Страница 53 из 110
Эх, Киринн, Киринн! При нем такого бы не случилось! Он умело лавировал между деспотизмом Джаретта Великолепного и заносчивостью белых волков.
Небо набухло чернотой, ветер стегнул первыми снежинками…
На широкой галерее Мидир замедлил шаг, успокаивая сознание. Вцепился в привычно прохладный камень ограждения, мазнул взглядом по ослепительному сиянию вершин… Там, за Черными горами, очень давно жили белые волки. Киринн когда-то каждый вечер мотался за горы, а утром — обратно…
Этайн выглядела озадаченной, но вопросов не задавала, и Мидир был благодарен ей за это. Вряд ли сейчас в ответ он мог выдать что-то кроме рычания.
Наконец задышалось легче, и Мидир заметил стоявшего в отдалении хранителя магии. Или он соизволил показаться, выйдя из тени? И теперь пристально, не моргая, глядел вслед уходившим северным волкам. Серебристо-серую гамму ниспадающей ровными волнами одежды нарушал лишь намотанный на руку поводок, держащий в узде Дом Волка, однако эту синюю нить с острыми шипами можно было увидеть только магическим зрением. Не стал Хранитель встревать во время визита Ллвида — уже хорошо. Спущенный с поводка Черный замок Мидир видел ребенком, когда каменные звери вышли из стен, в клочья порвали ёгроксов — каменных же созданий, сотворенных Домом Камня и натравленных на Волка. Осталась ли за прошедшие тысячелетия подобная сила у Хранителя, Мидир проверять не хотел.
Этайн, поначалу отшатнувшись, с любопытством приблизилась к Хранителю.
— Знаешь, мое сердце, головы волков живее, чем этот истукан. А из чего ты сделал его?
Она дотронулась пальцем до щеки старого ши. Тот моргнул, но не повернулся и по-прежнему молчал.
— Теплый, — недоуменно произнесла она.
— Потому что он живой, моя красавица, — смог улыбнуться Мидир, а Этайн ойкнула, отпрыгнув за его спину:
— Живой?!
Все с тем же каменным выражением лица Хранитель развернулся и пропал в темноте коридоров.
— Ты не первая, кто путает его со статуей. Мэллин до сих пор отказывается верить в то, что это живой ши, только способный лечить и распознавать виды магии.
— Мидир, родной, скажи мне… — помрачнела. — Этот Ллвид, — поежилась, — смотрел на тебя так, словно вот-вот ударит кинжалом!
— Это вряд ли, как бы ему ни хотелось.
— За что он тебя так ненавидит?
— Ему не за что меня любить.
— Хорошо! Но я не поняла и половины из того, что он сказал! Что за неприятности? Зачем нужны воины?
— Дом Волка постоянно с кем-то воюет, — уклонился Мидир от ответа.
— Хорошо, — не слишком поверила Этайн. — Почему он назвал Джареда родичем? Именно его, а не тебя и не Мэллина? Как такое может быть?..
Мидир подумал, что Джаред наверняка провожает взглядом Ллвида. Сколько раз белый волк звал к себе в гости его советника? Столько же, сколько Джаред отказывал. Как обычно, неизменно вежливо. Наверняка догадывался: Мидир терпеть не может, когда его, советника, нет в Черном замке. Или понимал, что, когда Мидир не видит его больше суток, он словно теряет, опять теряет племянника, брата, отца…
Волчий король мотнул головой, решив ответить:
— Мэрвин назвал Ллвида братом когда-то. Слова овеществляются в нашем мире. Это значит, сам Мэрвин и его потомки принадлежат к роду не только черных, но и белых волков. И в Джареде, сыне Мэрвина, кровь белых волков возобладала, он родился белым.
— А еще есть белые волки?
— Ни одного не осталось. Ох, Этайн…. Когда Мэрвин уходил из Нижнего… он… Это долгая история, — отмахнулся он.
— Когда-то ты сказал мне, что даже долгая история имеет право быть рассказанной. Особенно тому, кому доверяешь. Ты рассказывал ее хоть кому-то?
— Нет, — признался сам себе Мидир.
— Доверяешь ли ты мне насколько, чтобы поделиться? — ухватилась Этайн за его руки, заглянула в лицо, ожидая ответа.
Мидир начал понемногу, пытаясь расставить все по порядку и осмыслить, что же тогда произошло.
