Страница 3 из 11
Мысль была захватывающая и в чем-то оригинальная. Нет, кто такие субъективные идеалисты, Петр Тимофеевич знал со студенческой скамьи. Но вот тут, когда время связано с едой, с прогулками, с режимом… Если вдруг получается вот такой прорыв — не меняется ли и время? Ведь он бы не съел четыре сосиски? Но их бы осталось на две меньше. А раз больше он бы не съел — тогда, выходит, была бы среда.
Нет, это как-то мозголомательно — мотнул он головой, присаживаясь к столу.
Вот — все ясно и понятно. Тарелка прозрачная стеклянная. Две сосиски, кусок хлеба. Чай. Он нажал на кнопку, включая электрический чайник. Потом, так же привычно, нашарил сзади пульт и включил телевизор. По экрану на ярко-зеленом поле бегали фигурки в цветной форме, и носился оранжевый мяч.
— Не понял, — сказал вслух Петр Тимофеевич.
Он специально встал, открыл холодильник и пересчитал оставшиеся сосиски. Ровно восемь. То есть, на среду, четверг, пятницу и субботу. Ну? Вторник сегодня! Точно!
Но на экране бегали футболисты, и одна из команд была определенно «нашей», потому что комментаторы буквально захлебывались, тараторя свои никому не нужные комментарии.
Петр Тимофеевич сел и стал смотреть футбол. Громко щелкнул вскипевший чайник. Петр Тимофеевич обнаружил, что ужин не съеден, сосиски остыли, жир, что вытек из них, покрыл белой пленкой тарелку. Две сосиски на тарелке. Восемь — в холодильнике. Вторник.
На экране шел футбол.
Петр Тимофеевич плюнул в сердцах, отодвинул тарелку на центр стола и пошел в комнату. Где-то тут, около дивана, лежала субботняя бесплатная газета с программой. Где-то тут… Вот! Ага! Он торжествующе потряс свернутой в трубку газетой, потом какое-то время искал очки. Он держался — очки надевал только при чтении. А так всегда и везде без очков. Врачи хвалили его зрение. Говорили:
— Для вашего возраста зрение просто отличное.
Петр Тимофеевич с газетой и очками вернулся на кухню. Шли новости. Был перерыв в футбольном матче. Все-таки футбол — тот самый. Значит, среда? Но — сосиски… Он что же — не ел вчера, что ли?
Развернув газету, уткнулся свирепо в программу. Вот он, вот он, футбол. Так, так, так… Во сколько? Совпадает. Кто? Тоже совпадает. Когда? Ага! Этот матч шел по программе во вторник!
— Вот же суки! — с чувством сказал Петр Тимофеевич. — Я же чуть все мозги себе не сломал!
Он свернул газету и положил ее сверху на телевизор. Кроссворд уже был разгадан, а программа пусть лежит там, где нужнее.
Перерыв закончился, на экране начался второй тайм.
— Ну, ребятушки, ну, не подведите! Вперед! — шумел, но не громко, Петр Тимофеевич.
Все разъяснилось, и ему было хорошо. Он съел две сосиски. В холодильнике лежало еще восемь. Сегодня был футбол, и играли наши.
«Можно еще Лёвке позвонить», — подумал Петр Тимофеевич. — «Ведь расскажу такое — не поверит. Скажет, что придумал специально».
— Ну, родимые! Продержитесь!
Три дня
Спал плохо.
Поезд шел всего одну ночь. В девять вечера он выходил и в восемь — уже в столице. То есть, тут не надо думать ни об ужине, ни о завтраке. Поужинал с народом перед отъездом — и в поезд. Выспался на своей верхней полке — и домой пить кофе.
Сначала было жарко и душно. Он разделся, хотя обычно в поезде, тем более «коротком», спит прямо в джинсе. Улегся под простынку, долго пытался заснуть, слушая пьяный бред соседей снизу и перестук колес. Потом вдруг сразу стало холодно: включили вентиляцию. Задуло, задуло, аж мурашки по затылку побежали, спускаясь все ниже и ниже. Вполголоса матюгаясь, он натянул сверху толстое шерстяное одеяло.
— Что, холодно наверху? — спросил кто-то из соседей.
— Сквозит что-то…
И снова стал стараться уснуть, потому что утром уже дома, а там же суббота, и что ее терять на дополнительный сон? Сосед снизу вышел в коридор, не закрыв дверь до конца. И исчез. Шли минуты, потом уже часы — нет его и нет, а свет из коридора светит прямо в глаза. И сквозняк из щелей в потолке купе.
