Тамара и Давид

— Ты мне лучше поведай, как народ живет? — спрашивал его Юрий, не столько из участия, сколько из желания узнать о положении народа в стране, где ему предлагали царствовать. — Смотри не вверх, а вниз. В столице блеска много, а что за городом делается?

— Что за городом делается — не расскажешь! — отвечал Роман. — Народ бедный-пребедный! Земли-то у них мало, и та не своя, а княжеская. У нас степи, поля — без конца в длину, без края в ширину, а у них — одни горы и ущелья. В ущельях много хлеба не соберешь, а что соберешь, то отдавай князю. Живут войной, походами, всякими добычами. Потому царица милостыню раздает, что народ бедный. Будь народ богатый, никто бы в ее милостыне не нуждался! А городская беднота только и живет милостями царицы!

Сообщение Романа огорчило Юрия. Теперь ему понятно стало, почему царица славилась всюду своей щедростью. Этой щедростью она хотела облегчить вопиющую нужду народа.

Однажды Роман вернулся удрученный из города, куда любил ходить, чтобы посмотреть на порядки и обычаи горожан, и сказал князю:

— Будь осторожен, князь! Не доверяйся воеводам: слышно, что они замыслили что-то лукавое и недоброе, и тебя недаром чествуют и ласкают.

— А не слыхал ли ты чего о царевиче Сослане? — спросил Юрий, огорченный словами Романа, вспомнив, что ему не пришлось пока познакомиться с опальным царевичем и предложить свою помощь и дружбу.

— Никто ничего не знает о нем, а может, и говорить боятся. Одни болтают, что он укрылся в монастыре, а другие — будто видели его в горах невдалеке от столицы, третьи говорят — давно уехал в Осетию. Но помни, князь, царица одинока, у нее нет защитников, а войско не выйдет из повиновения воеводам.

Предостережение Романа совпало с тайными мыслями Юрия, который успел уже ознакомиться с военной силой Иверии, видел военачальников, эриставов, вполне преданных патриарху и Абуласану, и понимал, что ни он со своей дружиной, ни царевич с отрядом молодых рыцарей не смогут достичь победы. Несколько охладев в своем великодушном порыве, Юрий перестал стремиться к запретному свиданию с Сосланом. В то же время, заметив, что при дворе происходят какие-то тайные переговоры, интриги и недомолвки, Юрий решил избегать общения с царицей. Но Абуласан, пока решался вопрос об отъезде Сослана в Палестину, всячески оттягивал это свидание, опасаясь, что царица может обратиться к русскому князю с жалобами на своих подданных, склонить его к отказу, и тогда они потеряли бы самого угодного им претендента на трон Иверии.

— Вам надлежит, князь, прежде представиться царской наставнице — Русудан, — сказал Абуласан, когда Юрий начал просить свидания, — царица слушает ее и исполняет все ее ходатайства. Русудан — первая государева советчица, она превыше всего ставит благо своего отечества, — хитро добавил Абуласан. — Она вскормила и воспитала царевича Сослана, но, когда он совершил тяжкое преступление и покрыл позором царский дом, Русудан первая воспротивилась его браку с царицей и потребовала удаления мятежника из Иверии.

Абуласан сказал это с тонким расчетом, чтобы князь больше не колебался и не думал о царевиче Сослане, как о своем сопернике. Он хотел заранее отвести Юрия от благородного стремления оказать помощь царице и, кроме того, решил подготовить ему такую встречу, когда Юрий при всем своем желании не смог бы расстроить их планы. Юрий вспыхнул, возмущенный словами Абуласана, который без всякого стеснения распоряжался судьбой повелительницы Иверии, но смолчал, поняв, что князья не отступятся от своего решения и никогда не позволят царице соединиться с царевичем.

Вскоре после этого Юрий встретился с Русудан в покоях Абуласана и после любезных приветствий сказал ей:

— Смею просить Вас передать Вашей повелительнице, что мне необходимо видеться с нею по одному важному и неотложному делу, которое не могу никому открыть, кроме царицы.

