Тамара и Давид

— На нашем Совете, князь, было положено избрать Вас царем Иверии и предложить Вам руку нашей царицы. Мы прибыли к Вам для того, чтобы известить Вас о своих намерениях и осведомить подробно о наших делах, о событиях последнего времени. Мы надеемся, что Вы благосклонно отнесетесь к решению нашего Совета и согласитесь принять трон Иверии!

Князь Юрий был удивлен странным и ни на что не похожим предложением трона и руки царицы иноземному, и притом трона не какой-нибудь маленькой и ничтожной области, а обширного царства с народом воинственным и храбрым, упорно боровшимся в течение многих веков за свою независимость.

Юрий вежливо выслушал Джакели, не прерывая и не задавая ему вопросов, и решил, что его слова либо неуместная, дерзкая шутка, вызванная неумеренным употреблением вина, либо какой-нибудь подвох, и ему нужно быть осторожным. Он хотел ответить резкостью, но смолчал, решив выждать и посмотреть, что Джакели будет говорить дальше. У него явилось подозрение, что иверские князья действовали самочинно и обратились к нему помимо воли царицы, что Совет их, наверно, преследовал какие-то нехорошие цели, и ему необходимо спокойно разобраться во всем этом странном деле.

— Простите, дорогие братья, — промолвил он после некоторого молчания. — Я должен признаться, что моему разуму непостижимо, как вы такие дела решаете без вашей царицы и посылаете гонцов, не осведомившись предварительно, будет ли на это ее согласие? Как я могу принять ваше предложение, когда мне неизвестно, что вас побудило обратиться ко мне? Хотелось бы мне также знать, чем я заслужил вашу милость и внимание?

Спокойные, произнесенные с большим достоинством слова Юрия показали его собеседникам, что перед ними не пустой и тщеславный человек, легко обольщавшийся всякими посулами и обещаниями, а человек, умный и серьезный, переживший тяжелые испытания и ничего не боявшийся в жизни.

Варданидзе и Джакели, привыкшие достигать своих целей самыми разнообразными способами, не Смутились недоверием князя и, обменявшись взглядами, решили действовать с осторожностью. Варданидзе коротко рассказал ему о всех событиях, происходивших в Иверии за последние годы, особенно остановившись на периоде воцарения Тамары, восстания Демны и предполагаемом убийстве его царевичем Сосланом. Он не скрыл от Юрия той борьбы, которая происходила при дворе между Сосланом и родовитыми княжескими фамилиями, о любви царевича к Тамаре, его влиянии на нее, а также о непреклонном намерении князей удалить его из Иверии и водворить мир и порядок в стране.

Остерегаясь принять необдуманное решение, Юрий рассудил про себя не обижать посланцев иверского визиря резким отказом и в то же время не связывать себя преждевременным согласием.

— Не в укор вам будь сказано, именитые братья, — после продолжительного молчания промолвил он, — думается мне, что затеянное вами предприятие — пустое дело и само собой распадется. Ибо неслыханно и невиданно, чтобы народ пустил к себе царем чужого князя, когда у вас имеется царевич вашего же рода и племени, нареченный жених царицы, коему больше надлежит царствовать в вашей стране, чем пришлому князю, нрава и языка которого вы не знаете.

— Мы искали князя-единоверца, принадлежащего к сильному государству, а Ваш отец владел 300 княжествами и подобного ему на русской земле не было, — живо возразил Джакели, — нам известна также Ваша воинская доблесть и разумность, а что касается языка, то мы сами слышим, как Вы свободно изъясняетесь на нашем наречии. К тому прибавлю, что нам жить в нашей стране, а Вы будете жить и управлять нами.

Самолюбие Юрия было сильно уязвлено оскорблением, нанесенным ему дядей Всеволодом. Мысль, что он может вновь занять высокое положение и править могущественной страной, сразу вытеснила все остальные соображения и заставила иначе отнестись к переговорам с иверскими князьями и быть более обходительным и сговорчивым.

— Не мне, дорогие братья, судить и рядить о ваших делах, — уже другим голосом произнес Юрий. — Но не утаю от вас своих сомнений, чтобы вы впоследствии не укоряли меня в тщеславии и легкомыслии. Судя по вашему описанию, царевич Сослан по силе превосходит всех ратоборцев, никто не может противостоять его храбрости. Как можно допустить, чтобы этот непобедимый богатырь, пока он жив и держит меч в своих руках, уступил кому-либо свои права на престол и покорно ушел из Иверии, имея притом крепкую опору в самой же царице? Не пристало мне, как рыцарю и русскому князю, силой вторгаться в чужую землю, вступать в поединок с вашим царевичем и завоевывать себе трон оружием.

