Страница 13 из 16
Алкмена плакала. Три сестры, три подарка и три загадки, что делать с этими подарками. Алкмена была последней. Сфинкс позволила ей увидеть все, что подарила она ее сестрам. Обе они были рождены здесь, в Аиде, но Алкмена была другой. Когда-то она жила в Эдеме и была настоящей женщиной, одной из тех, чью красоту воспевают поэты и по вине которых погибают целые народы, утопая в войнах, устроенных правителями. Она была той, кто дарит надежду и отнимает ее, решив, что общество страждущих стало скучным. Она могла свести с ума своей неприступностью хозяина, отдавшись всем его слугам. Она могла проиграть десяток любовников и могла поставить себя на кон. Ее красота была безупречна. Она опьяняла и сводила с ума. Ее любили и ненавидели за то, что любят. Десятки мужей, сотни любовников – она принадлежала им всем и никому одновременно. Она отдавала им свое тело и свою душу, взамен забирая их сердца. Это были ее трофеи. Оргии сотен людей, отдававшихся друг другу ночь напролет, в надежде, что одним из партнеров окажется безжалостная хозяйка их влюбленного сердца. Женщины, мужчины, дикари и знать – они все лежали возле ее ног, дожидаясь разрешения вылизать дорогу, по которой она собирается идти. Сам воздух вокруг нее, казалось, был наполнен похотливыми желаниями, способными вскружить голову любому. Десятки глаз любовались Алкемной. Сотни рук желали прикоснуться к ней. Богиня. Так называл ее первый муж. Он лишил себя жизни, застав юную жену в постели со своими братьями. Они поделили его богатство, но поделить вдову так и не смогли. Она переходила, как трофей, от одного брата к другому, пока в живых не остался только один из них. Его убил его собственный отец. Хотел он убить и Алкмену, но вместо этого взял ее в жены. Она сбежала от него с его конюхом. Затем были войны. Солдат вешали, а генералы пили яд, и где-то рядом всегда была Алкмена. Богиня наслаждений.
Она умерла молодой, едва успев расцвести как женщина. Умерла, чтобы родиться вновь в мире Аида. Утроба Мертвого озера воссоздала ее красоту, но изменила тело. Она была рождена вновь не для того, чтобы отправиться на остров покоя. Она должна была стать одной из тех, кому назначалось нести красоту и вожделение в этом мрачном мире немыслимых извращений. Цветущий Эдем навсегда остался в прошлом. Теперь она была одной из трех: Даная, Семела и Алкмена. Три сестры, вобравшие в себя красоту и порок. Три разных образа одной сути.
И вот спустя десятки веков Алкмена плакала. Сфинкс загадала ей загадку, разгадать которую она не могла. Что значили все эти подарки? Даная получила пару ненасытных азолей, таких обыденных в Эдеме, но диковинных в Аиде. Они могли свести с ума любого. Особенно здесь. Семеле подарили дочь – точная копия матери, но еще совсем юная, не вкусившая плоть многовекового порока. И наконец, Алкмена. Что было делать ей с подарком Сфинкс? Она вернула Алкмене ее тело. То, которое было у нее так недолго. То, в котором она покоряла Эдем. Теперь это был не образ, сохранивший в себе лишь черты: бронзовую кожу, черные, как смоль, волосы, бездонные глаза. Теперь она снова была женщиной. Ее плоть перестала быть бездонным вместилищем для всех желающих. По ее венам текла самая обыкновенная кровь. Ее сердце билось, из глаз текли слезы. Сфинкс отняла у нее ее божественность и заставила вернуться обратно, туда, где Алкмена много веков ублажала желающих. Но как?!
Из глаз Алкмены потекли слезы. Аид был слишком жесток для этого тела. Она умрет. Перестанет существовать, растворившись в холодных водах Мертвого озера. «А может быть, это вовсе и не загадка? – подумала Алкмена. – Может быть, это просто прихоть Сфинкс? Ее желание развлечься? Или же проверка на преданность?» Алкмена запуталась. Сколько она сможет прожить, не находя выхода? Сколько у нее слуг, которых она сможет предложить трепещущим любовникам вместо себя? Теперь они все стали такими же, как она. Алкмена ужаснулась, представив свои владения, место вожделения и плотского греха, залитое кровью и гниющими человеческими останками. «Это закончится слишком быстро», – решила Алкмена. Подарок Сфинкс не может быть таким чудовищным. Это загадка, которую ей необходимо разгадать, и сделать это нужно как можно быстрее.
