Страница 4 из 64
Мыслью о деньгах одержим и хромой Силверио. Кажется, будто эта мрачная, отталкивающая фигура сошла со страниц Камило Хосе Селы — так напоминает она его персонажей, чьи души порой являют читателям алчную злобную пустоту.
Пафос социального обличения — вот новое качество, появившееся в произведениях каталонских писателей послевоенного поколения и сближающее их творчество с творчеством тремендистов, а также испанских писателей 50-х годов — создателей «объективной прозы».
Хромой Силверио ковыляет по улицам, которым вскоре суждено стать дном водохранилища. Тема затопленного поселка характерна для наших дней. Испанскому читателю она знакома по роману писателя 50-х годов X. Лопеса Пачеко «Гидроцентраль». Затопленный поселок — символ уходящей жизни, символ прошлого, отступающего под натиском прогресса. XX век — век перемен, захвативших и отсталую, аграрную Испанию. В 60-е годы по ней волной прокатился экономический и политический бум. Чтобы хоть как-то поправить хозяйство страны, пришедшее в упадок, правительство Франко отказалось от политики изоляции Испании и открыло в нее доступ туристам. Америка и Европа с любопытством взирали на памятники испанской старины. Тема туризма блестяще отражена в рассказе Камило Хосе Селы «Типикал испаниш кувшин», переведенном на русский язык. Торговля экзотикой приносила сравнительно легкий доход, и в 60-е годы страна сильно изменилась.
Теперь на ней лежала печать пусть поверхностного, но все же процветания.
Однако далеко не все с восторгом встретили перестройку жизни «а-ля европейские соседи». Особенно болезненно воспринимались новшества в тех уголках Испании, где люди жили своим замкнутым и обособленным миром. Именно таким уголком был островок Мальорка, историю которого излагает один из крупнейших писателей Каталонии Льоренс Вильялонга в рассказе «Спичка». Забытый богом и властями остров испокон века жил своими законами, установленными в борьбе с суровой природой. Неприступные скалы, зеленые пастбища на склонах, гордые, мужественные люди — такой видит Вилья-лонга родную Мальорку, такой она особенно дорога его сердцу. Но вот пришли 60-е годы с их крикливым дешевым прогрессом, и стало очевидно, что старая Мальорка обречена. Ностальгия по прошлому лейтмотивом зазвучала в творчестве Льоренса Вильялонги. И особенно в самом значительном его произведении — романе «Беарн», написанном в 1961 году. В известном смысле он предвосхищает «Сто лет одиночества» Гарсиа Маркеса: родовое имение Беарн — «место жительства» многих персонажей Вильялонги, откуда они «отправляются» в другие рассказы. Встречаемся мы с ними и в рассказе «Спичка», основная идея которого — невозможность вернуться к своим корням, вновь обрести «утраченное время» (Вильялонга, несколько лет проживший во Франции, испытал влияние Пруста). Романтический порыв главного героя гаснет, подобно беспомощному огоньку спички, не выдержав трезвых доводов жены.
Боль за судьбу острова, расстающегося с драгоценными вековыми традициями ради дешевой мишуры легкой современной жизни, — тема общая для многих мальоркских писателей, в том числе и для Балтазара Порсела. Его рассказ «Генета» — реквием по прошлому. Перед нами встают с большой любовью описанные пейзажи Мальорки: «Здесь начиналось подножие холма, густо поросшее подлеском и кустарником: маслины, ладанник, боярышник, дрок, крушина… Тишина прерывалась лишь криком совы, треском сверчков и какими-то неясными звуками, отголосками таинственной жизни леса… луна окрашивала мертвенно-голубым цветом высокую ниву, и кроны миндаля высились огромными, нежных и переливчатых очертаний башнями». «Перед этим сонмом уходящих» писатель призывает нас остановиться, чтобы бросить прощальный взгляд на чарующую, но такую хрупкую и недолговечную красоту.
Экологическая тема — одна из самых насущных в литературе нашего времени, когда развитие техники сделало человека антагонистом природы. Задумываются над этой темой и каталонские писатели. Рассказ «Здание» Жозепа Албанеля можно было бы назвать современной утопией. Но только движет писателем не желание построить свою модель идеального общества, а страх за будущее нашей планеты. А вдруг неуемная активность людей превратит Землю в огромное Здание, где они будут прятаться от плодов труда своего? — казалось, спрашивает Жозеп Албанель.
