Дегустатор боли

Я тихо вышел из комнаты, проходя по коридору мимо спален матери и дочери, и едва не поддался желанию заглянуть ко второй. Уж больно было интересно, спит Моника или нет, и если спит, то как, а если бодрствует, то мы могли бы поболтать… Но нет. Я всего лишь трусливо бросил взгляд на закрытую дверь и прошел мимо. На секундочку мне показалось, что девушка почувствует мое присутствие и выйдет в коридор, но чудо не свершилось.

В темноте практически ничего не было видно, я едва различал знакомые силуэты и шел по памяти, стараясь не наделать лишнего шума, но я же «везунчик». Я бы удивился, если бы все прошло гладко и именно так, как я наметил: незаметно спуститься на кухню, быстро найти таблетки от боли в сердце и так же бесшумно уползти обратно восвояси. Зрение на пару с сердцем решили подвести меня в эту ночь. Не заметив возле лестницы высокую вазу, в которой стояли зонтики и какие-то клюшки, я споткнулся об нее, вывалив все содержимое на ступеньки, сам проехался по ним с грохотом, да еще и разбил ту самую вазу. Стоял такой шум, словно началась Третья Мировая. От испуга я, казалось, даже не почувствовал боли, хотя спустя пару секунд, когда я уже тихо лежал на спине возле лестницы, старые раны дали о себе знать — ребра заныли, плечо потянуло, а сердце сжалось в такой ком, что грозилось высохнуть и лишить меня самого ценного, что у меня есть, — моей жизни.

На весь этот грохот, созданный дебилом Ким Тэхеном, прибежала Моника. Распахнув дверь своей комнаты, она вышла в коридор, включила свет и испуганно на меня уставилась. Пока я кряхтел и вставал на ноги, она с досадой покачала головой и решила помочь мне, несчастному бедолаге, собрать все то, что я развалил.

— Прости, из-за меня у тебя сплошные неудобства, — я собирал осколки вазы, пока Мон поднимала с пола зонтики. — Я тебя разбудил?

— Нет, я не спала. Бессонница, — девушка стыдливо отвернулась, но я успел заметить ее покрасневшее лицо и печальные глаза.

Я понял, что она плакала, но отчего-то не стал акцентировать на этом внимание. Я мог бы расспросить ее, выведать причину ночных слез, но Моника вряд ли ответила бы мне, а если бы и ответила, то соврала бы. Этой девушке есть что скрывать, и как бы я ни старался выведать правду, я не узнаю ее.

— Ладно, давай спать, — вздохнув, Моника подождала, пока я выброшу крупные осколки в помойное ведро, которое она мне поднесла, и незаметно вытерла рукавом рубашки свое лицо, — мама должна скоро вернуться.

Кивнув в знак согласия, я снова вступил во внутреннюю борьбу с самим собой: спросить о причине ее слез или не стоит? И пока я думал, девушка уже убрала до конца все остатки моего невезения и скрылась в своей комнате. Значит, не стоит…

