Солдат

Для меня это было тем большей неожиданностью, что в тот момент я временно не работал в управлении военного планирования. Вместе со своим сослуживцем полковником (позднее генерал-лейтенантом) Ральфом Хюб-нером я отбыл на краткосрочные курсы в Форт-Бениинг, питая большие надежды на уход со штабной работы и возвращение в войска. Я искренне надеялся, что после недельной подготовки в пехотной школе мне дадут полк.

В Форт-Беннинг мы прибыли в полдень того самого вое-кресенья 7 декабря и ждали сигнала к обеду, как вдруг кто-то —я сейчас не помню его фамилии, но легко узнал бы в лицо — сообщил, что Пёрл-Харбор подвергся бомбардировке. Конечно, теперь нам было не до занятий. Началась война; и мы были втянуты в нее. Помню, как я был рад, что меня уже предназначали для службы в войсках. Наконец-то я смогу стереть пятно в своем послужном списке, вернее, заполнить ту графу, в которой раньше стояло: «Служба в действующей армии — не служил». Из-за нее я всегда ощущал неловкость в присутствии ветеранов первой мировой войны.

Однако счастливый день еще не настал. После полудня я был вызван по телефону в Вашингтон.

Потекли дни напряженной работы, которая, правда, по-прежнему оставалась бумажной. Благодаря моему личному знакомству с генералом Маршаллом, который занимал тогда пост начальника генерального штаба, на меня была возложена дополнительная обязанность составления ежедневной сводки боевых действий за последние сутки, карт и схем. Чтобы подготовить ее, я вставал в пять часов утра, приходил в отдел в шесть, просматривал все донесения, полученные ночью со всех уголков мира, и в нескольких абзацах обобщал наиболее важ-ные сведения. В восемь часов утра экземпляры этой сводки должны были лежать на столах у президента Рузвельта, Стимсона10 и генерала Маршалла. После этого я приступал к своим непосредственным обязанностям’, за которыми засиживался обычно до десяти — одиннадцати часов вечера. Такая работа отняла у меня немало сил.

Во время службы в управлении военного планирования я испробовал все возможности уйти из отдела в войска. Незадолго до событий в Перл-Харборе начальник управления пехоты вызвал меня к себе. Он предложил мне командовать полком, находившимся на Филиппинах.

Я быстро обдумал предложение. Филиппинские скауты — прекрасные, хорошо обученные солдаты, и для меня было бы великим счастьем получить такой- полк. Но на Филиппинах формируются из новобранцев новые полки, и я подозревал, что мне придется командовать одним из таких полков. Поэтому я поблагодарил за предложение и отказался. Я всегда буду благодарен провидению, что поступил именно так. Если бы я принял предложение, я бы почти наверняка был убит или захвачен в плен на Батаане или Коррегидоре. И мне всегда казалось, что только по воле всевышнего я предпочел переждать.

Однако мое нетерпение возрастало. Генерал Маршалл хорошо знал о моем желании стать строевым командиром и обещал мне свое содействие. Каждый день я заходил к начальнику "секретариата генерала Маршалла Беделлу Смиту справляться, нет ли чего-нибудь нового для меня. Беделл сочувствовал мне, но не так уж интересовался мною, потому что и сам мечтал покончить со штабной работой и уйти на фронт.

Однажды, когда я, просунув голову в кабинет Бе-делла, спросил: «Новости есть?»,— он кивнул головой.

— Сегодня утром,—сказал он,—генерал Маршалл заявил мне буквально следующее: «Передайте Риджуэю, что мне надоело видеть, как он слоняется около моего кабинета. Если у меня что-нибудь будет, я сообщу».

Это значительно охладило мой пыл, и, удрученный, я нехотя возвратился к своим бумагам. Наконец, во второй половине января меня вызвали к генералу Маршаллу. Он сообщил мне, что воссоздается 82-я дивизия, прославившаяся в годы первой мировой войны. Ее командиром назначается генерал Брэдли. Мне же предлагается должность его заместителя. Эта новость окрылила меня. Предстояли бои. Меня ждала первая большая звезда и звание бригадного генерала, пусть даже временное12. Впереди было все то, о чем я мечтал с тех пор, когда еще на мексиканской границе впервые несмело предстал перед строем своей первой роты.

Через два часа я помчался в Кэмп-Клейборн, где создавалось ядро 82-й дивизии. Прослужив в армии двадцать пять лет, я, наконец, отправился на фронт.

