Страница 105 из 125
— Казна не имеет к этим вещам никакого отношения.
— Это все? — сухо спросил губернатор.
— Вы же знаете, что нет, — улыбнулся гость, — теперь я попросил бы вас отдать приказание об освобождении капитана Реомюра.
— Вы смеетесь надо мной!
— Вы вынуждаете меня к этому.
— Если вы думаете, что можете позволить себе… — Фортескью задыхался от ярости.
— Господа, господа, — все еще надеялся погасить конфликт лорд Ленгли.
— Этому пора положить конец. Эй, кто там, лейтенант!
В комнату вбежал дежурный офицер.
— Зря вы сюда впутываете лишних людей, потому что чем большее число их будет знать об этом разговоре, тем большее число будет смеяться над вами.
— Что-о!
Губернатор собирался что-то скомандовать, но не успел, потому что почувствовал холод стали у своего кадыка.
— Вы что-то хотели сказать? — вежливо спросил капитан Фаренгейт.
Уэсли вытащил из-за пояса пистолет и взвел курок.
Губернатор промычал что-то нечленораздельное.
— Эх, господа… — разочарованно протянул лорд Ленгли.
Дежурный лейтенант наблюдал за происходящим скорее удивленно, чем растерянно.
— Извините нас, — обратился к нему капитан, — но мы не можем уйти отсюда без мистера Реомюра. Пойдите и приведите его сюда.
Лейтенант замешкался.
— Вам необходимо указание этого джентльмена? — спросил капитан.
Дежурный офицер кивнул. Бывший губернатор нажал острием шпаги на кадык губернатора действующего, в результате чего из горла мистера Фортескью вылетела хриплая трель, которую можно было истолковать как согласие на освобождение Реомюра.
Капитан Фаренгейт обернулся к лорду Ленгли и сказал:
— Я понимаю, что произвожу на вас не самое лучшее впечатление. Мне искренне жаль. Я относился к вам с симпатией, лорд Ленгли. Поверьте, что я бы никогда не пошел на подобные действия, не будучи уверенным, что мой человек не виноват в происшедшем. Люди мистера Фортескью ведут себя в последнее время так, будто им дано указание любой ценой выпихнуть нас из Порт-Ройяла.
Королевский инспектор промолчал.
— Насильно мил не будешь, и если от нас до такой степени хотят избавиться, мы пойдем навстречу этому желанию.
В кабинет ввели капитана Реомюра. Он потирал запястья рук, натертые веревкой, и ругался по-французски.
— Это, надеюсь все? — спросил губернатор, понявший, что убивать его не собираются, и от этого несколько пришедший в себя.
— Нет, — сказал капитан Фаренгейт, — вы сейчас сядете за стол и напишите письмо коменданту порта майору Оксману, чтобы он пропустил мою эскадру мимо своих пушек беспрепятственно.
Прочитав записку и посыпав ее из бронзовой солонки, бывший губернатор сказал:
— Я уже отдал приказ, мои люди на судах, и хотя для полной подготовки мне нужно было бы еще дней десять, я избавлю Ямайку от нашего присутствия. В ответ на эту любезность с моей стороны я рассчитываю на ваше благоразумное поведение.
Губернатор молчал, косясь надуло пистолета в руках Уэсли.
— Ну же!
— Я вам обещаю.
— Что вы мне обещаете? Беспрепятственный выход из Карлайлской бухты?
— Да.
— И правильно делаете, потому что, если случится хотя бы один пушечный выстрел с берега по моим судам, я прикажу вернуться, и тогда мне даже трудно представить, сколько крови прольется на Ямайке.
В дверях каштан Фаренгейт обернулся и поклонился, обмахнув ботфорты краем своего легендарного плаща.
Разумеется, слух о пиратской эскадре дошел и до Санта-Каталаны. Дон Мануэль сразу понял, против кого собирается выступить эта сила. Стало быть, старому пиратскому адмиралу стало известно, где находится его дочь. Ну что ж, тем лучше — решил молодой алькальд. Не придется всю жизнь трястись в ожидании возмездия, — встреча в открытом бою все поставит на свои места.