— Это история коварного обмана, связанная и с нашим родом, и с родом белых волков. Да, волков с их тонким чутьем можно обмануть, если нанести внезапный удар через любимого человека. Этим и воспользовались. Матери подкинули письмо, в котором разоблачалась хитрость ее супруга — нашего отца Джаретта. Она ушла из Верхнего мира по большой любви… Вот только наш отец заставил ее забыть о рожденном там ребенке. Узнав о том, что покинутый ею сын вырос и уже умер, Синни горевала так сильно, что превратилась в статую. Джаретт впал в отчаяние и поручил старшему из сыновей, моему брату Мэрвину, осуществить кровную месть. Он всегда поступал по закону, не давая поблажек ни себе, ни другим… Отношения с белыми волками после гибели Киринна портились все сильнее и сильнее. Отец, — дернул щекой Мидир, — словно ревновал даже к памяти моего воспитателя.
***
— Мидир, нет, — отец непримирим и решителен, это не сюрприз, удивляет, что он взялся объяснять свои решения. — Я запрещаю тебе восстанавливать связи с беляками.
— Но почему?
Мидир знает, что второму принцу не пристало оспаривать решения короля или сомневаться в старшем брате, однако предназначение второго принца состоит в помощи правителю. А как помогать, если не разбираешься?
— Потому что я так сказал, — черные глаза Джаретта невыразительны и равнодушны.
— А почему ты так сказал? — у Мидира есть веский повод упорствовать в своем интересе.
Старший волк вздыхает, закладывает руки за спину, расправляет плечи и отходит в другой конец залы словно чтобы что-то обдумать, не ожидая, что Мидир последует за ним.
Мидир остается на месте. Стойко выдерживает оценивающий взгляд отца. Король словно старается оценить, на что будет способен его сын в будущем. Средний принц запирает душу на несколько замков, встает посвободнее и расслабляет лицо.
Джаретт снова вздыхает и возвращается к нему с явно созревшим ответом.
— Потому, Мидир, что среди белых волков второго Киринна не найдется, — и смотрит так, будто проникает под кожу, вскрывая мысли, сердце, душу.
Но душа заблаговременно заперта, а образ белого волка и по сей день легко представляется позади или за плечом самого отца. Правда, Мидир силой мысли легко находит беляка и где-то возле себя. Печаль второго принца велика, но светла и рассеяна в пространстве — он скорбит сам, чувствуя созвучную скорбь замка, благих елей, даже доспехов, расставленных по коридорам в качестве украшений.
— Второго Киринна не найдется, а ради прочего… — в интонации читается «отребья», — не стоит и пытаться.
Дружеская приязнь среднего сына и Киринна, белого волка, вызывала по меньшей мере недоумение.
Мидир не согласен, но прочие вопросы и возражения Джаретт рубит на корню.
— Ты уж выбери, второй принц, на что из бесполезного тратить свои силы. — Мидир весь внутренне готовится к пугающему продолжению. — На воспитание белых волков или на третьего принца.
— Я давно решил, — Мидир торопится с ответом, чтобы Джаретт не выбрал за него. — Я справлюсь, Мэллин хороший принц, а станет еще лучше, мы вместе с ним станем!
Слова вылетают сами собой. Джаретт не улыбается оговоркам, не оспаривает, не удивляется, безразлично пожимает плечами и равнодушно отвешивает точно рассчитанную оплеуху:
— До Мэрвина далеко вам обоим, и все же я тебя услышал. Имей твердость не сходить с выбранного пути.
Душевные замки и цепи стонут от натуги, Мидира распирает от желания поведать Джаретту, что белые волки не хуже черных, причем сложить слова как-нибудь так, чтобы родитель услышал, поверил и принял.
Что, конечно, невозможно, поэтому Мидир просто кивает и отступает от короля на шаг. Брат ему дороже, чем все белые волки вместе взятые. Мэллин никогда не узнает, а Киринн давно все простил.
***
Волчий король отвел взгляд от Этайн, отпустил ее руки. Может быть, в тот момент он впервые выбрал меньшее из двух зол.
Прошелся по галерее, полюбовался полыханием изумрудно-зеленого заката и лишь потом продолжил:
— Джаретту Великолепному достаточно было намека на виновность ненавистного рода. Увидев подпись Крифанга в письме, он поручил Мэрвину разобраться с белыми волками.