Демон. Книга вторая

Эринии прошли мимо растерзанного стражника. Его плоть, подобно ковру, устилала первые несколько ступеней длинной каменной лестницы, терявшейся где-то в поднимавшемся брюхе неба. Старухи не спеша шли вслед за этой движущейся границей. Долгий ночной путь скоро должен был закончиться, но его детали не переставали удивлять эриний переменами. Опоздание кербера; хариты, которые не вышли их встретить, ублажая глаз покинувших красоту Эдема своей собственной красотой; дикие оргии уродливых тварей, скрытые опустившимся небом, но от этого не ставшие менее отвратительными; снующие повсюду зоргулы, идущие за ними по пятам в надежде выведать их секреты; совокупляющиеся между собой деревья, чьи духи потеряли былую стоическую привлекательность своего молчания; бывшие жители Эдема, снова рожденные, но уже в мире Аида. Последних было слишком много – тех, кого не принял остров покоя. Они сновали по высохшей земле, пряча от голодных уродливых существ свои горячие тела, вновь рожденные в утробе Мертвого озера.

Перемены не перестали удивлять эриний. Чем выше они поднимались, тем больше картин открывалось их взору. Огромный город, обнесенный высокими стенами, раскинулся недалеко от возвышающейся над ним горы. Новая правительница принесла не только новую власть в Аид, но и свои воспоминания о жизни в Эдеме. Новые Фивы поражали сходством с оригиналом, давно канувшим в века. Кто мог жить в этой идеальной подделке труда человеческих рук?

Поднимавшееся небо скользнуло по последним ступеням огромной лестницы. Его пролитая плоть устремилась следом за ним, скользя по ступеням маленькими безголовыми змейками. Кое-что здесь все-таки осталось неизменным – дворец верховных правителей Аида. Его белоснежные колонны поражали изощренностью мастеров, создавших их. Пологие скаты, острые углы, купола и шпили – все перемешивалось в одной неподражаемой палитре безумства и красоты. И Сфинкс. Она была, как всегда, прекрасна в своем чудовищном сплетении женской красоты и звероподобной силы. Львиный торс плавно переходил в округлую женскую грудь, увенчанную чувственными сосками, сильные лапы заканчивались тонкими пальцами. Женское лицо, отразившее человеческие черты, перетекало в короткошерстный затылок львицы. Она восседала на своем престоле, меряя вошедших презрительным взглядом кошачьих глаз, словно высчитывая расстояние между ними, свою возможность одним прыжком оказаться возле будущих жертв и разорвать их в клочья.

– Зачем пришли? – промурлыкала она, но нежный голос не мог скрыть жестокой сути.

Ее глаза прищурились, взирая на четырех старух. Стоявшая рядом обнаженная женщина тронула рукой ее торс, собираясь что-то сказать.

– Не смей прикасаться ко мне, Пандора! – прошипела Сфинкс. – Не сейчас!

– Это эринии, – сказала девушка, смиренно опуская голову.

– Я знаю, кто они, – голос Сфинкс снова обрел журчащую нежность. – Что привело вас в Аид?

Старухи молчали.

– Я задала вопрос!

– Мы ответим, но прежде вели змее, что возле тебя, убраться.

– В ней змеиного меньше, чем в вас.

– Ее душа темна так же, как светло ее лицо.

– Она останется.

Старухи переглянулись.

– Спор бесполезен, – поторопила их Сфинкс.

– Хорошо. – Одна из старух сделала шаг вперед. – Говорить буду я.

– Слушаю.

– Мы пришли к тебе с просьбой, Сфинкс. Урезонь своих слуг. Их стало слишком много в Эдеме. Дай нам время вернуть былые уставы.

– Вы хотите устроить гонения на моих слуг?

– Только на тех, кто выступает против земли и прав материнского рода.

– Что есть земля и материнский род здесь?

– Оставь свои загадки, Сфинкс! – Эринии гневно затрясли головами. – Ты знаешь, что такое Эдем. Ты сама жила в нем.

– Знаю! – в глазах Сфинкс вспыхнул огонь.

– Твоя жестокость…

– Весь Эдем жесток! Он просто прикрывает свои жестокость и уродство великолепием благоухающих садов. Убирайтесь! Я не смогу вам ничем помочь.

