Давай рискнем... Ну... насчет исцеления.