Низкое ночное небо простиралось в сторону отсутствующего горизонта. Оно вытягивалось и расширялось вдали. Его начало, казалось, лежит прямо за вашей спиной, но стоило обернуться – и картина повторялась: небо снова собиралась где-то за спиной, начинаясь далеко впереди. Это была стройность Аида. Его устройство. Все важное сразу позади вас. Всегда позади.
Ночное пространство, сдавленное сползшим на землю небом, вздрогнуло, нарушая первозданную стройность линий. В центре него образовалась небольшая черная точка, словно кто-то проколол иглой несуществующую плоть, ставшую вдруг материальной. Размеры точки стремительно росли. Вскоре за ее черной мглой начали проступать неясные образы, штрихи иного мира. Множество свиртов, копошась возле краев отверстия, увеличивали его. Мгла отступала, и образы за ее пеленой становились более четкими. Сначала от черного отделилось белое, затем от белого черное. Распад породил новые цвета: кроваво-красный и золотисто-желтый. Это позволило отделить образы друг от друга. Желтые змеиные глаза, белые седые волосы, свисавшие на дряхлые плечи грязными свалявшимися прядями, и пятна крови, усеявшие одежду и тела тех, кто застыл по ту сторону образовавшегося отверстия, дожидаясь момента, когда оно станет достаточно большим, чтобы сквозь него они смогли пройти в этот мир. Это были эринии – хранительницы вечно цветущего Эдема, единственные существа, кому свирты готовы были открыть проход в своей невидимой преграде, разделившей два мира.
Четыре старухи ступили на высохшую землю, покидая землю цветущую. Змеиным глазам не нужен был свет, чтобы видеть окруживший их мир, отмечая перемены, коснувшиеся его иссохшей плоти. Поляна аворов, посреди которой они стояли, зашумела, разнося весть о появлении эриний. Никто не шел встречать старух, как это было прежде, много веков назад. Аид забыл про них или же был занят чем-то более важным. Ни ужасных тварей, ни богинь красоты. Только ночь, поляна аворов и пара ийсов, разбуженных появлением эриний. Несколько мгновений старухи так и стояли, затем тишину прорезал оглушительный собачий лай. Уродливый трехголовый пес остановился напротив эриний. Сотни крошечных змей, проросших сквозь его кожу, зашипели. Вечные хранители двух миров, вечные враги, обреченные быть союзниками, молча воззрились друг на друга.
– Сфинкс, – проскрипела одна из старух. – Отведи нас к ней.
Три собачьих пасти хищно лязгнули зубами, обливаясь слюной. Крошечные змеи, покрывавшие уродливое тело, высунули раздвоенные языки. Болтливые аворы – и те стихли, дополнив напряженное молчание. Страж Аида зарычал и начал в бессилии разрывать сухую землю.
– Мы пойдем за тобой следом.
Эринии шагнули вперед, поторапливая его. Аворы проводили молчаливую процессию, кивая вслед идущим сочными бутонами, затем весело загудели, пересказывая увиденное.
Подножие горы, к которой привел четырех эриний кербер, было покрыто засохшей слизью, медленно ползущей вверх, вслед за поднимавшимся небом. Начинался рассвет. Пара стражников иддалов, охранявших вырубленную в камне лестницу, спала. Томимый бессильной злостью кербер выместил свою ненависть к старухам, которых был вынужден сопровождать, разорвав одного из них. Эти звуки разбудили второго иддала. Его глаза, беспорядочно усеявшие безголовое туловище, открылись, а из акульей пасти, находившейся там, где должен был быть его живот, вырвался тонкий пронзительный писк.
Кербер по-собачьи затряс тремя головами, избавляясь от остатков плоти, запутавшихся в его шерсти. Учиненная расправа была примером для второго стражника. Уроком, который он должен был либо усвоить, либо умереть. Затем кербер ушел, оставив дрожащего иддала наедине с четырьмя старухами.