Сфинкс замолчала, слушая, как в соседнем зале, надрываясь, кричит женщина. Крик был настолько жалобным, что эринии, тронутые этой мольбой, повернули головы, прислушиваясь. Внезапно к истошному крику добавился еще один – более тонкий, гортанный, похожий на плач. Затем наступила тишина, нарушаемая неровным журчанием воды, льющейся на каменный пол. Уродливый комок плоти выбрался из женского тела, подобно ребенку. Упав на пол, он перегрыз пуповину и неуклюже пополз к Сфинкс.

– Что это такое? – с отвращением проскрипела одна из старух.

– Это ребенок, – улыбнулась Сфинкс. – Пандора, будь добра, принеси его мне.

Стоявшая рядом с ней девушка нежно взяла на руки уродца.

– Что за чудовище рождает такое потомство? – В змеиных глазах старухи мелькнул ужас, когда она увидела его мать, идущую к Сфинкс, чтобы забрать свое дитя. – Аглая?!

Старуха не верила своим глазам. Мать чудовища, которое Сфинкс держала на руках, была женщиной.

– Он прекрасен! – промурлыкала Сфинкс, отдавая матери дитя. – Твой сын. Твой ребенок.

– Благодарю. – Женщина заботливо прижала к своей груди уродливый комок мяса и зубов, обтирая его тело.

– Ужас! – прошептали эринии.

Они шли просить Сфинкс о помощи, но теперь поняли, что помощь нужна самой Сфинкс.

Пандора проводила их взглядом до выхода, а когда они ушли, припала поцелуем к губам Сфинкс. Сейчас в этой страсти они были едины – хозяйка и ее слуга. Они слились в одно целое.

Не желая мешать любовникам, Аглая ушла, забрав с собой свое чадо. Старый азоль, выбравшись из-за трона, растянул безгубый рот в довольной улыбке и пустился в пляс в сотый, а может, в стотысячный раз за свое долгое пребывание в тени трона, на котором восседала Сфинкс.

В это же утро, когда небо еще только начинало свой подъем, облаченное в темный плащ существо покинуло дворец Сфинкс. Никто не спросил его, куда он идет. Никто не встал у него на пути. Никто не попытался остановить, а если бы таковые и нашлись, то хватило бы одного взгляда спрятанных под капюшоном глаз, чтобы дорога перед ним снова была свободна. В этих глазах отражалось небо. Такое же светлое и чистое, как в ясный день в Эдеме, и такое же темное и низкое, как в самую страшную ночь в Аиде. Сама Сфинкс боялась смотреть в эти глаза.

Закутавшись плотнее в плащ, существо спускалось по каменным ступеням, и небо послушно расступалось перед ним. Лишь иногда слизистая плоть неба касалась его одежд, стремительно скатываясь с них прозрачными каплями. Темный плащ существа не был чем-то инородным на его теле. Он был его продолжением, его кожей, защищавшей обнаженную плоть. Беззвучные шаги не разбудили спящих охранников. Будь их сон более чутким, то, возможно, кербер не разорвал бы одного из них в то утро, увидев спящим, – кербер не трогает падаль.

Незамеченным существо прошло мимо стен спящего города. Под его ногами снова была сухая земля. Редкие аворы что-то шептали ему вслед. Дриадам притворялись либо спящими, либо давно умершими. Иногда путь ему преграждали уродливые твари, наполнявшие ночь своим зловонием. Некоторые из них убегали, некоторые оставались лежать, отмечая его дорогу каплями своей угасающей жизни.

Миновав нагромождение холодных камней, существо остановилось, плотнее закутавшись в плащ из собственной кожи. Прямо перед ним блестело навечно застывшее озеро скорби. Считалось, что когда-то давно его создали те, кого не приняли на остров покоя. Это озеро было наполнено их слезами.

– Хтон! – тихо позвало существо, выходя в центр небольшого озера. – Я пришел к тебе, Хтон!

Оно осторожно закатало рукава плаща, обнажая слизистую плоть. Темные капли заструились по его пальцам, падая на многовековой лед. Он стоял, позволяя жизни вытекать из себя до тех пор, пока под его ногами не образовались две небольшие лужи. Опустив рукав, существо вернулось на каменистый берег.

– Моя кровь, Хтон. В ней моя жизнь. Можешь взять ее.

Замерзшее озеро осталось безучастным, лишь только две лужицы крови потянулись друг к другу, сливаясь в одну. Ее поверхность вздрогнула и начала сформировываться во что-то тонкое и прозрачное, вытягиваясь вверх, словно вырастая изо льда. Затем эта плоская гладь изогнулась, пытаясь принять определенную форму. Сначала глаз, затем рот, ухо между ними.