Король и Дева

Сразу после ухода Двалина в дверь негромко постучался Балин, испрашивая разрешения войти. Жанна была рада общению, тем более, такому приятному. Старый воин принес книгу с пожеланиями скоротать время… а девушке было стыдно признаться, что не умеет читать: не было случая научиться ни в том мире, ни в этом. Она только поблагодарила от души. Не удержавшись, да и желая поскорее сменить тему разговора, рассказала ему о своем видении короны над головой Барда. Балин по привычке пригладил бороду и, посмурнев, надолго задумался.

— Я не знаю судьбы Айлин. Слухи ходили разные… Говорили, что ей удалось спастись. Говорили и то, что она с ребенком смогла добраться до Эсгарота. Но мы уходили спешно, да и своих бед было по маковку Одинокой Горы. Но знаешь… ведь Бард, и правда, похож на Гириона. Очень похож. Мне казалось тогда, на причале, словно я увидел тень правителя, бывшего моим другом и нашим добрым соседом. Ох, Жанна… Горько все это. Если здесь о его происхождении и его праве на эти земли никто не знает, то лучше никому и не знать.

Балин вздохнул и опять пригладил холеную бороду. Затем, улыбнувшись ласково, спросил, может ли зайти один человек. Чем весьма удивил Жанну. Неужели ее хочет проведать Бард? Но нет…

Незнакомка тихо зашла, сразу извинившись за беспокойство. Назвалась Ингрид и спросила о здоровье. Не таращилась на Жанну с жадным любопытством или снисходительной жалостью, как это делали прочие эсгаротцы. Просто смотрела — внимательно и заботливо, как на сестру. Поправила затейливо переплетенные волосы, потом перекинула тяжелую золотистую косу на грудь, словно неудобно было её носить подобным образом. Смущенно поинтересовалась, не может ли чем-то помочь.

В горле у Жанны предательски запершило.

Глаза у Ингрид были умные и глубокие, в тоже время в них… Жанна затруднилась с определением — в них словно была вера в людей. Странное и нехарактерное сочетание. При тяжелой жизни человек часто доходит до той метки, когда любая доброта гаснет, а доверие оборачивается упреждающим ударом. А эта девушка смогла сочетать в себе знание людей, опыт и веру в лучшее.

Ингрид, не дождавшись ответа, пожелала скорейшего выздоровления и на прощание оставила большое красное яблоко. Жанна порадовалась и задумалась: для нее яблоки в Средиземье обрели особую ценность — их дарили только друзья.

Жанна попросила передать благодарность Барду, зная со слов Торина, как много тот сделал для ее спасения. В ответ гостья коротко вздохнула, как от боли, а Балин с сочувствием погладил ее по руке. Жанна с удивлением смотрела на них. Она много пропустила за время болезни — Балин-то явно опекал Ингрид! Та тепло и немного смущенно улыбнулась Жанне, вызвав ответную улыбку, еще раз извинилась, и гости покинули комнату.

После этого неожиданного визита один за другим у нее побывали все гномы. Каждый старался одарить ее хоть чем-то из своих, не таких уж и великих, запасов, чем растрогали ее до слез… И никто не спросил, почему она так надолго задержалась в покоях Его величества короля Подгорного.

А Жанна, немного отвлекшись, опять погрузилась в тяжкие раздумья. Девушка с золотистыми волосами и нежной улыбкой показалась ей воплощением женственности — заботы, любви, понимания. Так и мнилось, что она держит за руку забавного мальчугана, похожего на папу, обнимающего их обоих.

Неужто трепет Ингрид при упоминании помощника бургомистра и очевидная боль души относились именно к Барду? Знает ли он вообще о ее чувствах? Жанна готова была вскочить на ноги, разыскать его и втолковать некоторые простые вещи. И остановилась. Как она может объяснить что-то кому-то, если запуталась сама.

Под вечер голова стала забиваться еще более странными вопросами. Она не о том печалилась. А может ли быть у нее самой сын? Черноволосый, с глазами отчаянной отцовской синевы…

Жанна убивала не однажды. Не потому, что ей это нравилось — она убивала ради справедливости. Однако убийство остается убийством, оно противоречит не только всем законам Божьим и человеческим, но и самой сути женщины. Жанна впитала в себя всю ненависть того мира и не знала других чувств. Но ненависть только сжигает, здесь же, в этом мире — стоит ли возражать очевидному, таясь от самой себя? — ее любят. Не как святую или великомученицу. Не как наложницу.

