Страница 40 из 110
Братишку было с одной стороны жаль, а с другой — хотелось научить его быть настоящим волком.
И сегодняшний вечер, как понял Мидир, зайдя в комнаты брата, для этого прекрасно подходил: за окном сверкали молнии, ливень хлестал в окно, взбрыкивал своенравно гром. Усаженный на кровать Мэллин, которому Мидир велел переодеваться ко сну, не торопился. Брат даже не шевелился, следил только круглыми от ужаса глазами, как старший подкармливает пламя в камине, задергивает шторы, зажигает свечу.
— Мидил! Мидил! А можно я сегодня посплю у тебя? — спрятал нос в порядком затасканном Фелли, поглядел поверх игрушки. — Мне стлашно!
— Ты волк, Мэллин, — строго начавший Мидир смягчился, поглядев на брата, — пусть даже волчонок. А волки не боятся, — и принялся переодевать его. Заставить бы одеться самому, но ждать не хотелось, а Мэллина страх словно сковал.
— Но! Но! Но как же? Я же волк! — брат задирал голову, доискиваясь взгляда Мидира, пока тот продевал его руку в рукав ночной рубашки. Выкрутил вихрастую голову через воротник, торопясь продолжить беседу. — Я же волк! Но я боюсь! Значит, волки тоже боятся! Или я особенный волк?
Мидир фыркнул и закатил глаза. Он был уже слишком взрослым для этой чепухи.
Сверкнула молния, загрохотал вослед гром, и Мэллин испуганно прижался к его рукам.
— Ты не особенный. Все волки чувствуют страх, конечно, мы ведь живые, — Мидир пригладил непослушные, как сам Мэллин, черные вихры. — Но мы волки не только по рождению, мы волки благодаря нашим душам: мы не отдаем своих, не бежим от схватки и не позволяем страху овладеть нашими сердцами. Мэллин, боятся все, но не показывают.
— Плямо все? — серые глаза недоверчиво прищурились. — И даже Мэлвин? И даже папа? — на пару утвердительных кивков братишка выдал самое скептическое: — И даже ты?!
— Все — это значит все, Мэллин. Я тоже время от времени боюсь, — Мидир усмехнулся, глядя на вытянувшееся от удивления лицо брата. — Но я никому не показываю страх, не позволяю ему взять над собой верх, он не получает добычи и уходит.
— Тогда стлах тоже волк? — Мэллин задумчиво пригляделся к Фелли, будто представляя, что так выглядит страх.
— Ну почти, — Мидир уложил братишку в постель, укутал со всех сторон, подоткнул одеяло, похлопал по руке. — И вот теперь докажи этому волку, что ты уже большой волчонок, и тебя за один укус не раскусишь! Не бойся, спи.
Мэллин побледнел, глаза расширились и показались темными в полумраке спальни.
— Мидил, а может, ты не будешь уходить еще недолго? Я бы не боялся и уснул!
— Ну нет, так со страхом сражаться не получится, — Мидир смирил свое собственное заволновавшееся за брата сердце. — Но ты же знаешь, я за стеной, в своих покоях, очень близко. Тебе нечего бояться в Черном замке! Спи.
Поцеловал братишку в лоб, устроил поудобнее Фелли, задул свечу, подкинул дров в камин и вышел. Когда Мидир обернулся в дверях, ему показалось, что Мэллин спрятался под одеяло с головой, уткнувшись лицом в подушку.
Мидир тихо прикрыл дверь. Дойдя до своих покоев, обеспокоенно прислушался чутким волчьим слухом, но со стороны покоев брата не долетало ни звука. Мидир прекрасно слышал его всегда — вот только не сейчас.
Мидир нахмурился: приходить он к себе запретил, так что Мэллин останется в комнате и будет спокойно спать всю ночь. Нет смысла переживать. Ведь именно из-за Мэллина он не узнал, кто напал на Дом Волка!
Спасительное раздражение все равно не перекрыло беспокойства: в спальне Мэллина было очень тихо, словно тот даже не дышал. Мидир снова отогнал лишние мысли, заполз под одеяло, уткнулся в подушку и мгновенно уснул.
Проснулся он посреди ночи. Дрова в камине прогорели, но разбудило его не это: сквозь отдушину вслед за новым раскатом грома раздался всхлип. Мидир выругался про себя, затаил дыхание, но больше ничего не услышал.
