Страница 61 из 69
— Holy shit, unbelievable! Скажи, почему тут люди выглядят так стремно? У меня такое ощущение, что вокруг одни криминалы!
Но в своем полном объеме «лунапарк» проявился уже на самом Казанском вокзале, воспринятом Викторией не иначе как эквивалент храма Сатаны. Бешеная ориентальная мозаика, воспроизводившая вооруженных стальными орудиями убийства гигантов и покрывавшая стены циклопического холла, вызывала в ней чувство не просто культурной отчужденности, но элементарной физиологической подавленности, которое, к тому же, многократно усиливалось гнетущим полем кишащих в этом антигуманном пространстве измятых и оборванных толп с брутальными тураническими фейсами, волочащими повсюду за собой непонятного предназначения бесформенные баулы, явно набитые неким страшным нечеловеческим содержимым.
На вокзале действительно стоял чудовищный смрад, повсеместно лежали воняющие пьяницы, и нищие всех мастей, словно выходцы из нижних слоев гуманоидного ада, смотрели на вас неопределенно-вопросительными взглядами, отражавшими пустоту всех социальных иллюзий человечества. Подход к кассам был запружен очередями, концы которых терялись в общем столпотворении. Получение билета предполагало многочасовую пропарку в этом инфернальном бульоне, причем без однозначно гарантированного успеха. По счастью, наш случай был особенным. В кассе для иностранцев мне удалось взять без особых проблем два билета на СВ до Душанбе, причем поезд отправлялся в течение ближайших полутора часов!
— Ну что, Викки, не хочешь ли кратко осмотреть в оставшееся время центр столицы империи Зла?
Но это для нее уже однозначно было too much. Может быть, мороженого? Викки вообще боялась прикасаться ко всему окружающему, а эскимо из привокзального киоска, наверное, представлялось ей чем-то вроде демонической облатки с цианидом вместо фруктового наполнителя.
— Нет, нет, — она категорически замахала руками, — no way!
Ну что ж, no way так no way, а я вот приму порцию! Мы, йоги, к этому делу привычные. Недаром наш патрон, великий Шива, прославился тем, что выпил приготовленный асурами для уничтожения целого мира яд калакута — и ничего! Только шея посинела. Слава Богу, состав уже стоял на перроне. Вскоре началась посадка. Мы забрались в наше купе, а когда поезд наконец-таки тронулся, лицо Виктории приняло утомленно-расслабленное выражение и ее рубануло в глубокую несознанку — видимо, перерабатывать травматические впечатления краткого, но исключительно интенсивного московского дня.
Новый мировой порядок. Следующий сюрреалистический шок был получен, как и следовало ожидать, в Волгограде. Прежде всего, шокировала, безусловно, Родина-мать, медленно встававшая из-за горизонта, подобно Родосскому колоссу.
— Что это? — спросила пораженная Виктория.
— Это владычица туранских степей, возносящая меч Евразии. Типа вашей Свободы, только в нашем понимании.
К счастью, на этот раз тотального подавления американской психики не произошло, и девушка согласилась-таки выйти на станцию за мороженым. Мы сошли на перрон, и тут Викторию вдруг пробило на безумный стеб. В чем дело? Оказалось, ее наблюдательному глазу художника открылась картина, на которую я сам никогда бы не обратил внимания: все находившиеся на перроне люди, практически поголовно — а толпа была приличная — держали в руках мороженое в вафельных стаканчиках. Это действительно был полный приход! Мы тоже взяли по стаканчику, вписавшись в общий культурный рельеф. Но ненадолго.
В двух шагах от лотка с мороженным неожиданно обнаружилось окошко, из которого торговали банками американского пива. Виктория, увидев эти банки, прямо замлела. Ведь они давали ей возможность причаститься к химии далекой Родины и восстановить таким образом духовный потенциал, столь необходимый при длительном путешествии в глубины чужого континента. Американское пиво под Сталинградом стало для меня первым знаком наступающего нового мирового порядка, двери которому открыла перестройка.