Юрий замолчал, представив, по его мнению, самые веские и неопровержимые доводы против своего избрания, втайне, однако, надеясь, что высокомерные воеводы опровергнут его возражения и принудят дать свое согласие. Варданидзе, не допускавший мысли об отказе Юрия, встретив с его стороны сопротивление, только сильно распалился гневом против Сослана. Он стал горячо доказывать князю, что они никогда не допустят брака царицы с ненавистным им царевичем и, если Юрий откажется от их предложения, то они выдадут царицу замуж за византийского царевича или сына покойного иконийского султана.

Джакели выразился еще сильнее и решительнее:

— Князь, мы не скроем от Вас, что царица наша была столь милостива к нам и щедра и осыпала нас столькими благодеяниями, что мы не имели причины раскаиваться в ее воцарении и быть чем-либо недовольными. Своим великодушием она приобрела себе многих почитателей и была послушна церкви, пока не явился этот отступник, цареубийца, грозящий истребить своих врагов и жестоко расправиться с нами. Мира и порядка не будет в стране, если мы не вырвем разящий меч из рук его и не принудим навсегда покинуть Иверию.

Князь Юрий, выслушав Джакели, вновь сделался задумчивым. Он слишком хорошо помнил усобицы родного края и не хотел вызвать ненависть к себе не только обиженного царевича Сослана, но и самой царицы. Помимо того, Юрий понял, что иверские князья искали себе послушного и угодливого царя, который выполнял бы их приказания, и невольно мысленно возмущался их притязаниями. Он долго молчал, сделавшись безучастным к разговору, наконец, с достоинством произнес:

— Мне пришлось пережить немало горя, удалившись с русской земли, и не в моих правилах, дорогие братья, не подумавши, давать ответ по столь важному делу. Дайте мне срок и время, чтобы я мог со всей серьезностью обсудить ваше предложение. Признаюсь вам, что даже не осмеливаюсь думать о вашей державной царице, но если она по своей воле решится расстаться с царевичем Сосланом, то я никогда не откажусь от чести стать царем вашего славного и могущественного царства.

На этом беседа их закончилась. Варданидзе и Джакели поняли, что князь Юрий не желает царствовать силою, а представляет им самим добиться изгнания соперника. Про себя Джакели решил, что князь Юрий — упорный и своенравный человек, не особенно приятный в обхождении. Однако, находясь под угрозой воцарения Сослана, он был вынужден примириться с ним, полагая, что заставят его как пришлого князя править страной по их указаниям.

Варданидзе ответил, что торопить князя они не будут, а просят его пожаловать к ним в гости в столицу, где ему будет оказан почетный прием как сыну великого русского князя Андрея Боголюбского.

На его любезное приглашение Юрий тотчас же ответил согласием, так как давно стремился посетить Иверию и получить доступ ко двору Тамары. Условившись о времени прибытия князя в столицу, Варданидзе и Джакели с ним простились. Они отправились к кипчакскому хану, чтоб расположить его в свою пользу и отговорить от вмешательства во внутренние дела Иверии и оказания помощи Сослану.

Вернувшись к себе, князь Юрий рассказал Роману о своей беседе с князьями, надеясь, как всегда, получить от него умный совет. Роман, которого отнюдь нельзя было смутить ни светлыми, ни мрачными рассказами, выслушал князя с большим вниманием и укоризненно покачал головой.

— Правильно сказано, — начал он, — что злому скорее удается злое, чем доброму доброе. Давно ли мы с тобой лили слезы по русской земле и ругали князя Всеволода за все его происки. А теперь ради какой славы вздумалось тебе в чужую усобицу лезть, крамолу ковать и поливать слезами и кровью незнакомую тебе землю? Говорили мне люди, когда ты там сидел с ними, что эти князья — великие смутьяны. А один из слуг поведал мне, что они пуще всего боятся теперешнего жениха царицы и возвели на него всякую небыль, лишь бы разлучить с царицей. Не лучше ли тебе, князь, вступиться за обиженного, чем становиться в один ряд с обидчиками? А мы — твоя верная дружина — скажем тебе, как говорят новгородцы: «Куда, князь, ты взглянешь очами, туда обратимся мы своими мечами».