Король и Дева

Спустя бесконечность становится очень тихо. Наверное, все ушли. Тяжелый сладковатый запах ползет по дому. Девочка с легким скрипом приоткрывает дверь. И замирает, не в силах сделать ни шагу. Ее жизнь, ее детство закончились. Нежная и милая сестра, заботливая, мечтавшая о замужестве, о семье, что примет и младшенькую, сломанным цветком лежит в углу. Она так любила баллады о любви, о прекрасных рыцарях без страха и упрека! Нет, красивые песни все врут! Теперь-то Жанна знает, чего ждать от мужчин: рукоять ножа темнеет у сестры в груди, на теле живого места нет от ран. И мертвое молчание.

Ей хватило мига, чтобы осознать произошедшее, и этот миг перевернул все.

«Как же они оружие оставить не пожалели?» — злая мысль проскользнула в голове и тут же пропала. И не было больше ничего: ни мыслей, ни чувств. В этой новой жизни нет потерь, нет боли, нет слез… Она превратилась в высохшую пустыню, и наполнить ее можно будет только одним.

Жанна тихо закрыла пустые глаза сестры, поцеловала холодный лоб, прикрыла оголенные ноги, села рядом на корточки, покачиваясь, глядя в пустоту. Не понимая, кто из них умер. Она просидела молча почти сутки, пока не вернулись успевшие сбежать соседи. Пока не налетели большие навозные мухи…

Она не смотрела, как и обещала. Но чувствовала все, что вынесла сестра, чтобы сохранить ей жизнь. Теперь в ее душе осталось место лишь для ненависти. И для мести.

Жанна не помнила этого. Или очень хотела забыть. Воспоминание стерлось, унесенное волной…

И вновь чей-то лик всплыл из глубины. Сознание мутилось от своей и чужой боли, но она никак не могла оторвать взгляд от дробящегося в зеркале реки отражения. А черная вода вновь показывала то, что девушка похоронила в своей памяти — воспоминания из другой жизни, той, в которой ее звали Жанной-Девственницей.

Она узнавала мягкую, застенчивую улыбку. Задумчивый взгляд, длинные светлые, чуть вьющиеся волосы, тонкие черты лица, глубокие серые глаза, узкие губы. Жан, ее оруженосец. Он был всегда так внимателен — молча, незаметно устраивал ее быт, помогал в мелочах, оставлял цветы в ее палатке… Если бы она была не так безразлична, если бы хоть на минуту забыла о своей ненависти, она поняла бы его чувства — такие очевидные, принимаемые ею за дружеские. Без его помощи Жанне жилось бы куда тяжелее — в войсках ее окружили почти божественным поклонением, но не задумывались, каково приходится единственной женщине среди воинов. А Жан заботился о ней. И не колеблясь, бросился вперед, закрыл своим телом от вражеского меча. Клинок разрубил кольчугу, как масло, с отвратительным хрустом ломая кости, рассекая одним ударом от шеи до середины груди. Хороший меч!.. Высокий воин — хозяин меча — злобно ухмыльнулся ей в лицо.

Удивление. Вот какое выражение было на лице у ее единственного друга. Он был не первым, кто мечом, или щитом, или вот так — своим телом — спасал ее от смерти. Но Жан был дорог ей. С яростным криком, вложив в удар всю свою ненависть, Жанна вонзила свой меч врагу в живот — слишком долго тот вытаскивал лезвие, глубоко засевшее в теле юноши, предоставив Жанне шанс выместить всю свою боль… Отбросив клинок, девушка опустилась на колени перед своим оруженосцем. Его лицо, такое молодое, почти мальчишеское, исказилось не то от боли, не то от обиды на несправедливость судьбы. Алая кровь лилась из страшной раны и изо рта, пачкая руки и одежду Жанны. Юноша судорожно пытался вдохнуть, и она задыхалась вместе с ним. Жан схватил ее руку, но не смог сомкнуть ослабевшие пальцы. Мука агонии отразилась на его лице и ушла, и он лишь улыбнулся виновато…

Жанна снова услышала свой вопль над бездыханным телом. Она не плакала. Просто не умела. Будто издалека увидела, как ее оттащили — пора было отходить…

Она с криком отвернулась от водной глади.

По маслянистой поверхности опять побежали ровные волны, стирая воспоминания. Жанна отвернулась, не желая больше ничего видеть в этой странной воде, и, быстро перебирая руками, почти добралась до противоположного берега.

