Страница 72 из 77
И молодой человек опять улыбнулся своей располагающей к нему улыбкой.
— Скажите Ефросинья Станиславовна, вам не кажется странным поджог дачи на момент следствия и есть ли у вас соображения на сей счёт?
— Гражданин Сергей Фёдорович…
— Нет, нет, давайте без гражданина, у нас сейчас, можно сказать, приватная беседа.
— Хорошо, Сергей Фёдорович, я могу вам высказать кучу соображений, но их же к делу не пришьёшь, как пытался сделать на протяжении трёх месяцев, заставив меня признаться в несуществующих грехах, навязывая свои соображения, следователь, который вёл моё дело.
— Ладно, уйдём от этого, подозревать, это не значит доказать.
Вина здесь явно не доказана и я снимаю этот вопрос.
— Скажите, пожалуйсто, вы можете отчитаться по существу за ту крупную сумму денег, которую обнаружили во время обыска у вас дома.
— По существу не могу, но замечу, что у меня остались большие сбережения со времён жизни ещё в Поставах, где я вела большое хозяйство и торговала на базаре.
Затем жила на всём готовом у Клары Израилевны Вайсвассер, матери моего умершего мужа и которая после смерти оставила нам с сыном свои не малые накопления.
— Простите, Ефросинья Станиславовна, вы можете назвать хотябы приблизительно, ту и другую суммы?
— Нет, не могу, хотя могла бы, но вы всё равно мне не поверите, но эта сумма была больше той, чем у меня обнаружили во время обыска.
— Простите, ваша свекровь, которой мне посчастливилось на момент прихода на работу в прокуратуру, быть представленным, умерла больше четырёх лет назад, а вы все последующие годы жили достаточно обеспеченной жизнью.
— Вы правы, вскоре после смерти Клары Израилевны, я приобрела автомобиль и сами понимаете, это стоило немало денег, но, смею Вас заверить со сто процентной гарантией, что эта машина куплена за честные деньги моей свекрови и мои кровные.
— А, что вы скажите про изъятые деньги и драгоценности во время обыска, они не честные?
— Наверное, всё же не честные, ведь я жила последние три с лишним года практически на содержании Марка Григорьевича Гальперина и деньги свои не тратила.
— Но это довольно крупная сумма денег для работающей техничкой в магазине, тем более на неполную ставку.
— Сергей Фёдорович, я не стала об этом говорить моему следователю, ведь он зацепился бы за этот факт двумя руками, чтобы меня утопить, но вам скажу — после того, как я сопровождала в поездках Марка Григорьевича, он платил мне командировочные и немалые.
Можете меня порицать, презирать и осуждать, но я брала эти деньги без зазрения совести, ведь я по-сути, была ему второй женой, с которой он проводил очень много времени.
Вы, сейчас спросите и вполне уместно, знала ли я о его не законной коммерческой деятельности…
И я отвечу, знала, но не вникала, а зачем мне это было надо, моральная сторона этого вопроса меня не заботила, как и не волнует сейчас.
Если одна из миллионов баб хорошо живёт в нашей стране, так, что этой стране станет.
— Простите, а если все бабы страны захотят так жить и не будут брезговать интимными связями с женатыми мужчинами?
— Я буду только радоваться за них, но где взять на всех женщин таких Марков Григоревичей.
— Ах, Ефросинья Станиславовна, Ефросинья Станиславовна, вам палец в рот не клади, я не буду вас учить жизни и обсуждать её моральную сторону, да и вы, в моей и других учёбе не нуждаетесь.
Я уже не стану спрашивать про украшения обнаруженные у вас, замечу только, на крупную сумму денег, потому что знаю ответ — они все подарены любовником.
— Но ведь это действительно так.
Неожиданно следователь прокуратуры поднялся на ноги.
— Ефросинья Станиславовна, в ваших интересах никому не распространяться о сути и характере нашего разговора и мне кажется, что моё предупреждение совершенно напрасное, но всё же вынужден на это обратить внимание, так на всякий случай.
Молодой человек сложил губы в уже привычной Фросе симпатичной, доброжелательной улыбке.