Первые ласточки. Вечером мы решили сходить в вагон-ресторан поесть. Пыхнули. Заходим. Ресторан почти пуст. Сели, ждем официанта. Тот подходит, слышит английскую речь, интересуется who is who. Узнав, что Виктория американка, половой сначала опешил, а потом резко активировался и побежал включать видак, висевший над входом. Пошла запись MTV с Джеймсом Брауном. Ну прямо как в Америке! За окном — полупустыни Аризоны с заходящим за ровный горизонт красным солнцем. В вагоне — черноусые мексиканцы. Порции выглядели тоже по-американски: предложенные нам дозы были как минимум вдвое больше обычной нормы. По такому случаю — и коньяк святое дело! Вот так едем мы, едем, смотрим MTV, и тут я краем глаза замечаю что-то странное, вроде как публики в ресторане откуда-то неожиданно поднабралась. Отрываю взгляд от экрана — и точно: все столики, как один, заняты молодыми таджиками в серой униформе железнодорожников, которые в упор пялятся на мою спутницу. В целом, наверное, их было более трех десятков. И они все прибывали! И вот уже над головами сидящих зрителей медленно формируется второй ряд — стоящих. Я толкаю Викторию в бок: мол, посмотри, что вокруг делается! Она оглянулась и просто впала в шок. А парни в сером все разом заулыбались и задвигались. Подозреваю, они видели живую американку, да и вообще, наверное, живого иностранца, первый раз в жизни. Зато, наверняка, не в последний. Ведь мы с Викки были просто первыми ласточками нового мирового порядка.
Чудеса Востока. Продолжать ужин в таких условиях, даже при MTV, ясное дело, было невозможно. Я попросил у лыбящегося официанта счет, на что тот ответил, что этот ужин нам якобы выставляет сам директор ресторана как редким гостям и в знак дружбы между народами — коммунистический жест, достойный чайханщика из Рудаки. Но, как выяснилось, это было только начало. Отныне, по личному распоряжению директора, мы могли бесплатно заказывать все, чего душа желала. И так — до самого Душанбе!
Теперь весь остаток времени, то есть около двух суток, можно было просто лежать в кондиционированном салоне, с плеером в ушах, и рубиться в окно на туркестанские панорамы. Трижды в день зависалово прерывал предупредительный стук в дверь и на столе, как на скатерти-самобранке, появлялись самые разнообразные яства, которые можно было только себе представить. Часть, как пояснял официант, — из личных запасов директора. Вот они, чудеса Востока!
В Душанбе. Поезд пришел в Кишлак наркомов рано утром, часа в четыре. Куда идти? Впереди по курсу, в пяти минутах ходьбы от вокзала, лежала гостиница «Душанбе». В предрассветных сумерках город выглядел вымершим. Здание гостиницы выступало на фоне просторной площади им. Айни безликой черной глыбой. Входная дверь оказалась открытой, но в рецепции никого не было. Вообще мертвая тишина. Ну и что же теперь? Переговариваемся довольно громко, чтобы по случаю привлечь дежурных — если таковые тут вообще имеются. В этот момент по центральной лестнице спускается человек, подходит к нам. Поинтересовавшись по-английски, кто мы такие, человек предложил скоротать время до появления утренней смены дежурных у него в номере.
Русский бизнес. Он представился бизнесменом-лесопромышленником с Северного Урала, занесенным в Душанбе по каким-то делам. Живых американцев тоже до сих пор не видел, но доллары в руках уже держал. Вот она, перестройка! Правда, курс зеленого в отношении рубля за это время уже вырос в двенадцать раз — от одного к четырем накануне Гласности до одного к пятидесяти летом девяносто первого — и продолжал расти, но реальной рыночной стоимости приватизированных советских ресурсов тогда еще никто не знал, и молодые бизнесы только начинали свое победоносное шествие по немереным просторам одной-шестой мировой ойкумены. У всех появилось огромное количество наличности, люди расплачивались не купюрами, а пачками. Я сам стал жертвой этого процесса, будучи вынужденным пользоваться вместо привычного портмоне спортивной сумкой, доверху набитой синими связками пятирублевок. Услышав, что наш гостеприимный хозяин бизнесмен, я спросил его — вспоминая свои мыканья со сторублевками в эпоху литературного бизнеса, — не требуется ли ему разменять какие-нибудь крупные купюры на более мелкие.