Потом, наверное, все-таки уснул. Потому что проснулся в темноте и храпе с нижних полок. И жарко. Вентиляцию выключили, и стало невыносимо душно и влажно, как в предбаннике, когда еще не сухой или влажный жар и пар, и фигуры сквозь него, и обжигающее дуновение от веника, а до того, когда ты уже разделся, но тело еще не готово к теплу, и все равно как-то волгло все и мерзко.
Потом проснулся опять, уже под утро. Потому что вечером пил с провожающими много пива. И еще был коньяк. И водка. И опять пиво. Поэтому и проснулся. Натянул штаны, спрыгнул мягко между полками, сунул босые ноги в теплые ботинки и сходил, куда хотел. Потом проверил время: еще часа два ехать. Завтракать в поезде не буду, значит — спать.
Но тут откашлялся динамик, сообщивший, что пора вставать, потому что скоро уже приедем. И включили опять эту непонятно для кого написанную музыку с унылым повторением одних и тех же аккордов и сменяющим друг друга унылым же женским вокалом с повторяющимися словами.
Пришлось просыпаться.
Часы сообщили, что действительно пора. Пять минут — как раз одеться и выскочить в тамбур.
Вышел из вагона самым первым, кивнув проводнику на прощание, и пошел под морозным небом навстречу колючему ветру туда, где светились вверху крупно и ярко красные буквы «МОСКВА».
В метро тянулась очередь к кассам за билетами. Он прошел мимо, толкаясь, цепляя сумкой чужие одежды и вещи, под ругань и просто какое-то недоброе мычание, и ступил, наконец, на ступень эскалатора. Но внизу тоже было тесно. Суббота же! Откуда народ? Почему в раннее утро субботы в метро такая толкучка?
Весь в поту через полчаса он выбрался на воздух, с большим трудом влез во вторую маршрутку — первая оказалась наполненной до краев еще до него.
Доехал.
Вошел.
Включил свет и вдохнул застоявшийся воздух. Дома!
…И тут вдруг зазвонил телефон.
— Что случилось, Серёг? — услышал он голос начальника. — Ты в пробке, что ли? Почему не предупредил? Кстати, тут тебя ждут — ты же назначил встречу! Успеваешь? Нет? Такси бери!
Ничего не понятно… Какое такси? Какой начальник? Почему в субботу?
Но вбитая годами работы дисциплина заставила, бросив сумки у порога, бежать снова вниз, ловить «тачку», договариваться, нестись через полгорода на работу…
Офисный центр сиял огнями в утренних сумерках.
Суббота — рабочая, что ли? Ничего не понять с этими командировками. Всего неделю не был на работе — а они, вон, рабочую субботу сбацали…
Бегом мимо охраны, вперед, вверх, направо.
— Сергей Иваныч, здравствуйте, мы договаривались!
— На какой день?
— Так, на сегодня вы назначили!
Календарь на столе отсвечивал вторником.
— Не понял…
Весь день был, как в тумане. Что-то делал, с кем-то вел переговоры, кому-то улыбался и тряс руку, а в голове стучало: билет был на пятницу. Поезд идет одиннадцать часов. Вопрос: какого числа ты приехал? Второй вопрос: если сегодня вторник, то что было вчера? И третий вопрос: а что было в выходные? Неужели напился так, что ничего не вспомнить?
Блин… Что сегодня?
— …И давайте созвонимся… Завтра? В среду, так?
— Так, так, — кивают. — Завтра, в среду.
А что было в субботу?
Голова болела все сильнее, но тут вдруг вошел какой-то тип без доклада, и на нем можно было сорвать настроение, выкричаться, выполнить свою начальническую функцию.
— Лера! — рыкнул он в переговорник. — В чем дело? Ты там чем занимаешься вообще?
Лера молчала, а тип в пиджачке от «Большевички» спокойно подсел к столу, раскрыл дипломат, вынул какие-то бумаги, стал что-то писать…
— Да что творится? Вы кто?
— Сядьте, Сергей Иванович. Посидите, успокойтесь для начала. А потом поговорим.
— Я спокоен!
— Нет-нет… В таком настрое мы никак не сговоримся. Придется меры принимать, а мне не хочется. Успокойтесь, сделайте десять вдохов медленно, на счет раз-два, и таких же медленных выдоха. Ну? Попробуйте, я проверял — действует.