Разделенные

— Чай остынет, — заметила она. Акайо осторожно взялся за чайхай, разлил напиток по чашкам. Нииша нашла для него пуэр, настоящий рассыпной чай, черный, как тени за пределами костра. — Я вдруг подумала, что ты вряд ли нашел в книгах значение слова “сессия”, правда?

Он гордился тем, что не подавился чаем. Медленно покачал головой, со смутным страхом ожидая ее ответа.

— Ну конечно, — усмехнулась его хозяйка. Сделала паузу, отпивая чай. Она уже сказала, что зеленый ей нравится больше, но хотела распробовать необычный вкус до конца. — Мог бы почитать что-нибудь по обществознанию, между прочим, и мне не пришлось бы так много объяснять. Если максимально упростить и расширить рамки определения, то сессия — это встреча, во время которой Верхний или Верхняя совершает некие действия с нижним.

— Вы хотели сказать, хозяин или хозяйка с рабом, — тихо уточнил Акайо. Чай оставлял на языке теплое горьковатое послевкусие.

— Не обязательно, — возразила Таари. Тут же сбилась, замялась, вздохнула. — Небо, как все сложно! Человек, который во время сессий является нижним, и которого в это время могут называть рабом, не обязательно является рабом в обычной жизни. Сессии проводят добровольно, по договоренности между Верхним и нижним. Если нижний не хочет чего-то, или воздействие слишком сильное, — он говорит специальное слово, и Верхний тут же останавливается. Понятно?

Акайо кивнул. Снова наполнил чайник горячей водой, слил мгновенно заварившийся чай в чахай, разлил по чашкам. Выпил. Сказанное Таари фиксировалось в свитке, медленно и натужно, едва ли не побуквенно. Ему хотелось кричать, что он ничего не понимает — как может быть чтобы свободный человек добровольно стал рабом? Как может человек сам хотеть…

Он почувствовал, как становятся окончательно тесными его штаны, услышал, как хмыкнула Таари, и покраснел до корней волос. Она будто нехотя сказала:

— Вообще-то да, гаремные рабы покупаются в том числе для сессий. Я знала, что вы к этому совершенно не готовы, и не собиралась предлагать вам подобное. Но с тобой… — и вдруг приказала: — Посмотри мне в глаза, Акайо.

Он замер. Окаменели плечи и шея, он желал оставить все как есть и в то же время хотел подчиниться ей. Медленно, через силу его взгляд поднялся к дальнему краю доски. Прошел по ногам Таари, обтянутым черной тканью так плотно, что не оставалось никакой свободы воображения. Акайо моргнул, тут же моргнул снова, перескочив на длинную шею. Ему казалось, что линию его взгляда придавливает неведомый вес, никак не меньше тяжести флагманского корабля имперского флота. Невероятных усилий стоило проследить линию ее острого подбородка, тонкие губы, изогнутые в прекрасной и насмешливой улыбке, узкий нос с горбинкой…

Ее глаза были зеленовато-синими, как море. Акайо смотрел в них несколько мгновений, забыв, как дышать. Затем она пошевелилась, затянувшие его водовороты на мгновение прикрылись бледными веками, и Акайо поспешил использовать эту возможность, чтобы отвести взгляд. Бездумно проследил за кроной дерева, колышущейся на ветру, опустил глаза, упершись в свои сцепленные руки.

Таари засмеялась. Он почувствовал, как она коснулась его головы, погладила по отросшим волосам.

— Мне нравится твоя реакция! Думаю, мы вернемся к этому вопросу позднее. Ты не против?

Он молча налил ей чаю.

Этой ночью ему снилось чаепитие.

На следующее утро она ворвалась на кухню во время завтрака. Красное платье разорвало умиротворяющую белизну комнаты так же, как ее голос разорвал утреннюю тишину, полную вежливого хруста хлопьев и стука ложек.

