Исток

Процедура приёма послов превращалась для императора Михаила в настоящую пытку.

Михаил с трудом выносил неимоверную тяжесть придворного церемониала и этикета, не всегда ему хватало сил не только душевных, но и физических — ведь на василевса надевали столько дорогих златотканых одежд, столько инсигний и украшений, что тонкий юношеский стан Михаила с немалым трудом сохранял вертикальное положение. Тяжесть золота и драгоценностей клонила Михаила к земле, и если бы не помощь специально обученных придворных, поддерживавших священную особу императора под обе руки на всём пути к золочёному трону, Михаил, пожалуй, был бы не в состоянии сделать и двух шагов.

Сопровождаемый вестиаритами и рослыми гвардейцами, император Михаил важно уселся на Золотом Троне. Рядом с ним, почтительно склонив массивную голову, стал кесарь Варда, чуть поодаль — толмачи и секретари, высокородная придворная свита и всякая прислуга.

Когда всё было готово к приёму посольств, с потолка Хрисотриклиния опустился тяжёлый золотой занавес, отделивший императора и его приближённых от всего зала.

Через некоторое время на той стороне, за занавесом, послышался нестройный шум, чьи-то шаги, лязг оружия, шорохи и покашливание, — сопровождаемые грозной стражей, в зал на цыпочках входили иноземные послы.

По знаку этериарха Андрея заиграл орган, запели механические золотые соловьи на золотых ветках деревьев, окружавших императорский трон, медленно поплыл вверх золотой занавес.

То ли ослеплённые блеском драгоценностей, явившихся их взорам, то ли старательно исполняя строгий наказ этериарха, послы дружно повалились на мозаичный пол.

Оглядев с высоты трона склонённые спины посланников и не увидев среди них представителей багдадского халифа, Михаил вопросительно посмотрел на кесаря Варду.

Кесарь отвёл взгляд в сторону, и император был вынужден шёпотом спросить:

   — Где послы Мутаваккиля?

Кесарь замялся, пробормотал нечто невразумительное, и тогда Михаил шёпотом приказал этериарху, чтобы дворцовые служители вновь спустили с потолка золотой занавес.

Такой ход не был предусмотрен никаким ритуалом, этериарх растерялся, не сразу сообразил, кому что делать. Громыхая подкованными сапогами, этериарх убежал, вдруг невпопад запели золотые птицы, заиграла музыка, и только после некоторой паузы рывками стал опускаться тяжёлый занавес.

Придворные в страхе застыли.

   — В чём дело?! — разгневанно спросил Михаил.

   — Ва-ва-ва-ше величество... — испуганно пролепетал кесарь, грузно опускаясь на пол. — Они имели намерение оскорбить ваше величество, и я не решился допустить их к аудиенции...

   — Каким образом они намеревались меня оскорбить?

   — Посол осмелился явиться не в парадных одеждах, а в чёрном платье, в мусульманской чалме, которую он не пожелал снять, а также с мечом и огромным ножом, с которыми он не захотел расстаться.

   — Где посол?

   — Ушёл, — развёл руками Варда.

   — Догнать, принести извинения и немедленно проводить сюда! — вне себя от гнева, прошептал Михаил.

Кесарь ползком направился к выходу из Хрисотриклиния, только у дальней двери осмелился подняться... на четвереньки и таким образом удалился.

«Жалкий червяк! Каков идиот! — подумал Михаил. — Какой прекрасный повод он мог дать халифату для ожесточения военных действии, для предъявления самых немыслимых требований!.. И это — накануне тщательно скрываемого похода армии под предводительством самого императора в Малую Азию...»

Прошло не менее получаса, прежде чем кесарь вернулся и, запыхавшись, доложил, что посол Наср-ибн-ал-Азхар-аш-Шин возвращён в Хрисотриклиний и что в настоящую минуту его спутники выкладывают перед золотым занавесом подарки халифа Мутаваккиля — тысячу пузырьков с мускусом, нарядные шёлковые одежды, большое количество шафрана и драгоценности.

