Ангелы

Жизнь? Смерть? Да все это полная фигня, по сравнению с тем, что я испытывал в тот момент. Ни один наркотик, ни один сон и ни одна мечта, ни одна болезнь, ничего не могло сравниться с тем, что я чувствовал. Беспокоился ли я о том, что вся безумная оргия с нашим участием происходила в университете, в мужском туалете? Да мне было наплевать на университет так, как я в жизни не на кого не плевал! Я совершено не беспокоился, не думал о том, что кто-то войдет. И как мне казалось, Розе тоже было совсем не до этого.

Я дотрагивался до нее и думал, что трогаю входную дверь в рай, которого не существует. Ее тело обжигало мои пальцы, но я не мог оторваться от нее. Впервые в жизни я хотел схватиться руками за раскаленное тело и никогда больше не отпускать его, и плевал я на ожоги четвертой степени.

Роза.

Она горела, полыхала в моих объятьях, и я наслаждался пылкостью огня. Я стянул с нее физкультурную форму и заполучил небеса и космос. Хотел бы кто-нибудь побывать в космосе? Покружиться среди миллиарда маленьких звездочек, толстых планет, среди галактик? Я это сделал! Без ракеты, без стартовой площадки, без образования космонавта, без всего нужного оборудования, я был в космосе! Я был в его долинах, видел млечный путь, я все видел! Видел, пока держал в руках тело, нежное и приятное тело Розы!

Она кричала. Кричала так, что я сходил с ума. В моем космосе ее крики раздавались ошеломляющим эхом, я слышал ее и поддавался на эти приятные провокации. Слышал ли такие крики любви еще кто-нибудь, кроме меня? Повторюсь, мне плевать! Я любил эту девушку, я забыл о ссоре, о погоде, о существовании брата. Я забыл обо всем. Роза, как ластик, стирающий память, правда, не навсегда, таяла в моих объятиях. Я любил ее. Я очень любил ее.

Во время нашей оргии в туалет никто не входил. Хотя… может и входил, но мы не заметили. Да и какая к черту разница? Мы сидели на полу, совершенно голые и курили. Мы нарушили сразу несколько правил и наслаждались этим чувством! Я чувствовал себя богом или дьяволом, кем-то, у кого больше всех сил, чувств и идиллии. Я был самым мощным существом. Рядом со мной был ключик, который давал мне эту энергию.

Роза! Цветок с шипами, который раздирал мои ладони в кровь, причинял боль, но раз я сорвал его, то уже не хотел отпускать его. Мне нравилось та боль.

– Мы безумцы! – прошептала Роза, усмехнувшись и выпуская сигаретный дым к потолку.

Я проследил за струйкой сизости и улыбнулся.

– Почему? – я чмокнул ее в макушку и выдохнул пост-эйфорию секса от ее белоснежных волос.

Она улыбнулась. Я не видел, но я знал, что по ее довольному лицу блуждала улыбка, да и по моему тоже.

– Ты забыл, где мы находимся? – она подняла на меня свои голубые глаза и похлопала ресницами.

– Честно – да! Ты заставила меня забыть вообще обо всем! – усмехнулся я, крепко прижимая ее к себе. – По-моему пара валить отсюда!

– Да! – она уткнулась мне грудь носом и сладко вздохнула – Причем нам следует сделать это побыстрее!

– Не могу не согласиться! – я вскочил на ноги, помог встать Розе.

Пока она безбожно натягивала на себя спортивную форму, я наслаждался ее видом. Даже в тот момент, когда мозг казалось бы заработал, я не думал о том, что кто-то войдет в туалет и увидит остатки дыма сигарет и бешеной страсти. Мы пошли в столовую, так как смысла идти на физкультуру уже не было.

Мы взяли дешевый завтрак и сели за стол.

Роза, словно год не ела, жадно поглощала сэндвичи. Я не прикоснулся к своему завтраку. Я просто сидел, сложив руки на груди, с легкой и совершено идиотской улыбкой наблюдал за тем, как она уплетает хлеб с сыром.

Почему она так поступила? Этобыл единственный вопрос, на который мне очень хотелось знать ответ. Вообще, именно в тот момент я понял, что я нечто больше, чем кусок недоразумения или недоумок. Почему она так поступила? Что за риторический вопрос, который я задавал себе после каждого ее поступка, неважно каков он был. Почему я не мог просто не спрашивать у себя всякую чушь в голове, а просто жить счастливо?

