Тамара и Давид

— Умное ты слово сказал! Пора моей храброй дружине стать в стремена и отправиться в путь-дорогу! Отец мой всегда порывался на великие дела, пора и нам с тобой следовать его примеру!

ГЛАВА VI

Через несколько дней после встречи Арчила с незнакомым всадником его вызвали к царице. Не ожидая для себя ничего хорошего, он отправился во дворец со страхом.

Тамара, обычно ласковая и приветливая к простым людям, встретила Арчила сурово, испытывающе.

От ее взгляда Арчил окончательно оробел и низко поклонился, как бы прося сжалиться над ним и не карать его своей немилостью.

— Тебя вызвала, чтобы узнать, правду ли говорят, что визирь сделал тебе большой заказ на оружие и ты принял его? — Тамара говорила с ним повелительно, и Арчил понял, что она сильно разгневана.

— Истинная правда! — прошептал он и повалился перед ней на колени. — Милостивая царица, как я мог отказаться? Но я только взял малую часть, а большой заказ он передал в главную мастерскую. Там по его приказу работают день и ночь.

— Не открыл ли ты визирю, что готовишь оружие и для царевича? — тем же строгим голосом продолжала Тамара, и видно было, что она сдерживает свое недовольство и хочет во что бы то ни стало узнать от него правду, проверить, не обманывает ли ее оружейник.

— Ничего я не говорил ему, милостивая наша благодетельница. Ничего он не знает и не спрашивал меня ни о чем. Требовал только, чтобы я срочно приготовил оружие.

— Все ли ты говоришь, что знаешь? Говори без утайки, что было, — еще строже сказала Тамара.

— Как я могу что-либо утаить от Вас, милостивая царица? Да покарает меня господь! Бог видит, что я служу Вам верой и правдой и в мыслях не имел никогда ничего дурного, — и тут же Арчил вдруг почему-то вспомнил про свою встречу с грозным рыцарем, его перевернуло от страха: неужели и царица узнала об этом?

Тамара заметила, как Арчил вздрогнул, и нетерпеливо произнесла:

— Говори и не скрывай, что на душе у тебя?

«Может быть это важно для нее», — подумал Арчил и решил рассказать ей про встречу со всадником.

— Был я ночью в мастерской, где готовят оружие для визиря, а на обратном пути вот что со мной приключилось, — начал Арчил и подробно рассказал, как он встретил неизвестного всадника, как тот схватил его и повез с собою и как вначале спрашивал про «первого человека в государстве», а затем пристал к нему, чтоб он узнал, где находится царевич Сослан, и обещал хорошо вознаградить за это.

— Уверил я его, милостивая царица, — заключил Арчил, — что знать ничего не знаю о царевиче и не в моих силах найти его…

Оружейник даже испугался и замер, когда увидел, как от его слов о царевиче изменилась царица и долго испытывающим взглядом смотрела на него.

— Каков был из себя этот всадник? — вдруг резко спросила Тамара.

— О, державная царица! Не утаю от Вас ничего, — воскликнул испуганный Арчил. — Поведаю Вам все, что было. Возле Сионского собора он скинул меня и сразу отвернулся, что я не видел его. Но я все-таки успел разглядеть, что на лице у него был глубокий шрам и глаз стянут к щеке. Страшный человек! Уезжая, он крикнул: «Пусть трепещут властелины! Придет их смертный час!»

Сообщение Арчила глубоко поразило Тамару, так как оно оказалось гораздо более серьезным и опасным.

Еще накануне Астар осведомила царицу, что какой-то неизвестный всадник чуть не увез в горы оружейника Арчила. Удивление Тамары еще более возросло, когда Астар в заключение сказала: «Всадник был страшный на вид. Неизвестно, откуда взялся разбойник!» Тамара хорошо помнила, что еще при покойном отце Георгие III в Иверии появились эмиссары с Ливанских гор от грозной секты исмаэлитов для сношения с владетельными князьями. Среди них, она знала, находился один рыцарь, сильно изуродованный шрамом, воспоминание о котором осталось у нее в памяти. Появление этого рыцаря в столице не предвещало ничего доброго, и потому она распорядилась немедленно вызвать к себе оружейника, чтобы подробно расспросить его и проверить, действительно ли этот всадник был со шрамом и о чем он с ним говорил.