ГЛАВА 4

«ПОРОЖДЕНИЯ 82-й ДИВИЗИИ

82-я дивизия была одним из самых замечательных боевых соединений периода первой мировой войны. Она пробыла на передовой линии дольше, чем какая-либо другая американская дивизия. Сражения, в которых она принимала участие, носят названия, занесенные в книгу военной истории,— Лоррен, Сен-Мийель и Мез-Аргонн. Одним из офицеров этой дивизии был майор Джонатан Уэйнрайт, награжденный впоследствии Почетным орденом конгресса за оборону Коррегидора, а самым знаменитым ее героем был стрелок из штата Теннесси сержант Эльвин йорк, чей подвиг не имеет равных в истории современных войн. Он один отразил натиск целого немецкого батальона.

Это была великолепная дивизия, но в феврале 1942 года, когда генерал Брэдли и я прибыли в Кэмп-Клейборн, штат Луизиана, она представляла собою не более чем название, легенду, уходившую в прошлое. Она была расформирована в 1918 году и с тех пор фактически не существовала. Теперь, когда немцы опять вступили на дорогу войны, нам предстояло воссоздать дивизию на основе кадрового ядра, составленного из представителей лучших частей регулярной армии.

Вначале мы располагали йишь этой группой и славной историей старой 82-й дивизии. Генерал Брэдли и я считали, что каждый новобранец должен проникнуться гордым духом 82-й дивизии, поверить в неувядаемость славы, переходящей из поколения в поколение. Каждый из них должен стремиться к тому, чтобы великие дела отцов были повторены сыновьями.

Поэтому прежде всего мы пригласили прославленного солдата Йорка, жившего в штате Теннесси, чтобы он рас-

сказал личному составу дивизии о сражений, в котором он один, вооруженный винтовкой и пистолетом, убил 20 немцев, 132 взял в плен, вывел из строя 35 пулеметов, покончив таким образом с батальоном, сосредоточившимся для наступления Старый солдат прекрасно справился со своим рассказом. Этот спокойный, простой, скромный человек произнес правдивую речь, которая произвела на присутствующих сильное впечатление.

Его посещение мы обставили с большой пышностью^ Был выстроен почетный караул, играл оркестр, состоялся парад. Солдаты в большинстве своем были настолько молоды, что вряд ли знали, с какой ноги следует начинать ходьбу после команды «шагом марш». Но через несколько дней усиленной муштры под командой бывалых сержантов они уже маршировали с лихостью старых ветеранов.

В память об этом визите осталась прекрасная мелодия, ставшая позднее боевым гимном 82-й дивизии. У нас не было оркестра, но за три дня до прибытия сержанта я набрал около пятидесяти человек, имеющих некоторый опыт игры на музыкальных инструментах. Я приказал капельмейстеру подобрать два-три простых марша и исполнить их мне, чтобы я выбрал один из них для репетиций. Он так и сделал. Один из маршей, под названием «Американский солдат», мне особенно понравился. Его с успехом исполнили на параде. Замечательная мелодия этого марша всегда повергает меня в глубокое волнение.

Я уверен, что посещение сержантом Йорком дивизии в значительной степени способствовало рождению того боевого духа, который позднее стал отличительным признаком всего личного состава воздушнодесантных войск. Йорк вызвал в умах фермеров и клерков — всех этих юнцов, представлявших различные слои американского населения,— убеждение, что солдат с высоким боевым духом, хорошо обученный и отлично вооруженный, может выйти из любого наложения. Парашютист верит не только в себя, но и в своих товарищей и всегда полон решимости при любых обстоятельствах оказаться не менее храбрым и -мужественным, чем его товарищи.

Суровая программа физической подготовки, которую 13 проходили наши солдаты, также имела большое значение для поднятия их боевого духа. Хотя ни генерал Брэдли, ни я никогда не были в боях, мы оба знали, что только солдаты с тренировкой первоклассных боксеров смогут выдержать напряжение боя и побороть усталость,' вызываемую длительными маршами, недостаточным отдыхом и огромной тратой сил в бою. Многие бок были проиграны главным образом из-за того, что слабые физически солдаты быстро выдыхались, и когда дело доходило до последней атаки, они оказывались слишком усталыми, чтобы идти в.бой. В первые дни войны в Корее было много примеров такою трагического истощения сил, когда расположенные на передовых позициях войска, полусонные пт крайней усталости, истреблялись противником в своих же окопах.