Страница 62 из 69
— Вы, Володя, давно в стране не были? — спросил он меня вместо ответа.
— Ну так, пару лет. А что?
— Да так, у нас тут за пару лет многое изменилось. Я вот сам ищу, кто бы мне мои пачки поменял!
С этими словами Бизнесмен достал спортивную сумку, размерами еще больше моей, и продемонстрировал ее содержимое, состоявшее из нескольких килограммов трешек в банковской упаковке. Это была моя первая встреча с реальной экономикой перестройки. Позднее, в Питере, я разговорился с одним человеком в баре на Пушкинской, 10. Он мне, в частности, рассказал:
— Когда я был молодым, то мечтал, чтобы на жопе были американские джинсы, а в карманах — тысячи. Ну вот, теперь мечта идиота и сбылась: на мне — американские джинсы, а в карманах — тысячи!
И человек заказал еще одну рюмку водки за полштуки.
Уличный цирк. Днем мы вышли в город. Прежде всего, закупили нужные для гор вещи: чапаны, котелки, сухофрукты и прочую еду. Виктория прихватила таджикское национальное платье, расписные жилетку и тюбетейку. Обрядившись во все это, заплетя впридачу два десятка косичек, она стала выглядеть как стопроцентная таджичка. В таком прикиде она ходила по улице Ленина, дымя сигаретой, что приводило «националов» в безмолвную оторопь. Такое себе представить — когда «их» девушка в открытую курит, да еще в компании какого-то «белого» (я не рискнул ходить вместе с ней в чапане и чалме) — тут никто себе не мог. Нас, видимо, спасала английская речь. Благодаря ей нас принимали все-таки за иностранцев и не пытались на месте применить карательные меры шариата. В особенности это касалось посещения пивных, куда даже «белые» женщины не заходили. Увидев и услышав Викторию, разливальщики протягивали кружки вне очереди. Я в этих условиях, разумеется, ни слова не проронил ни по-русски, ни, упаси бог, по-таджикски.
Заглянули на Главпочтамт. От Сокола с Урсулой никаких известий. Оставили им записку. Зашли к Саше-художнику. Дверь открыла его сестра. Оказывается, Саша недавно уехал в Америку, в тот самый Город желтого дьявола (или, как еще говорят, Большое Яблоко), о котором так мечтал. В Зеленой чайхане тоже все изменилось. Умер Игнатьич, умер Ших-Али, «наши люди» разъехались по миру, а местным стало не до космоса. Душанбе предстал мне на этот раз городом близким и чужим одновременно.
У гостиницы «Душанбе», прямо перед входом, была разбита под тентами шашлычная. Молодой таджик, в белых халате и колпаке, орудовал над жаровней, спрыскивая шипящие куски баранины водой из бутылки из-под шампанского.
— Что он делает, — спросила Виктория, — почему он льет шампанское на мясо?
— Он готовит специальное восточное блюдо «баранина в шампанском».
Пройти мимо такого деликатеса было никак нельзя. Мы сели за столик, посмотрели, что есть еще в меню. Помимо шашлыков были обозначены бутерброды с черной икрой, водка и Советское шампанское. И все.
— Еще есть только икра с шампанским.
У Виктории глаза полезли на лоб:
— Только икра с шампанским? Но ведь это — меню дорогого ресторана, а тут — просто фаст-фуд под тентом!
— Ну, это у вас все только в дорогом ресторане, а у нас это — обычная еда, типа ваших хот-догов. Вон, посмотри вокруг!
Виктория с опаской огляделась, и ее взору предстала очередная сюрреалистическая сцена. Вокруг нас сидели явно не аристократы. Кто — в тюбетейке, с бычьей шеей, кто — с такой же шеей, но в кепке, пара теток в ситцевых халатах, два-три военных, и ВСЕ налегали на шашлыки с икрой.
Я взял две порции прожаренной на живых углях баранины, густо посыпанной луком, и, как положено, шампанского с икрой.
— Может быть, возьмем минеральной воды?
— Думаю, тут ее нет.
— А что же пьют эти люди из стаканов?
— Это водка.
Тут Викторию окончательно пробило, и она перестала на время задавать глупые вопросы, лишь повторяя периодически: «Unbeliеvable!»
Подкрепившись бараниной в шампанском, мы решили зайти в гостиничный ресторан на кофе. Входим в холл, пересекаем его наискосок... И тут я слышу до боли знакомый голос:
— Вовчик!