Выслушав Арчила, Тамара поняла, что Давиду угрожает опасность. «Эмиссары исмаэлитов не разъезжают понапрасну. Надо думать, что они готовят тайное преступление». Эта мысль сильно взволновала Тамару. Она обернулась, и ее взгляд остановился на Арчиле, который беспокойно сидел и дожидался своей участи. Вспомнив, что Арчил выполнял заказы владетельных князей, и опасаясь, что он может нечаянно проговориться и своей неосторожностью наделает много бед, Тамара решила предостеречь его. Она намеренно холодным и властным тоном спросила его:

— Кому ты говорил о своей встрече со всадником?

— Говорил Мелхиседеку, милостивая царица, — признался Арчил, — кроме Мелхиседека никому ничего не говорил.

— Ты видишь сколько врагов кругом. Если до меня дошло известие о твоей встрече со всадником, то и другие могут узнать об этом и причинить нам горе. Впредь будь настороже и следи за языком, помня, что от него исходит всякое зло.

— Буду молчать, милостивая царица. Не гневайтесь на меня, убогого, неразумного. У меня глаза ослепли от огня, еле вижу, работаю день и ночь, может что и сделал по неразумию, простите окаянного!

— Иди с миром, — уже мягче сказала Тамара, но посмотрела на него строго, показывая, что она еще не простила и он должен непрестанно помнить о ее предостережении и всячески стараться послушанием заслужить утраченное царское доверие.

Оставшись одна, Тамара с привычной рассудительностью начала обдумывать надвинувшуюся грозу не только для царевича, но и для ее собственной судьбы. Она больше всего дорожила своим царским достоинством и всегда приносила мелкие личные соображения в жертву большим государственным начинаниям, какие могли возвеличить и укрепить ее власть в стране. Но ей не на кого было опереться. К сожалению, у Тамары не было иных советников, кроме Русудан, которая узко понимала государственные вопросы, а относительно Давида Сослана горела только одним желанием скорей от него освободиться. Рыцарь со шрамом заполнил теперь все мысли Тамары, как бы являясь предвестником тех бедствий, какие могли постичь Иверию, если она своевременно не оградит себя и страну от всевозможных грозных потрясений. Она была прекрасно ознакомлена с положением в Византии, знала, что Палестина охвачена пожаром нескончаемых войн и, к довершению всего, там свирепствовала фанатичная секта исмаэлитов, распространившая свое влияние далеко за пределами Дамаска и Египта.

Загадочная фраза рыцаря «Пусть трепещут властелины!» как раз и напоминала ей, что в Иверии были тайные сторонники этой секты, не брезговавшие никакими средствами борьбы против царской власти. «Наши враги не дремлют, — решила Тамара, — они могут обратиться за помощью к этим людям, недаром таинственный всадник искал свидания с Абуласаном».

День клонился к вечеру, и после томительного зноя наступила, наконец, желанная прохлада. Особенно страдали от жары ремесленники, прикованные к душным мастерским с утра до вечера. Башмачник Вальден успел уже навестить Арчила и полюбоваться на его клинки. Спрос на оружие возрастал непрерывно, и к тому же воинственные рыцари, побывав в Сирии и Аравии, стремились перещеголять друг друга богатой отделкой своих боевых доспехов.

Вальден знал, что у Арчила свой особый секрет изготовления булатных клинков, нисколько не уступавших по блеску и крепости дамасским, поэтому всегда с интересом следил за его работой. Помимо этого, Арчил славился красивой и прочной выделкой оружия, филигранными украшениями, бывшими тогда в большой моде на всем Востоке, и его изделия украшали дома многих знатных иверцев и служили крепкой защитой рыцарям в боевых походах и битвах с персами и арабами.

Вальден от природы любознательный и переимчивый, не прочь был поучиться у Арчила его ремеслу, так как спрос на оружие никогда не прекращался. Но он заметил, что Арчил последнее время занимался необычным делом: вместо клинков ковал кольца для кольчуг, не разгибая спины, сидел в мастерской, не отлучался ни на минуту, сделался неразговорчивым, невеселым, ссылался на работу и все о чем-то думал. В этот день, зайдя к нему под вечер, Вальден решил вызвать его на разговор и допытаться, расспросить о такой перемене в нем.