Травля

Вот я под сводами вестибюля, в конце светящееся окошечко... Я заколебался... Но не время мешкать... Направляюсь к окошечку, стараясь оставаться в тени.

Вытянувшись, я заглянул в чистое, выложенное белыми плитками помещение охраны, где, положив ноги на стул, в плетеном кресле сидел страж. Журналы, валявшиеся рядом, означали, что парень задремал.

Я испустил легкий радостный крик, что является доказательством чистой совести. Вместо ответа был зевок. Я же продолжил свой путь и добрался до монументальной двери, которую узнал: это была дверь тюрьмы. Рядом, как и в вестибюле, располагался еще один пост охраны, в помещении которого четыре стражника играли в карты.

Я глубоко пожалел, что не имею в своем распоряжении пистолета, чтобы навести страх на этих господ и заставить их открыть дверь, подкрепив это соответствующими аргументами. Положение сильно осложнилось. Если я войду в помещении охраны, они либо будут в меня стрелять, либо схватят. Во всяком случае, поднимется тревога, и со мной будет покончено. Я не смогу одолеть четырех вооруженных мужчин! Такого не бывает даже в приключениях Тэнтэна!

Я готов был проглотить галстук, если бы он у меня был. Что делать? Я находился в полном замешательстве, когда в ночной тишине12 послышались громкие шаги. Я притаился в углублении, расположенном между входной дверью и охраной.

Вновь прибывший обладал массивным телосложением, на голове его была кротовая шапка с загнутыми краями и, несмотря на сезон, на нем было пальто. Он постучал в застекленную дверь поста охраны. Один из стражей пошел к двери и заискивающим тоном произнес какую-то непонятную фразу, из чего я только понял, что прибывший был, должно быть, крупной шишкой в тюрьме, может быть, директор.

В это время другой стражник, держа в руке громадный ключ, подошел к входной двери и открыл ее... Я вздрогнул от радости. Страж открыл створку против моего укрытия таким выгодным для меня манером, что я оказался скрытым за ней. Субъект в пальто двинулся к выходу. Как только он переступил порог, я ринулся вперед, оттолкнул его и выскочил из двери. Я услышал, как человек вскрикнул... Затем послышались другие крики, но я был уже далеко... Я выскочил на хорошо освещенный бульвар. Кругом никого. Я взял ноги в руки и припустил так, что Жази зарыдал бы от бессилия, если бы попробовал меня догнать.

Я выбирал самые темные улицы... Я поворачивал направо, налево, как любой сбежавший человек... Я старался запутать свои следы. Если за мной пойдут с ищейками, в чем я сильно сомневался, я хотел, по крайней мере, наделать им хлопот.

Неожиданно я оказался на углу главной улицы города. Несколько редких полуночников спешили по домам. На какое-то время я спрятался в тень, чтобы перевести дух. В желудке у меня полыхал огонь, а трепещущее сердце было твердым, как камень. Оно мне причиняло ужасную боль... Наконец все успокоилось.

Я пересек пустынный перекресток... Я прекрасно ориентировался. Совсем рядом находятся аркады, затем улица с разноцветными фонтанами. Я скользнул во мрак аркад... Что делать? На улице я заметил стоящие машины. Эти автомобили проводили ночь на свежем воздухе. Мне надо украсть один из них: он послужит мне временным убежищем на ночь и даст возможность передвигаться, не привлекая внимания к себе.

Я выдвинул свой перископ и оглянулся: никого. Я выбрал «Ситроен» потому, что когда есть выбор, то лучше взять машину, которую знаешь. Дверца была закрыта на замок, но я не обиделся на это. Не успел заика сосчитать до трех, как жалкий замок сказал мне: «Входите, будьте, как дома».

Я сел за руль. Никаких осложнений, никакого противоугонного устройства... Конфетка! Мотор ровно заработал, его привычный шум подбодрил меня. Я выпутался из большой передряги... Теперь надо предупредить Матиаса... Я поехал наугад по пустынным улицам и заметил одного типа в халате, который прогуливал пса.

Хозяин псины походил на перьевую метелку без перьев: он был лыс как яйцо. Я остановился около него и, стараясь не высовываться из окна, спросил:

– Тессинштрассе, пожалуйста?

Он подошел. Песик воспользовался этим и оросил дверцу. Хозяин стал ругать его. Я заверил, что в этом нет ничего плохого! Еще бы, с чего бы сердиться на то, что собаки Берна писают на эту машину! С таким же успехом могли привести слонов из зоопарка (если таковой существует), что мне так же безразлично, как и цвет белой лошади Генриха IV.

Добряк весьма благожелательно дал мне подробные объяснения. Я его поблагодарил и, следуя его уточнениям, самое большое через десять минут звонил у дверей пансиона Виеслер.

Это старинный дом с плесенью вокруг окон и пометами времени на тесаных камнях.

Я заколотил в калитку, что было несколько рискованно, но время осторожности прошло. Сейчас я давал бой времени и не должен был думать о себе. Главное – предупредить Матиаса. Необходимо, чтобы он смылся как можно быстрее этой же ночью, если он еще жив, в чем я не уверен.

Мой стук остался без ответа. Меня преследуют шпики, и я прибыл с большого родео. Было отчего всполошить весь квартал. Наконец-то в одном из окон первого этажа появился свет. Тень приблизилась, поднялась занавеска, и лицо старой дамы в шиньоне прижалось к стеклу, напоминая голову экзотической рыбы. Я улыбнулся особе. Она приоткрыла окно.

– Что происходит? – спросила она.

– Извините меня, вы хозяйка?

– Я мадемуазель Виеслер, собственной персоной, я...

– Простите, что разбудил вас, мадемуазель, но дело идет о чрезвычайном случае. Мне необходимо поговорить с господином Матиасом, это очень срочно...

Старушенция смягчилась. Она была похожа на карикатуру мисс Англиш... По меньшей мере. На ней была ночная сорочка в цветочках, а ее пышный шиньон идеально подходил хозяйке и ее жилищу.

– Господин Матиас еще не вернулся.

Ледяная рука погладила мне спину.

– Не вернулся?

– Нет. Вы по какому поводу?

– Один из его родственников серьезно болен!

– Боже мой! Его мать?

– Вот именно...

Старушка разволновалась. Я продолжал.

– Вы думаете, он будет поздно?

– Не знаю... Он возвращается нерегулярно...

Она издала вскрик лебедя, которого душат.

12

Ясно, что подобному образу не хватает выразительности. Однако романист должен иногда приносить жертву традициям. Эта традиция требует, чтоб тишина была ночной, собрат выдающийся, экономист видный и бельгийцы – маленькая доблестная нация