— Не скрою, мне было очень приятно с вами познакомиться, как и беседовать с таким симпатичным и незаурядным человеком.
Вы умная, интересная женщина, со сложной биографией и прошедшая по не лёгким зигзагам судьбы.
Я внимательно изучил ваше дело, подойдя к нему без всякой предвзятости и желанием осудить человека, вина которого полностью не доказана, а на основании домыслов следователя ОБХСС, я не намерен подвести Вас под уголовную статью.
Фрося вслед за молодым человеком поднялась на ноги.
— У меня нет слов для выражения Вам благодарности, не только от своего имени, а больше от того, что Вы вселили в меня надежду на скорую встречу с моим сыном, которому ещё не исполнилось восемнадцати лет.
— Ефросинья Станиславовна, Вы меня шокируете вашими словами благодарности в мой адрес, но я преодолевая смущение позволю себе, Вам сообщить, что в ближайшие дни, по крайней мере, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы Вы были выпущены на свободу.
Думаю, что дело будет закрыто за недостатком улик, деньги и ценности вам не будут возвращены, пойдут в государственную казну, откуда, собственно говоря, они и были украдены, что вы и не пытаетесь отрицать.
Ефросинья Станиславовна, после моего сообщения у вас есть ко мне вопросы?
— Да, есть один.
— Только один?
Готов выслушать.
— Скажите Сергей Фёдорович, а моего жигулёнка тоже конфискуют?
— Могу вас обрадовать, нет, вами было убедительно доказано, что машина была приобретена за ваши, как вы говорили, честные и кровные.
Впервые после её задержания, Фрося от души рассмеялась.
Ей в ответ с симпатией в глазах улыбался доброжелательный следователь прокуратуры.
Глава 85
Сергей Фёдорович не обманул надежд Фроси, тринадцатого декабря её выпустили на свободу.
В подвальной комнате забитой ящичками, подписанными инициалами и порядковыми номерами, пожилой милиционер после недолгих поисков нашёл и выдал изъятые при аресте личные вещи.
Она вдела в уши маленькие золотые серёжки с небольшими бриллиантами, на палец вошло как влитое с таким же камешком тоненькое колечко и на руку, первый дорогой подарок Марка, золотые часики.
Работник отдела хранения изъятых при аресте вещей протянул ей кошелёк и попросил пересчитать содержимое.
Фрося не помнила, сколько денег было у неё в кошельке на момент задержания, но насчитала — двести тридцать пять рублей и какая-то мелочь.
Она кивнула служащему, что всё верно и поспешила покинуть мрачное заведение, где она пробыла больше трёх месяцев.
У ворот тюрьмы Фросю встречал Сёмка, одетый в модный овчинный полушубок, справленный ему матерью в прошлом году.
На нём не было головного убора, а на улице в этот момент было не менее двадцати градусов мороза.
Фрося, буквально, задыхалась от этого жгучего свежего воздуха.
От волнения и холода она дрожала, пряча кисти рук в рукава своего уже облезлого свитера из ангорки.
По скрипучему снегу к ней подбежал Сёмка и накинул на плечи одну из её шикарных шуб, а на голову любимый пуховый платок, давнишний подарок от не состоявшегося мужа Семёна Вайсвассера.
Натуральный мех шубы тут же начал согревать тело, а может быть этому в большей мере, сопутствовали объятия с сыном:
— Сыночек, почему ты без шапки, мой мальчик, ты ведь голову простудишь?
— Мамочка не плачь, не плачь миленькая, ведь всё хорошо, мы уже вместе, ты лучше ворчи, ворчи на меня моя миленькая, мне так этого всё это время не хватало.
И он не в силах сдержаться, всхлипнул, как в детстве.
— Сыночек, как тебе не стыдно плакать, ведь тебе сегодня исполнилось восемнадцать лет, ты у меня стал совсем взрослым.
— Мамочка, дороже подарка ко дню рождения у меня в жизни ещё не было и вряд ли будет, мы снова вместе, ты на свободе, ты на свободе…
Мать с сыном не могли оторваться друг от друга, но длинный гудок такси вывел их из эффории встречи.