Страница 2 из 11
Лев шел гордо, мягко ставя лапу за лапой. Он не бежал, не спешил. Он шествовал.
Все вокруг было знакомо и глубоко справедливо. Самый сильный был царем. Это справедливо. Слабые боялись и подчинялись. И это было справедливо. Зимой шел дождь. В самый разгар лета бывали засухи. Слабые от этого умирали. Сильные выживали. Мир был устроен правильно.
Лев тряхнул роскошной гривой, и снова над саванной раздался его грохочущий голос:
— Я иду! Я — царь зверей!
Вверх он даже не глядел — что ему могут сделать какие-то птицы? И вообще, причем здесь птицы, если он — царь зверей?
— Кто у нас сегодня главный? — спросила одна голова с крючковатым жутким клювом у другой. — Ты, что ли?
Огромная птица напоминала гору. Только вершина была не одна, а сразу две, разделенных седловиной. На фоне этой птицы лев выглядел мышью полевкой перед ночной совой на охоте.
— Ну, я, — откликнулась вторая голова. — И что?
— Да вон, пищит тут, что, мол, царь…
— И что?
— Так командуй. А я исполню, как договаривались.
— Царь, значит? — на мгновение задумалась вторая голова. — А мы есть хотим?
— А мы всегда есть хотим!
— Ну, тогда полетели, покушаем. Только без шума, ясно?
— Обижаешь, начальник, — каркнула первая голова. Развернулись чудовищные крылья, поднявшие настоящий ураган на земле, в три скачка поднялась в небо страшная птица Рух о двух головах, лениво развернулась и, скользя по воздуху и набирая скорость, ринулась вниз.
— Я иду! — кричал лев. — Ой… Я, кажется, уже лечу…
— Какой-то он тощий, не находишь? — спросила первая голова, с сомнением рассматривая зажатого в когтистой лапе льва.
— Тут соглашусь с тобой. Тощенький он и маленький. Отпустить его, что ли? Пусть массу нарастит сначала?
— Ты сегодня командир — ты и командуй.
— Ну, пусти его, пусти. Пусть подрастет немного. Завтра ты будешь командовать, а я слетаю за ним, тогда и посмотрим, не подрос ли уже.
Черная тень накрыла саванну, ошеломленный лев, поджав хвост, порскнул в колючие кусты и затаился, дрожа.
— Слушай, а как они всего с одной головой управляются? В нее же есть надо — когда думать-то?
— Потому и не думают они. Всё жрут и жрут, — меланхолично заметила первая голова.
— Это нам везет.
— Это нам везет.
Птица снова обратилась в гору, замершую посреди огромного континента. Одна голова уставилась на восток, другая — на запад.
— Если что вкусное увидишь — скажи.
— Обижаешь, начальник! Сразу и полетим!
Две сосиски
День отмерялся сосисками. Две сосиски — это как раз один день. Сегодня Петр Тимофеевич обсчитался. Он решил, что уже среда, и поэтому будет футбол. По футболу тоже можно было отслеживать течение времени. Но только летом. И только по неделям. Зимой в футбол не играли. А тут вот прошли, пролезли в какую-то щель, и должны были как раз в среду ночью…
И пусть, что нарушение режима получается! Пусть! Сам себе режим выдумал, сам себе его и нарушит, раз такое дело — Кубок…
Но вот полез в холодильник — у него был старый, с одной дверцей, да и тот никогда не был набит битком. Петр Тимофеевич, кстати, иногда задумывался: как это некоторым места в холодильнике не хватает? Что же они туда суют-то? Ведь вот же — масла одна пачка. Мало ли, что холестерин и всякие вредности, все равно на черную горбушку, да с кофе поутру — нет ничего лучше. Сосисок килограмм… Вернее, не килограмм даже, а ровно двенадцать штук. На неделю. В воскресенье положено было что-то приготовить «правильное», настоящее, вареное или жареное. А в понедельник — опять в магазин.
Так вот, полез Петр Тимофеевич за сосисками, а там оказалось еще десять штук. Нет, он не пересчитывает их постоянно. Но открыл холодильник — а там полный пакет. Отрезал две — и все равно много остается. Вот и посчитал. С теми двумя выходит десять. Значит, вторник сегодня. Не среда.
А зачем ему среда, кстати?