Новая тематика, появившаяся в литературе Каталонии, да и всей Испании, — результат больших перемен, пережитых страной в период экономического подъема, когда в быт людей все настойчивее входила техника. Символом тех лет может послужить, пожалуй, автомобиль «Сеат-600», который испанцы в шутку называли «пупком»: такие крошечные малолитражки имелись у всех и каждого. 60-е годы — годы засилья электробытовых приборов. Эти верные слуги человека поначалу были встречены с восторгом, но постепенно люди попали в полную зависимость от них. Совершенно беспомощным чувствует себя писатель из рассказа Кима Монсо «Ох, уж эта техника». Ни поесть, ни согреться, ни напечатать строчки, если взбунтовавшиеся вещи не повинуются тебе. Мир сократился до размеров коробки телевизора, жизнь сделалась вялой, как полузадушенный зноем плющ на стене. Богатство форм и красок — «розовые голуби, и черные петухи, и золотистые вороны… и плющ всех цветов и оттенков» — стало недоступно людям, оно лишь крадучись приходит ночью во сне и покидает дома с рассветом. Рассказ Монсо «Уф!» — сказал он» любопытен не только своей трактовкой современного быта. В некоторой степени это «антирассказ», так как он лишен внутренней динамики, обычно присущей малому жанру. Но абсолютная статичность, отсутствие какого бы то ни было действия, здесь скорее не литературный эксперимент, а знамение времени, подмеченное писателем. Жизнь многих людей в современном испанском обществе, хоть и окружена всеми необходимыми атрибутами (сон, еда, общение), на самом деле больше напоминает сгнивший орех, где под жесткой скорлупкой — пустота. Сытость и довольство могут быть не менее пагубны, чем голод и нищета. Ничего не хочется — все есть, никуда не надо идти — в кресле так удобно, незачем смотреть вокруг — телевизор сам все покажет. Ничего, никуда, незачем… Поэтому и герои Монсо такие безликие, никакие.
И страшны они не столько своей безликостью, сколько своей типичностью. Кажется, заглянешь в соседнее окно, а там еще одна такая пара, а в соседнем — еще… Точно паралич охватил общество, ничего не ждущее, всем довольное. Это тупое оцепенение не началось само собой, над тем, чтобы вызвать его, немало потрудился в свое время режим Франко. Мы говорим: умер диктатор — и страна обновилась… Но души людей не обновишь за один день; трудно сохранить независимость и активность мышления в стране, где долгие годы любая самостоятельность мысли считалась опасной ересью, трудно не впасть в тупое довольство, когда сам каудильо заботится о процветании нации, словно говоря: «Вы были голодны — я накормил вас, я осчастливил вас последними благами цивилизации, чего же вам еще?» Велика инерция покоя, она может сковать руки крепче любых кандалов. Поэтому и сейчас, когда после смерти диктатора прошло больше десяти лет, писатели с тревогой думают о судьбе испанского общества. Тревога эта звучит в рассказе Микела Риеры «Думать воспрещается», ибо ростки безмысленного общества будущего ясно различимы уже сегодня. Не дать им окрепнуть, не дать безразличию завладеть людьми — задача художника.
XX век — время ответственное, оно ставит перед нами множество вопросов, уйти от разрешения которых невозможно. Это — век противоречий и контрастов, когда лохмотья нищеты еще печальнее выглядят на фоне роскоши и богатства, когда люди страдают от одиночества в огромных перенаселенных городах. Это — век стремительного движения вперед, в котором мы не только обретаем, но и теряем. Очень сложным стал наш мир в XX веке, и творчество писателя — зеркало, отражающее этот мир под тем или иным углом. Пожалуй, зрелость любой литературы во многом зависит от чуткости к проблемам своего общества и всего человечества. Литература Каталонии эту чуткость обрела. Серьезные вопросы стоят перед ее писателями, и не на все пока найден ответ. Но ведь задать вопрос — уже немало. И хотя, как говорит литературовед Алек Брок, «пока еще трудно с определенностью утверждать, по какому пути пойдет развитие каталонской литературы», важно, что этот путь перед ней открыт, и нет такой силы, которая бы остановила ее движение вперед.