Смилостившись, Михаил сквозь зубы позволил кесарю остаться для проведения торжественной церемонии приёма иноземных послов. Ещё одно отступление от церемониала грозило обернуться дипломатическим конфликтом, ведь кто-то из послов мог счесть нарушение ритуала нарочитым и оскорбительным для своего монарха.

Был дан знак служителям, и вновь загудел орган, запели на золотых ветках золотые птицы, пошёл вверх золотой занавес, представляя взорам не на шутку переполошившихся послов священную особу императора Михаила.

Начался дипломатический приём.

Несколько дней подряд Вардван безуспешно бродил по кварталам, примыкавшим к бухте Золотой Рог. Здесь жили люди, чей достаток и само существование зависели от моря, — корабелы и портовые грузчики, плотники и проститутки, толмачи и коммеркиарии, иноземные купцы из Венеции и Пизы, а также специальные чиновники-лигатарии, следившие за чужеземными купцами...

По всем кабакам и причалам бродил Вардван, уговаривая судовладельцев и капитанов отправиться в Херсонес, но охотников не находил.

Все знали, что весьма скоро предстоит выгодное дело — переправа императорской армии через Босфор, — и надеялись хорошо заработать, не удаляясь от столицы.

И тогда Вардван решил сам купить небольшое судёнышко, нанять команду отчаянных мореходов и с ними отправиться в путь.

Хозяева хеландий, прослышав о том, что богатому клиенту судно требуется спешно, заламывали немыслимые цены — от трёх до пяти литр золота, пока наконец Вардвану не посчастливилось приобрести потрёпанную хеландию всего лишь за сто пятьдесят номисм.

Оставалось нанять опытного судоводителя, но и здесь интересы Вардвана вошли в противоречие с действиями Ромейской империи. Император направил огромную армаду боевых кораблей против арабских пиратов, захвативших Крит, и перед этим походом среди моряков была проведена почти повальная мобилизация.

С превеликими трудами в одном из прибрежных кабаков Вардвану удалось отыскать одного изрядно подвыпившего гав клира, готового немедленно за бочонок вина отправиться хоть за тридевять земель, хоть в самую отдалённую провинцию.

В том же кабаке сам навклир подобрал команду, и Вардван без промедления направился к начальнику порта за разрешением на выход в море.

Войдя в просторный кабинет важного чиновника, Вардван униженно поклонился и заискивающим голосом едва слышно вымолвил:

   — Ваше превосходительство, я желал бы зарегистрировать на своё имя купленную мной хеландию и исхлопотать разрешение на выход в море.

Вместе с устным прошением Вардван выложил на стол чиновника несколько документов, подтверждавших правомочность и законность совершенной купли, а также небольшой, но увесистый замшевый мешочек с золотыми монетами.

   — И что это тебе, лекарю, вздумалось покупать хеландию, отправляться на край света? — с добродушной усмешкой полюбопытствовал начальник порта, небрежно убирая мешочек со стола.

   — Обстоятельства вынуждают меня спешно выехать в столицу фемы Климатов, Херсонес, дабы там, в монастыре святого Климента обрести некое чудодейственное снадобье, которое одно только способно исцелить от тяжкого недуга моего пациента... Все расходы взял на себя пациент, имя которого я не смею даже вымолвить, однако поверьте, это весьма могущественная персона, и если мне удастся облегчить его страдания, мне выйдет за это такая награда...

   — Ладно, можешь дальше ничего не говорить, — согласился начальник порта и повелел скрюченному писцу надлежащим образом оформить необходимые документы.

Каждому гребцу своей хеландии Вардван ежедневно давал по фунту солёного мяса, по кружке вина и по целой миске бобов, так что протрезвевшие забулдыги гребли с утра до ночи, не жалея сил и проклиная на все лады своего хозяина.

При попутном ветре хеландия ходко прошла под парусом вдоль болгарского берега, миновала Дунайское гирло и попала в полосу абсолютного штиля.