– Почему ты не ешь? – спросила она, перестав жевать.

Я улыбнулся и склонил голову.

– Твой образ не выходит у меня из головы…твое появление в туалете… – Я медленно переполз к ней на соседний стул. Мне хотелось еще раз дотронуться до нее, обнять, поцеловать. – Давай плюнем на пары и поедем домой?

– Ты с ума сошел? Гавриил, разве ты забыл, что следующая пара у Лафортаньяны? Семинар! – воскликнула Роза, округлив глаза.

– Я знаю, Роза. Помимо того что, это семинар, так это еще мой последний шанс сдать долг. Буду читать доклад!

– Что? – Роза усмехнулась. – Ты? Доклад? О чем?

– О городском житие… мелком, пока что! Я честно готовил полночи этот бред! Не хочется мне завалить первую же сессию.

– Ну и о каких прогулах ты говоришь в таком случае? Ты обязательно должен пойти на пару!

– Да я знаю…знаю. Это просто мечта! Прекрасная мечта, как прекрасно прогулять мерзкий университет!

Мне хотелось сказать еще кучу гадких прилагательных, описывающих мою ненависть и нежелание учиться в этом дряхлом болоте. Но я не мог говорить при Розе какие-то гнусные слова, мне казалось, что она девственно чиста, и я не должен засорять ей голову гадостями.

– Пойдем «мечта», покурим! – вытирая крошки, предложила Роза.

Я кивнул головой, взял мусор, оставшийся после нас, и выкинул в помойку, идя сзади нее.

До начала пары оставалось минут двадцать. Я стоял и наслаждался табаком. За совсем короткий срок я скурил много сигарет, но в университет идти не собирался.

Роза, уткнувшись мне в грудь, стояла и потрясывалась от зимнего холодка. Я обнимал и прижимал ее к себе, пытаясь согреть. Вот мы и стояли молча в курилке, обнявшись и впитывая воздух. Порой мне совсем не хотелось с ней разговаривать, мне безумно нравилось просто стоять и чувствовать ее. Плюс, в тот момент, я немного нервничал: я совсем не любил выступать с мудатскими докладами перед людьми, которым абсолютно насрать на тему и на доклад.

Я четко видел у себя перед глазами аудиторию, наполненную студентами, которых меньше всего интересует учеба во время учебы, которые сидят, тихо вертятся и ржут. Ты же, как ничтожное создание, стоишь у доски с бледной рожей и потными ладонями и пытаешься понять – они ржут над тобой и твоим докладом или им просто хочется ржать. Ну, черт со студентами, у них есть всего лишь пять-шесть лет, чтобы поржать. Но вот профессор, сидящий за спиной c надменной мордой, что-то чиркая на своей кипе бумаг – вот это уже жуть. Причем его идиотские чертежи не имеют никакого отношения к читающему доклад. Вот и получается, что больше всех насрать самому профессору. Для него время докладов – сонное время, когда надо сидеть и делать вид, что слушаешь херню, которую несет студент, смотреть за остальными уродцами в аудитории, и не уснуть при этом. Меня угнетали эти мысли.

На кой черт заставлять несчастных студентов сочинять бредни сумасшедшего в виде доклада, чтобы потом все мучились? Для того чтобы руки перестали потеть, когда с людьми разговариваешь и рожа не бледнела? Это, конечно, развитие нужной привычки, но это же просто невозможно, когда всем насрать!

В итоге вырабатывается немножко другая привычка – университет убивает не боязнь быть оратором и выступать перед людьми, он развивает черту пофигизма: меня не слушают – плевать, на меня не смотрят – плевать, я обложался – плевать и так далее. То есть, начиная с университета молодежь поощряют, делая из людей живых роботов, убивая одну за другой эмоцию и чувство. Весь мир насрал на себя и наслаждается, прибывая в этом чудном говнице! И чего ж я так расстраивался? Если везде одна и та же однородная масса – надо радоваться! В университете общество учили прибывать в этой массе, не обращая внимания на то, что масса эта – говно! Все происходит путем лишения человека чувственности и понимания.

– Где ты был? – в курилке появился Люцифер с красной рожей – видимо бегал много на физкультуре. – Бакасо сегодня, как Сатана! Всю группу! Загонял!