И, не в силах удержаться от искушения, опять посмотрела на живую ртуть. Ее отражение быстро пропало, теперь зеркало решило показать не дорогих ей давно умерших людей, а короля гномов и его племянников. Они стояли рядом, как перед последней атакой. Торин посередине, полностью готовый к бою, чуть опустив голову. Ярко полыхало синее пламя глаз, летели по ветру темные волосы, развевались полы плаща, блестела на груди застежка из серебра. Даже рисунок наручей был хорошо виден. Братья стояли вполоборота к нему, положив руки на эфесы мечей. Темное и светлое. Кили, как всегда, хмурился, стараясь накинуть себе хоть пару лет. Фили смотрел в темноту перед собой. И опять черная тень, как водная маслянистая гладь, опускалась на них. Девушка все ниже и ниже наклонялась к отражениям, вода словно притягивала ее…

— Жанна! — отчаянно звали ее с другого берега, и она, вдруг опомнившись, перестала кричать. Она тянулась к ним рукою, повисла на веревке чуть ли не вниз головой!

Хватит с нее зеркал! Она чуть не коснулась воды. Может, игра отражений этого и добивалась от нее?

Жанна быстро закончила переправу. Вытянула за легкую бечевку веревочную лестницу, следя, чтобы ни капли воды из мрачной реки не попала на нее. Благо, с другой стороны гномы все так же держали веревку внатяг. Тщательно привязала с двух сторон дерева, чтобы не болталась при переходе. Теперь из лестницы и веревки получился навесной мост с перилом, по которому сможет пройти даже самый тяжелый гном с поклажей.

Путники один за другим перебрались через черную реку не опуская голов, не смотря на воду, кому-то дарующую забытье, а кого-то заставляющую вспомнить забытое.

Что ей хотела показать вода? Может, Жанна несет беду и смерть всем, кого любит?

Эта мысль пронзила Жанну, лишив дыхания и покоя. На привале она села поодаль — насколько это было возможно на дороге — и застыла, обняв руками колени, сжав руки и покачиваясь, как от сильной боли.

Торин тревожно посмотрел на нее. Фили подтолкнул брата к девушке.

— Жанна, да что ты там видела? — встряхнув ее за плечо, спросил подошедший Кили.

Она подняла взгляд на гнома. Кили с тревогой смотрел на побелевшую кожу с прожилками вен на висках, на синяки под глазами, на запавшие щеки и глаза без слез, но и без надежды.

— Ничего, о чем можно было бы сказать при свете дня… — еле слышно ответила Жанна и отвернулась.

========== Часть 19. Лихолесье. Отголоски прошлого и взгляд снаружи ==========

Жанна почти не спала, не ела и таяла на глазах. Прошлое, казавшееся прочно забытым, отныне каждую ночь приходило к ней. Только теперь она была тем высоким воином, зарубившим Жана. Она была солдатами, мучившими и убившими ее сестру…

Девушка вовсе перестала ложиться, забываясь коротким сном лишь под утро, изнуренная настолько, что кошмарам не было места. Жанна чувствовала, что медленно сходит с ума от мучительного чувства вины. Она всерьез думала о самоубийстве, и только данная ею клятва, как боевое знамя, которое нельзя уронить, удерживала ее от этого.

«Слово нельзя нарушить, — думала Жанна, — иначе потеряешь больше, чем жизнь, потеряешь то, что никто не может отнять у тебя — свою честь». Девушка никак не могла обрести прежнюю ясность мыслей. Хотя в свой меч и свою помощь она верила больше, чем во все зеркала на свете, но колющее сердце чувство вины и внезапная потеря надежды давили все сильнее. Черная вода, даже не прикоснувшись к ней, будто вытянула все силы и выпила саму ее жизнь.

Может, не будь Жанны, никакие умертвия и не напали бы на лагерь. Еще неизвестно, каким боком выйдет гномам ее помощь! Жанна не обращала внимания на увещевания Фили, на шутки пытавшегося развеселить ее Кили. По вечерам точила меч, не разговаривая ни с кем из гномов. Ночами сидела, бездумно уставившись в одну точку…

Через пару дней Торин не выдержал.

Гном подошел к Жанне, схватил ее за руку и, не обращая внимания на сопротивление, буквально выволок ее на дорогу, подальше от лагеря, где никто не мог их услышать. Она едва успевала перебирать ногами, пытаясь успеть за ним. Он резко остановился и развернул ее к себе.