Но рассчитывал дон Мануэль не только на свою удаль; он немедленно направил письмо в метрополию с требованием подкреплений, а сам занялся ремонтом крепостных стен. Набрал две роты ополченцев из местных лавочников, и по выходным дням четверо капралов обучали их армейской премудрости. Были отремонтированы все мушкеты, которые удалось отыскать в арсеналах. Для хранения денег и ценностей были устроены новые тайники на тот случай, если город все же падет. Впрочем, дон Мануэль был уверен, что этого никогда не произойдет.
Элен почувствовала, что в атмосфере дворца что-то изменилось, хотя внешне все оставалось по-прежнему. Она обратилась с вопросами к Аранте, но та только пожимала плечами, хотя ей было известно, что брат дни и ночи проводит на укреплениях и в арсеналах. Он с первого дня вступления в должность показал себя человеком серьезным, для которого в деле обороны вверенной ему крепости нет пустяков. Так что здесь ничего подозрительного вроде бы и не было. Оставалось лишь гадать. И еще: Сабина стала так же назойлива, как и в первые дни. Может быть, дон Мануэль ждет побега? Но как тут бежать и куда? Элен лишь вздыхала, глядя через забранное металлической сеткой окно на апельсиновую рощу.
Девушки сходились с каждым днем все теснее и теснее. Дон Мануэль об этом знал, и его это раздражало, но поделать тут он ничего не мог, — не арестовывать же и сестру! Аранта начала проявлять характер, и чтобы окончательно не очернить свой образ в глазах сестры, алькальд предпочел смотреть на дружбу двух девушек сквозь пальцы. На все вопросы сестры: почему он держит Элен здесь взаперти — он отвечал только:
— Я люблю ее и хочу на ней жениться.
Аранте трудно было возражать, тем более что в мечтах ей все время рисовалась идиллическая картина: Элен переменяет свое отношение к Мануэлю, и они венчаются в соборе напротив дворца. Дон Франсиско и сэр Фаренгейт благословляют их брак. И начинается замечательная жизнь в ореоле всеобщей взаимной любви и тихого счастья.
Дон Франсиско изредка выходил к столу и при этом всегда ласково общался со своей английской гостьей: девушка ему нравилась — в ней за ослепительно красивой внешностью чувствовался сильный, незаурядный характер. И потом, ему пришлось по душе, что она привязалась к Аранте, которая так и не сумела сойтись ни с кем из девушек здешних родовитых семейств из-за своей прямодушной простоты.
Своему деловитому сыну он заявил, что его поведение в отношении Элен стоит за гранью любых моральных норм и испанских представлений о благородстве, что в своем доме он не позволит совершиться насилию, по крайней мере, до тех пор, пока он жив.
— Я люблю ее и хочу на ней жениться, — ответил дон Мануэль, выслушав отца, полулежавшего в этот момент на подушках, и встал, чтобы уйти из его опочивальни.
Во дворце алькальда создалась ситуация, из которой не видно было выхода. Чтобы вскрыть эту болезненную опухоль, или Элен должна была сдаться и выйти замуж за дона Мануэля, как считал дон Мануэль, или должен был умереть дон Франсиско, что развязало бы руки его сыну.
Лавиния около месяца провела на Тринидаде, и несмотря на то, что остров находился в стороне от магистральных морских путей, до нее тоже дошло известие о том, что сэр Фаренгейт вернулся к своей пиратской карьере. В первую минуту это не на шутку встревожило юную плантаторшу — она была убеждена, что он сделал это для того, чтобы свести счеты с нею. И она имела основания так думать. Если бы капитан Фаренгейт знал, что Энтони находится на «Агасфере», он, не задумываясь, бросился бы на поиски этого корабля. Но дело в том, что он не был в этом убежден, и, когда ему пришлось выбирать между «Агасфером» и Санта-Каталаной, он выбрал последнюю.
Однажды тихим вечером из Асперна — так называлась бухта, на рейде которой стоял «Агасфер» — прибыл судебный пристав, некто мистер Майкельсон, пожилой человек с бритыми брылами и продажными глазами. Он просил позволения поговорить с мисс Биверсток.
Поколебавшись, Троглио доложил о нем. Этот судейский рассказал поразительные вещи. Оказывается, стараниями нового губернатора Ямайки мистера Фортескью (услышав его фамилию, Лавиния сардонически рассмеялась) против мисс Лавинии Биверсток затеяно некое дело, причем ей вменяется в вину чуть ли не государственная измена. Налет на Бриджфорд объявлялся организованным ею путем сговора с испанским авантюристом доном Диего де Амонтильядо.