Русудан, думая, что князь уже дал свое согласие Абуласану и хочет в личном свидании с Тамарой сказать ей о своих намерениях, была удивлена его решительностью и смелостью, так как до сих пор никто из искателей руки царицы не дерзал прямо явиться к ней и выражать свои чувства. Между тем Юрий хотел совсем иное. Он только стремился скорей узнать, как относится царица к его пребыванию в столице и, предполагаемому избранию в цари Иверии и не даст ли ему поручение оказать помощь Сослану.

Русудан долго расспрашивала его о Киевском княжестве, о его дяде Всеволоде, о княжеских междоусобицах, затем попросила рассказать о пребывании в Константинополе у императора Андроника и о жизни кипчаков на берегу Понта.

Ответы Юрия ей понравились своей прямотой, серьезностью, глубоким знанием жизни и больше всего тем, что обнаруживали в нем ясный и трезвый ум и твердый характер.

— Этот князь не даст себя в обиду нашим врагам! — подумала Русудан. Она с удовольствием отметила про себя, что он был весьма привлекателен, с открытым мужественным лицом, с пышными светло-русыми кудрями и статной фигурой и нисколько не уступал иверским витязям. Она рассталась с ним дружески, пообещав исполнить его просьбу, но предупредила, что едва ли царица согласится принять его в ближайшее время.

Неискушенный в интригах придворной жизни, Юрий с огорчением отнесся к словам Русудан, решив, что царица смотрит на него как на приспешника своих врагов, и ему нечего надеяться на свидание с нею. Юрий тщетно искал человека, кому он мог бы поведать свои думы и испросить совета, как вдруг патриарх Микель прислал ему свое пастырское благословение и просил принять от него в дар драгоценный перстень с разводами византийского стиля и с большим изумрудом. Обещание Микеля, главы иверской церкви, означало, что он приветствовал князя как представителя великой страны, одинакового вероисповедания с Иверией и втайне поддерживал мысль о его брачном союзе с царицей.

Необычайное внимание Микеля, лесть придворных сильно повлияли на Юрия, заставив его забыть о привычной осторожности и слепо положиться на своих новых друзей, неустанно твердивших ему, что он призван управлять обширным царством и быть мужем прекрасной царицы. Но эта беспечность бесследно исчезла, как только Абуласан сообщил ему, чтобы он пожаловал на торжественный пир, устраиваемый в его честь в Метехском замке, в бывшем дворце Георгия III, и что там произойдет, наконец, его встреча с царицей. При этом Абуласан намекнул ему, что если он произведет благоприятное впечатление на их повелительницу, то они не замедлят объявить населению о предстоящем браке царицы с русским князем и вскоре отпразднуют их свадьбу.

Юрий ничего не ответил, но, оставшись наедине, предался грустным мыслям. Он не хотел явиться к царице, как друг и наперсник Абуласана, участвующий в их заговоре против царевича Сослана, и в то же время понимал, что ему нельзя открыто выступать в роли защитника царицы против ее притеснителей, так как они немедленно удалили бы его из Иверии. Как всегда в затруднительных случаях, Юрий призвал Романа и поделился с ним своими думами.

— Как я предстану перед лицом царицы и что скажу ей? — горестно вопрошал он Романа. — Не навлеку ли я на себя ее гнев, когда она увидит меня в стане врагов своих, и как оправдаюсь перед нею? Но, с другой стороны, пристойно ли мне восставать против князей из-за того, что они предлагают мне царскую корону? Как я могу укорять людей, готовых повиноваться мне как своему государю? Скажи, брат, что делать, чтобы честь свою не уронить и царицу не разгневать?

Роман и сам понимал всю неловкость и необычность положения князя.

— Тайн судеб божьих никто не знает, — глубокомысленно заметил он, — и что нам будет — доброе или злое — тоже никому неизвестно. Но полагаю, князь, что нет тебе иного пути, как преклониться перед волею царицы. Как она скажет — так и делай. Изгонит из своего царства — не прекословь, велит остаться — благодари за честь! А дальше, как говорил великий князь Святослав Всеволодович, «пусть будет так, как бог даст!»

— Правильно рассудил, Роман! — обрадовался Юрий. — Поступлю так, как скажет царица, без думы и без печали.