Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 100 из 116

Что касается периодизации истории исследуемой структурной единицы Академии, то для нее имеет значение не только фактическое прекращение деятельности ФО, но и время его официальной ликвидации.

В связи с определением последней особое значение приобретает реорганизация Академии художественных наук, объявленная постановлением Коллегии Наркомпроса от 25 ноября 1929 г. В силу обстоятельств, рассмотрение которых не входит в задачу настоящих заметок, эта реорганизация затягивается и плавно перерастает в чистку аппарата ГАХН. Некоторые моменты, связанные с этими событиями, нашли отражение в настоящей Хронологии – поскольку вопрос об оценке деятельности ФО и работавших в нем людей неизменно возникает на протяжении всего реорганизационного периода.

Известные затруднения для выделения того или иного этапа в истории Отделения создают также почти одновременно фигурирующие в документах второй половины 1920-х гг. наименования исследуемого подразделения: «философское отделение», «философский разряд», «разряд общего искусствоведения и эстетики», «разряд общей теории искусств и эстетики» и «разряд общей теории искусств».

Из материалов ГАХН известно о некой реформе, которая проводится в Академии весной – летом 1927 г. Однако каковы были преследуемые ею цели и достигнутые в ее ходе результаты (кроме переименования отделений в разряды, закрепленного на уровне Наркомпроса зимой 1928 г.,[1046] возможного сокращения комиссий и кабинетов и пересмотра объема и характера их работ[1047]), определить в настоящее время не представляется возможным.

Условно (но только условно) можно говорить о двух этапах в истории ФО, связанных с именами его руководителей – Г. Г. Шпета и А. Г. Габричевского.

В современной литературе (прежде всего философского характера) преобладает «шпетоцентризм», увязывающий деятельность Отделения исключительно с Г. Г. Шпетом и кругом его соратников и последователей. Отчасти он имеет основания в источниках; так, по мнению М. И. Кагана, в ГАХН многое, если не все, определялось «теплой компанией Шпета», «дающего зарабатывать только своим ученикам, да тем, которые ему из дипломатических соображений нужны».[1048] Однако объяснение внутриакадемической ситуации, предложенное М. И. Каганом, едва ли можно считать удовлетворительным. Прежде всего потому, что 1) М. И. Каган не различает ФО и ГАХН в целом и 2) его свидетельство не позволяет определить, сохранялось ли описываемое им положение вещей на всем протяжении существования именно ФО.

Точно так же не могут быть безоговорочно приняты заявления бывших коллег Г. Г. Шпета на чистке,[1049] поскольку на момент их выступлений его уже почти полгода как не было в составе Академии, а реорганизационные мероприятия, проведенные к началу чистки, не дали нужного результата. В это время «муссирование отрицательного отношения общественности к ГАХН» продолжается, материал, далекий от современности и не связанный с нуждами социалистического строительства, по-прежнему разрабатывается лучше, а вошедшие в состав Академии «худож[ественная] общественность и новые лица не работают».[1050]

Между тем Г. Г. Шпет возглавлял ФО ограниченное время. В конце 1925 г. – в результате перевыборов должностных лиц ГАХН – его сменяет А. Г. Габричевский, при котором начинается превращение Отделения в Разряд общего искусствоведения и эстетики. Достаточно вспомнить, что именно А. Г. Габричевский при обсуждении вопроса о списке слов для «Энциклопедии художественной терминологии»[1051] предлагает деление его на три части, причем терминам эстетики и общего искусствоведения предполагается посвящать большие статьи, а общефилософским – небольшие.[1052]

Конечно, уход Г. Г. Шпета с руководящих постов в исследуемом подразделении не означает прекращения его контактов с нею; он продолжает считаться ее членом[1053] и посещать ее заседания, там остаются его ученики. Но вместе с тем в Отделении появляются и искусствоведы-практики, привлечение которых впоследствии дает основания руководству Академии заявлять о своем стремлении «уничтожить [в ГАХН] совершенно философию как таковую», сосредоточив работу «на частных вопросах, на разработке отдельных проблем» (стиль, форма и т. д.).[1054]

Так, очередное появление в Отделении (после нескольких докладов в первой половине 1920-х гг.[1055]) музейного работника и коллекционера А. А. Сидорова, вместе с А. Г. Габричевским выступившего с сообщением о задачах вновь организуемой Комиссии по изучению художественного образа, еще больше продвигает ФО в сторону упомянутого выше Разряда.