Медленно и аккуратно надрезая кончики сосисок, и сдирая полиэтиленовую прозрачную мокрую оболочку, он раздумывал: к чему же это ему нужна была среда? Ведь, вдуматься если, какая разница — среда или, скажем, понедельник? Это воскресенье отличается, потому что в воскресенье положено ему — так сам себе постановил — готовить что-то горячее и вкусное. Например, пожарить картошку. Или может даже сварить суп с вермишелью. На двух куриных ногах получается большая кастрюля супа. Хватает на все воскресенье, да еще и на понедельник и вторник, если и днем перехватить чего-то. А можно не днем, а оставить на ужин. Тогда сосиски не тратятся. И вроде как экономия получается.
Так, вторник все же?
Очищенные от прозрачной пленки сосиски были рассмотрены вблизи: однажды он приготовил, не посмотрев. Теперь вот проверяет всегда. Каждая надрезается примерно до половины острым кухонным ножом, который он точит раз в неделю, в субботу. Как раз к воскресенью, когда готовит «настоящую еду». Вот — точка ножа тоже вроде как отмеряет недели и дни. Но нож можно и не поточить, а вот без ужина живот возмущается. Значит, две сосиски в день — вот и расчет. Двенадцать на неделю. Закончились сосиски — верный признак, что надо что-то вкусное приготовить, а потом готовиться к походу на рынок.
Магазин, конечно, ближе. Но в магазине все какое-то замороженное и серое. И цены в магазине… Петр Тимофеевич не доверял магазину, хоть тот и был рядом, а на каждом товаре был ценник с крупно нарисованной ценой. Все же на рынке, считал он, все гораздо свежее. А главное — рынок дальше. Туда надо было идти, а физические нагрузки, как говорили все врачи, просто необходимы в его возрасте. Не просто так нагрузки, а умеренные, умеренные!
Утренняя зарядка тоже была обязательной. Он нашел специальный комплекс от тибетских монахов. В бесплатной газете, которую можно было взять в магазине, на последней странице кроме кроссвордов бестолковых бывало и полезное. Вот этот комплекс, например. Там, если все правильно делать, полтора, а то и два часа времени занималось. И при этом — не до пота. И суставы нисколько не ломит. Все аккуратно. Так вот поворачиваться, так вот — самомассаж. Тибетские они или не очень, но упражнения были хорошие. Петр Тимофеевич это сразу понял, и ввел в практику долгую утреннюю зарядку под бормотание новостного канала по «ящику».
«Ящик» он не любил. Фильмы теперь были какие-то дурацкие. Ни о чем. Вот в чем суть? К чему они призывают? Чему молодежь учат? Подумаешь, посмотришь — а ведь ничему. И сути никакой. Так, как древний акын, поющий, сидя на осле, что дорога длинная, а ветер холодный…
Вот новости — это интереснее. Могут сообщить, например, о перевороте. Или не могут?
Футбол еще.
Старый друг Лёва, с которым они созванивались раз в три-четыре месяца, футбол не понимал и не любил. Зато он любил шахматы. И можно было сговориться, и один раз — у него, другой раз — у Петра Тимофеевича сыграть по старому, не торопясь, с разговорами. Надолго их не хватало, но три партии — это закон. И удовольствие всегда не от выигрыша, а от самого факта встречи, от живого общения.
Микроволновка запищала требовательно. Сосиски готовы. Это сын научил пользоваться микроволновкой. Просто оказалось и очень удобно. Положил на тарелку, закрыл дверцу, нажал два раза — две минуты. Нажал теперь пуск. Все. Само готовится. Вот и сготовилось. Ровно две сосиски. А в холодильнике значит, осталось — он специально приоткрыл дверцу и посмотрел на пакет — еще восемь. Значит, вторник сегодня. Точно. Не среда.
А чего он среду-то ждал?
Петр Тимофеевич поставил тарелку со свернувшимися кольцом зарумянившимися сосисками на стол и протянул руку к хлебу. Среда — это к чему же?
И тут он вспомнил: кубок же! Кто-то из наших пролез, просочился, пробился, и теперь даже зимой их показывают. Да, жаль, что сегодня не среда.
А интересно, подумал он. Вот интересно, остановился он. А если бы он вчера съел четыре сосиски, так сегодня бы осталось меньше, и тогда для него была бы среда? А футбол был бы?