И Жанне тоже захотелось дарить любовь и жизнь.

Она не привыкла к подобным мыслям, а те бились в голове все настойчивее. Что будет «после Эребора», когда ее долг исполнится? Кем она сможет стать тогда, в мирной жизни? Дарящей любовь и жизнь женой — или еще одним мечом в дозоре?..

Жанна хорошо помнила ужас, который испытала, увидев в глазах сподвижника яростную жажду убийства. Неужели ей тоже грозит потеря человечности? Нет-нет, она не такая!..

Торин.

Надо думать о нем. Нужно думать, что нужно ему. Тогда выбор очевиден, этого-то и просит ее сердце. А заслуживает ли она счастья? Сможет ли вернуть хоть одну отнятую жизнь?

Жанна присела на кровати, обхватив руками колени, не в силах даже плакать.

***

Балин с Ингрид не торопясь дошли до библиотеки и теперь рассматривали редкие и древние книги. Увы, их было не так много, как того хотелось архивариусу. Потихоньку разговор зашел об особенностях построения слов кхуздула. Гном рассмеялся: Ингрид старательно выговаривала рычащие, громыхающие согласные, уточняя правильность произношения… Когда он узнал, что Ингрид неплохо знает синдарин и изучает язык гномов — просто для себя — его интерес к ней еще усилился.

Смущаясь и волнуясь, как за свое творение, Ингрид показала альбом. Тот самый, переданный ей Бардом…

Гном охнул от восторга. Архитектура зданий на рисунках была очень своеобразной, и не гномьей, и не эльфийской. Удобной для людей и дающей полет души. Талант мастера, создавшего этот шедевр, был несомненен. Балин мог лишь пожалеть, что прекрасная задумка так и не воплотилась в жизнь.

А Ингрид, убирая альбом, поежилась, вспоминая ледяной ветер и холод в темных глазах.

— Простите мне мою невыдержанность, мистер Балин, — прошептала она, опять подумав о том, о ком думать себе запрещала. — Вы все правильно поняли, а я… Я просто не ожидала услышать его имя от Жанны и только растревожила ее, а ей ведь нужен покой. Просто… мне казалось, все в прошлом, а… вы приехали, и все изменилось, и я теперь… я…

Она опустила голову, кусая губы и пытаясь скрывать слезы.

— Дитя мое, если он не полный болван, он сам придет к тебе. Вот только примешь ли ты его? — удивил ее гном.

— Едва ли, мистер Балин, — приходя в себя, протерла щеку Ингрид. — Не думаю, что я его интересую. Я уже привыкла жить одна и… не хочу быть одной из многих.

— Ох, Ингрид… Я видел, как он смотрит на тебя. Ты имеешь над ним власть куда большую, чем кажется тебе и чем думает он.

Заскорузлые ладони старого гнома сжали ее руки, а слова успокаивали сердце.

— У гномов и эльфов все просто: увидел — полюбил, а вы, люди, вечно все усложняете! Сами возводите стены вокруг себя, чтобы потом их преодолевать. Мне стоило только увидеть вас… Хотя ты слишком хороша для него, пусть он хоть трижды ко… Ну да ладно. Не расстраивайся больше, а то я тоже расстроюсь. Я нашел бы для такой прекрасной девушки чудную партию, зачем тебе этот мрачный обормот?

Балин ворчал, прямо как ее дядя, и Ингрид поневоле улыбнулась.

***

Несколько дней назад Ингрид с трудом подняла отяжелевшего, замерзшего Барда, который едва нашел в себе силы уцепиться за её плечо. Воздух становился все холоднее, пар шел изо рта — настоящий осенний вечер на пороге зимы — и Ингрид поняла, что, если не найдёт способа утеплиться, далеко от ратуши они не уйдут. В то же время, размышляла она, пока брела к ступеням, показываться эсгаротцам не стоит: Бард слишком слаб, а его слава слишком темна, чтобы этим никто не воспользовался.

Спускаясь по лестнице, Ингрид ни о чем не могла думать: узкий, крутой спуск и едва держащийся на ногах спутник приковали её внимание намертво. Бард тяжело навалился на ее плечо и, кажется, жалел, что вообще поднялся: дыхание вырывалось с хрипом, ноги не гнулись, а силы таяли очень, очень быстро. Впрочем, когда они преодолели распроклятый архитектурный изыск, дело пошло бодрее, а у Ингрид родился план.