Хотя на момент создания Комиссии по изучению проблемы образа речь еще идет о проблемах философии искусства,[1056] именно А. А. Сидоров выступает здесь с программным докладом (ранее предполагалось, что его сделает Г. Г. Шпет[1057]), предлагая в качестве тем будущих исследований частные вопросы. Впоследствии А. А. Сидоров организовывает группу по изучению проблем художественного образа при Комиссии по изучению проблем общего искусствоведения и эстетики, зарекомендовав себя сторонником усиления в рамках Академии Социологического отделения. А в интересующем нас Отделении/Разряде появляется архитектор И. В. Жолтовский, с подачи которого начинается изучение принципов архитектуры и разработка схем описания архитектурных сооружений.[1058]

Если говорить о сотрудниках, которые играют ведущую роль в периоды руководства ФО Г. Г. Шпетом и А. Г. Габричевским, то в первом случае речь может идти прежде всего о московских «лингвистах с философским уклоном» и близких к ним ученых (как, например, харьковчанин В. Н. Державин[1059]). Во втором – о «коктебельцах» (А. Г. Габричевском, А. А. Сидорове,[1060] Н. И. Жинкине,[1061] М. А. Волошине, приглашенном для доклада в Отделение[1062]), а также о сотрудниках Секции пространственных искусств (далее – СПИ), в том числе о занятых вне ГАХН в первой половине 1920-х гг. описанием рисунков из московских собраний под руководством А. А. Сидорова (Н. И. Брунове, М. В. Алпатове[1063]).

Вместе с тем нельзя сказать, что два этих периода не имели между собой ничего общего: отчасти то, что намечалось в Отделении при Г. Г. Шпете и в связи с чем велись переговоры с заинтересованными лицами в других структурных подразделениях ГАХН, начало осуществляться уже при А. Г. Габричевском.[1064]

II

Деятельность ФО, как и других отделений и секций Академии, с 1922–1923 гг. осуществляется в относительно узких профессиональных группах, меняющихся по своему составу; за их трансформациями порой трудно проследить. Первоначально это комиссии/отделы,[1065] затем – с разработкой и утверждением соответствующих инструкций – появляются группы[1066] и кабинеты.[1067]

1046

Еженедельник НКП. 1928. № 20–21. 18 мая. Ст. 443. С. 21.

1047

1927, май – июнь.

1048

М. И. Каган. О ходе истории. С. 657.

Спустя годы сходным образом представляется внутриакадемическая ситуация и М. Г. Шторх: «Петр Семенович Коган, средней руки литератор, но партийный, был назначен президентом этой академии. А папа был вице-президент. То есть фактически все научные дела, и решающее слово, и авторитет были на папиной стороне…Мне тогда объяснили, что это главный помощник президента. Но потом я поняла, что в любом учреждении это и есть основное лицо» (цит. по: Дочь философа Шпета. Полная версия воспоминаний Марины Густавовны Шторх. С. 114).

1049

1930, июнь, 30 – июль, 5.

1050

НИОР РГБ. Ф. 776. Карт. 12. Ед. хр. 1. Л. 18–18об.

1051

Уточнение: это готовившееся на протяжении всего периода существования Академии издание в ее документах в разное время именовалось также «Словарем художественной терминологии», «Энциклопедией художественных наук», «Энциклопедией искусствоведения», «Словарем эстетических и художественных терминов» и т. д. В данной Хронологии будут употребляться все перечисленные названия так и не вышедшей ни в 1920-х гг., ни позже книги – в соответствии с источниками, откуда они были извлечены.

Обнаруженные к настоящему моменту статьи для упомянутой «Энциклопедии…» (в том числе и те, что, вероятно, предназначались для специализированных ее томов) были собраны И. М. Чубаровым в СХТ ГАХН.

1052

1924, октябрь – декабрь.