Оборачиваюсь — и вижу Ворону! Ну, слава тебе, Господи, хоть одна родная душа! Как выяснилось, Ворона теперь работал в комиссии по общепиту. Большую часть своего рабочего времени он болтался по питейным заведениям города со своим приятелем таджиком, являвшимся крупным чином какой-то спецслужбы. Их уже везде знали, наливали, понятное дело, бесплатно. Вот и сейчас они прохлаждались в холле гостиницы с банками импортного пива в руках. Порадовавшись за продвижение Вороны по социальной лестнице, я предложил ему должным образом отметить нашу встречу. И мы отправились к нашему старому знакомому Джурабеку — тому самому, посещением которого ознаменовался мой первый день пребывания в Душанбе в незабываемом 1977 году, когда я впервые посетил Таджикистан и его чудесную столицу.
Снова в пути. У Джурабека я запасся стаканом травы, и теперь можно было смело отправляться дальше — в сокровенные долины и на заснеженные перевалы фантастической Согдианы. На следующее утро мы вышли на шоссе, чтобы ловить попутку в сторону Гарма: была идея пройтись через высокогорные ландшафты Вахио. За несколько часов голосования нужный транспорт так и не появился. Все машины ехали только куда-то в пригороды, не дальше, чем на полста километров, но пользоваться ими было рискованно, — в том смысле, что можно было капитально зависнуть где-нибудь на полпути. В конце концов, меня такое бесперспективное ожидание вконец заколебало. Я тормознул обычное такси, и мы поехали в совершенно противоположную сторону — к старому доброму Сиёминскому мосту.
— Почему-то совершенно нет машин на Гарм, — сказал я водителю.
Тот с удивлением посмотрел на меня и, поняв, что имеет дело с приезжим, прокомментировал:
— Так ведь у нас бензиновый кризис! Нет бензина — вот и не едут...
Это была моя вторая встреча с экономикой Перестройки.
Станционные смотрители. Такси остановилось у моста. Выхожу — и не верю своим глазам: прямо передо мной Леня Бобров с небольшой командой. К сожалению, Леонид шел не на станцию, а с нее — в Душанбе. Он продолжал работать на Сиёме директором. Коля-шиваит и Федор Федорович, по Лениным словам, несколько лет назад ушли с Сиёмы, — им пообещали некую изолированную «двухместную» станцию где-то в Узбекистане, в хорошем якобы месте. На самом деле они попали на пост в безлюдной песчаной пустыне, да еще с вагончиком вместо домика. Это было даже не «шило на мыло», а гораздо хуже. Как долго они там сидели — Леня не знал. Возможно, сидят до сих пор...
Площадка перед Сиёминской станцией была полна народу. Палаток двадцать, а то и больше. Но публика — уже не богемно-йогическая, как раньше, а все больше каратэшно-оздоровительная. Вокруг костра сидела компания с гитарами, накачанные молодцы в спортивных костюмах делали по очереди с огромного валуна сальто головой вперед. На станции находился один Равиль — кунфуцианец из Ташкента, периодически работавший здесь еще во времена Феди и Коли. Мы посидели, попили чаю. Потом Равиль переправил нас в люльке на тот берег Сиёмы. Отсюда начинался путь к перевалу Четырех.
Central Park acid. Встали на тропу с утра пораньше. Закинулись для профилактики кислотой, которую Виктория привезла с собой из Нью-Йорка. В общем, идем, солнышко светит, свежий ветерок, все — класс! Через какое-то время замечаю, что веса рюкзака совсем не чувствую. Первая мысль: забыл на предыдущем привале. Смотрю — нет, на месте, за плечами. Ну, думаю, чудеса! Как быстро к весу привык! Такой эффект на самом деле имеет место: если долго ходить с рюкзаком, даже тяжелым, то настолько привыкаешь к нагрузке, что через несколько дней почти совершенно перестаешь ее чувствовать.
И вот, иду я дальше уже совсем налегке, почти вприпрыжку. Вот так прыгаю-прыгаю и вместе с тем думаю: чего же мне это так легко прыгается? Ведь я иду по узкой каменистой тропе, вдоль крутого склона, а такое ощущение — что по ровной плоскости. Посмотрел внимательнее вокруг — и ахнул: я действительно шел по плоскости, границей которой служили окружающие хребты.