Чувствуя себя очень глупо, он поднялся, накинул на тонкую спальную рубашку халат, привычно быстро заправил постель и пошел к брату.
Камин и в этой комнате грел уже не так ощутимо, но больше Мидира тревожила свернувшаяся под одеялом небольшая фигурка. Он слишком бесшумно подошел к брату — и понял это, присев на кровать.
Мэллин подскочил и уставился огромными темными глазами, отчаянно прижимая к себе Фелли.
— Плости, Мидил, плости, я не хотел колмить того волка, но он от меня плосто откусывает! — поспешно стирал слезы рукавом, шмыгая покрасневшим носом.
— Вижу, вижу, не прыгай ты так, — Мидир поморщился, а потом слегка подпихнул Мэллина на другой край кровати. — И раз уж ты меня разбудил, в наказание я затребую с тебя половину твоей постели. Как принц ты не можешь не уважать закон! Ты помешал мне спать и поплатишься за это!
Мэллин недоверчиво глянул, освободил место, дождался, пока Мидир ляжет под одеяло, а потом подпер вихрастой головой его подбородок. Лоскутный Фелли пуговичным носом вдавился Мидиру в солнечное сплетение.
— Ты еще научишься быть волком, Мэллин, научишься. Я уверен, из тебя выйдет отличный волк.
***
Пока Мидир задумчиво вглядывался в потолок, обращаясь к видениям прошлого, успело совсем стемнеть. Вчерашние мысли вновь вторглись в сознание.
Черно-серые тучи захватили все небо, шумя и грохоча, как склочные старые боги. Мидир припомнил несколько их встреч в том, давнем, большом составе. Невозможно, просто невозможно было не вызвериться на треклятого грифона, тогда такого же молодого и дерзкого, как сам волчий король. Даже помоложе, о чём Мидир не уставал неблагому напоминать, пусть и на жалких пять лет. И по сей день реакция Лорканна на эти слова вызывала у Мидира улыбку. Айджиан все время их разнимал.
По счастью, и Лорканн оказался более разумным, чем выглядел на первый взгляд. Айджиан, подмявший под себя весь океан, знал, что одному не выстоять, и нашел себе союзников. Он привлек их обоих, благого и неблагого, предложил план, поддержку и перемирие. И хотя тогда Мидиру казалось, что перемирие с неблагим в принципе вещь невозможная, Лорканн проявил присутствие не только магической силы, но и разума, весьма условного, как всё у неблагих.
Втроём они смогли переменить судьбу. И когда времена обрушились, забирая старый пантеон — разобщенный, погрязший в склоках и дрязгах — благой, неблагой и фомор сохранили не только свои жизни, но и свои королевства.
Сейчас Мидиру было отчасти неприятно вспоминать те времена легендарных битв: он был крайне молод, вспыльчив, неопытен, и имел все шансы сгинуть в небытии, как и другие старые боги и прочие Дома. Прояви Айджиан меньшую рассудительность, не забудь Лорканн о выщипанном хвосте, а он сам — о выдернутой грифоном шерсти, сейчас под Холмами было бы на одно королевство меньше. А может, на три. То есть не осталось бы ни одного.
Все тогда казалось простым и естественным — очередное заблуждение молодости. Раз старые боги умирают, туда им и дорога, а если миру предстоит измениться, то это только к лучшему.
Тогда же в Нижнем не стало людей: поднявшиеся на дыбы времена за секунды махнули через столетия, и все короткоживущие, не ушедшие в Верхний, обратились в прах.
Мидир вздрогнул, крепче прижимая к себе Этайн. Он тогда не понимал, насколько большую потерю понес их мир, в чем им довелось поучаствовать и что именно они пережили.
Крошились края вселенной, стирался небосвод, утекала вода. Лорканн предложил держать, что сможет каждый, и вывернул миры своеобразным цветком. Мидир соединил их не пространством, но более гибким временем, Айджиан добавил эфира, позволяющего сплести остатки миров кольцевой лестницей, целой, ровной, настоящей и существующей поныне.
За временем подтянулись пространство, магия и воздух, вновь обрисовав незримое Древо жизни.
Они сохранили то, что сумели.
И перестали называться старыми богами, не пожелав ничего божественного прививать новой эпохе. Размылись, затуманили свои фигуры, отдали могущество своим мирам, назвались королями. Об этом помнили друиды, но более никто.
И уж точно об этом не нужно знать его прекрасной королеве.