1053

1928, октябрь, 23, 1929, июнь, 14.



1054

РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 141. Л. 33.

1055

По данным архивных источников, в числе этих докладов были «Эстетика и искусствоведение» (другое название – «Эстетика и искусствознание»), прочитанный 27 апреля 1922 г.; его тезисы сохранились в материалах ФО (см. том II наст. издания). И (возможно, прочитанный на совместном заседании ФО с физико-психологическим отделением не позднее 6 марта 1924 г.) доклад «Эстетика сновидений» (упоминался также под названиями «Художественное творчество сновидений» и «Художественное творчество сновидения (к критике психоанализа)») – см.: Там же. Оп. 14. Ед. хр. 2. Л. 10, 11; Ед. хр. 5. Л. 28; Оп. 12. Ед. хр. 6. Л. 10 (тезисы второго доклада).

1056

Свидетельство этому – доклад А. А. Губера о проблеме образа и его структуре. См.: 1926, ноябрь, 11.

1057

1925, октябрь, 20.

1058

1926–1927, 1927, декабрь, 13, 1927–1928.

1059

1925, март, 31, и апрель, 14.

1060

Из воспоминаний Н. А. Северцовой-Габричевской. С. 269. Стихи А. А. Сидорова, посвященные М. Волошину, а также «Сонеты коктебельцам» – А. Г. Габричевскому и С. В. Шервинскому – см.: НИОР РГБ. Ф. 776. Карт. 11. Ед. хр. 18. Л. 43–45; Карт. 11. Ед. хр. 20. Л. 105.

1061

Из воспоминаний Н. А. Северцовой-Габричевской. С. 269.

1062

1927, февраль – май.

1063

Рисунки старых мастеров в Музее изящных искусств при Московском государственном университете. [Вып.] I.

1064

Это можно отнести, например, к теме «Кинематограф как искусство». См.: 1924, сентябрь, 23, 1927, июнь, 3.

1065

Вопрос о статусе указанных ячеек в структуре ГАХН за время ее существования нуждается в дальнейшем изучении, предполагающем обращение к уставным документам Академии (уставы 1921, 1924, 1926 и 1930 гг.) и положениям о них, и здесь не рассматривается.

1066

1927, май – июнь, 1929, февраль – март.

1067

Необходимость «обратить внимание на возможность создания при ГАХН ряда исследовательских кабинетов», деятельность которых базировались бы «на реальном материале, могущем быть предметом изучения и занятий» и состояли бы «в заведывании отделений, секций и отделов ГАХН», была признана Правлением Академии в январе 1926 г.

Эти кабинеты мыслились как «материальные объединения, частично ли подобранная библиотека, коллекция, собрание рукописного характера, или наоборот, как место возможной лабораторной работы, дающей возможность справок, опытной проверки тех или иных наблюдений, полученных в ГАХН или на стороне». Они имели целью: «а) подбор и упорядочение всякого рода подсобных, иллюстративных и т. п., фактически необходимых для работ ГАХН материалов; б) установление возможности пользования результатами труда ГАХН, будь то архивного, показательного или иного материала, широким кругом специалистов; в) производство всякого рода работ практического характера, научно-художественных экспериментов, анкет, составление карточек и т. п.; г) исследовательская работа чистого типа, проведение по собственному и/или порученному плану всевозможного рода научных изысканий, фиксируемых в конкретной форме; д) заслушание научных докладов, вытекающих из работ кабинета или необходимых ему в общем ходе его занятий».

Положение о кабинетах при ГАХН, утвержденное Правлением Академии 15 января 1926 г., см.: РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 68. Л. 35–35об., 36–36об.; НИОР РГБ. Ф. 264. Карт. 48. Ед. хр. 38. Л. 3–3об.

В числе первых кабинетов, появившихся в структуре Академии, был Кабинет художественной терминологии (РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 68. Л. 3). См. о нем: 1925, октябрь – декабрь, 1926, февраль, октябрь, 8 – декабрь, 3, и ноябрь, 10, 1926–1927, 1927–1928, 1928, январь, 20, апрель, 20, и ноябрь, 13, 1928–1929, 1929, февраль – май и июнь, 14.