========== Глава XII ==========

После той ночи, когда Моника поцеловала меня и я застал ее плачущей, во мне что-то переменилось. Я старался не покидать надолго дом, дабы не оставлять ее одну, не ввязываться в потасовки и вообще вести приличный образ жизни. Так шли мои дни пребывания рядом с Моникой Чандлер: сидя то дома, то на территории участка, я читал книгу, курил сигареты и иногда, когда появлялось острое желание, баловал себя бутылочкой пива, купленной в соседнем магазине. Подобный стиль мирного существования был мне не по вкусу, но я ломал в себе то зло, что подталкивало меня снова ступить на кривую дорожку, и просиживал задницу в кругу безопасности. Моника, естественно, была только рада. Единственный мужчина в ее доме рядом, почти под боком, не нужно беспокоиться и бояться. Саманта разделяла маленькое счастье своей дочери, ведь теперь бремя заботливого родителя перекочевало с ее плеч на мои — Моника была, грубо говоря, под моим присмотром, и разгульной матери не о чем было волноваться. Но я понимал, что долго так не протяну. Мне захочется опять развлечься в компании доступных девчонок и крутых парней, напиться, чтобы ни хера не помнить, и набить кому-нибудь морду, дабы выпустить весь скопившийся адреналин. Я сдерживал себя как мог, буквально посадил сам себя на цепь и не отходил никуда дальше, чем в уже излюбленный магазин, где я когда-то покупал дешевое вино для Моники, но временами мне дико хотелось заглянуть в бар, опрокинуть кружечку-другую и, если повезет, завести интересное знакомство с не менее интересной представительницей женского пола. Мон была все еще недоступна для меня как девушка, так что я по-настоящему страдал от нехватки любви и ласки, к которым так привык. В таком медлительном, скучном времяпровождении прошло пять дней, и я хотел выть от вязкой тоски. Даже разговоры по телефону с Гуком никак не веселили меня. Лучший друг рассказывал, как дела в школе, чем они занимаются и что нового. Джон со своими дружками вел себя тихо, так как мое отсутствие не позволяло ему развлечься как в старые добрые времена, Эмбер все выпытывала у Чонгука, что я и как, почему меня оставили именно с Моникой и чем мы вдвоем вообще занимаемся. Она никак не хотела отпускать меня не только из своего сердца, но и из головы, продолжала ревновать и жить моей жизнью. Бедная девчонка… Сам же Гук был в полном порядке, да и что с ним случится? Этот малый не пропадет. Спокойно себе жил, кое-как учился, иногда проводил приятные вечера в компании девушек (как я ему завидовал…). Однажды в разговоре Чонгук смущенно сказал, что скучает по мне. Я почти растрогался. Нет, серьезно! Это было очень приятно слышать от человека, который не умеет по кому-то скучать и быстро забывает людей — очередное доказательство нашей нерушимой дружбы. Да, мы временами ругались, могли не понимать друг друга в каких-то вопросах, обижались совсем как дети, но уже ничто не могло разлучить нас. Мужская нерушимая дружба, подобная неподъемному булыжнику — вот это было про нас с Чонгуком. Ради Моники я узнавал у него, что задают в школе, какие темы проходят ученики и тому прочее. Мне-то было похуй на учебу, но Мон парилась и старалась заполнить все те пробелы, которые появились благодаря моему отстранению. Она с головой погружалась в книги, конспекты, судорожно, будто боясь не успеть, заучивала материал и, слава Богу, больше не трогала меня с этой темой. Девчонка знала, что бесполезно пытаться вдолбить в мою голову знания, если я этого не хотел, и даже не пыталась заставить меня сесть за уроки. Но она гордилась тем, что я не просто валяюсь без дела, а читаю книгу, и ее это в какой-то степени успокаивало.

— Что же ты будешь делать, когда мы вернемся в школу? В тебе же нет никаких новых знаний, — причитала Моника, ругая меня за мой похуизм.

— Да мне все равно, — пожимал я плечами, — как-нибудь выкручусь.

***

В один из вечеров, когда я почти дочитал Фауста, мне стало невыносимо тоскливо. Я больше не мог находиться в четырех стенах и срочно требовал разрядки. Да хотя бы просто пошляться по городу до самого утра. Мне было все равно, где скоротать вечерок, лишь бы не в этом доме. Осточертело видеть одни и те же лица, одну и ту же мебель… Если бы не мое уважение к Монике и не странная привязанность к ней, я уже давно сбежал бы, но так как что-то необъяснимое зарождалось в моем сердце, я решил спокойно сообщить ей о том, что собираюсь прогуляться. Может, она захочет сделать это со мной?

— Мон, я в бар хочу сгонять… — почесывая затылок, я следил за тем, как девушка прибирается в своей комнате. — Пошли со мной? Прогуляемся, воздухом подышим, выпьем немного.

— Нет, Тэхен, мама с работы скоро вернется. Я обещала навести в доме порядок, — Моника глянула на меня через плечо, взбивая подушки. — Ты иди, развлекись, а то я вижу, как тебе надоело дома сидеть.

— Моника? Мон?

Я нежно звал девушку, подходя к ней. Выпрямившись, она прижала подушку к груди и выжидающе на меня посмотрела. Я выдержал паузу, загадочно улыбаясь, а после неожиданно, но мягко поцеловал ее в губы. Маленькая шалость, от которой никому плохо не стало бы, резко подняла мне настроение. Я был рад снова ощутить этот сладкий, пьянящий вкус губ Моники, которая опешила и растерянно хлопала ресницами.

— Тэхен… Ты, кажется, шел в бар, — покраснев, девушка снова нагнулась к постели, занимаясь хозяйственными делами.