— Значит, вы едете со мной! Все, прямо сейчас! — она говорила им, но смотрела сквозь дверной проем в сад. Вошла Нииша, расстроенно развела руками:

— Извини, ты ж не предупреждала, что тебе нужно в институт. Я думала, мальчики уже подросли, смогу наконец оставить их с тобой на день, в город съездить. А то у нас уже даже замороженные овощи кончились, не то что свежие…

Таари отмахнулась, чуть понизив голос:

— Знаю, знаю. А заказывать сюда такси или доставку — это еще час объяснять, почему навигатор ошибается и куда на самом деле нужно свернуть. Ничего, ты пойдешь в магазин, я с нашим лесом — в институт. Посмотрят хоть, как у нас наука выглядит изнутри. — Она наконец обернулась к рабам, уперла руки в бока. Поинтересовалась: — Ну, чего смотрите? Доедайте!

Все тут же уставились себе в тарелки, усердно захрустев сухим завтраком. День обещал быть необычным.

Акайо не знал, рад он предстоящей поездке или нет. Он привык не выходить за пределы сада, и перспектива снова оказаться в эндаалорском городе его слегка пугала. Он думал, Таари снова наденет на них ленты-поводки, но она сообщила, что не собирается ходить с таким своеобразным букетом и уже переключила ошейники на следование за хозяйкой.

— Не отходите от меня дальше пятнадцати метров, иначе замрете каменной статуей. Искать вас по всей лаборатории у меня нет ни малейшего желания!

В машину погрузились очень быстро. Акайо вспомнил, как они забирались в нее около института с непроизносимым названием, и как Тетсуи чуть не разбил лоб о проем. Кажется, теперь он понимал, почему тогда все так удивились его жесту. Никто из эндаалорцев не успел бы отреагировать, чтобы помочь падающему, другие кайны не считали нужным делать это. Они тогда еще в самом деле были “бамбуковым лесом” — способные двигаться лишь по приказу, без понимания, как дальше жить, что делать даже вот в таких простых ситуациях. Ему же уже тогда стала ценна жизнь — его собственная и других. Он уже тогда перестал в мыслях называть их пленными.

Эти размышления вызывали настолько противоречивые чувства, что Акайо казалось — они не вызывают ничего. Будто гордость и стыд, столкнувшись, не смешивались, атакуя его разум с двух сторон, а уничтожали друг друга, низводили до сил столь слабых, что их следовало бы назвать отдаленным эхом уже отгремевшей бури.

Машина рванула с места, Акайо схватился за ручку под потолком, поймал падающего соседа. В этот раз за рулем сидела Таари, и водила она, похоже, в том же стиле, что и Лааши.

Когда они доехали до лаборатории, по пути высадив Ниишу у невероятно огромного здания, которое невозможно было целиком охватить взглядом, Акайо даже привык к скорости. По крайней мере, Таари не имела привычки резко поворачивать — сначала в одну сторону и тут же в другую. Все остальное он готов был вытерпеть. Хотя в первые мгновения после того, как они выбрались из машины, его все-таки покачивало, но далеко не так сильно, как после памятной поездки с Лааши.

Акайо не думал об этом человеке все прошедшие недели в доме Таари, а теперь он все время лез в голову. Наверное, потому что город и тем более машины накрепко связались в голове Акайо с образом странного эндаалорца.

— Ну-ка не замирайте!

Таари, обогнув машину, уже поднималась вверх по длинной каменной лестнице. То и дело ей приходилось обходить сидящих на ступенях людей — одиноких, изучающих что-то на планшетах, смеющиеся группы, целующиеся пары. От последних рабы стыдливо отводили глаза, а потом почти все подсматривали искоса. Акайо сдерживал улыбку, зная, что большинство из них думает сейчас: “Прямо на улице! Стыд какой!” — и краснеет от смутного желания оказаться на месте этих парочек. Идущий прямо рядом ним Рюу вздохнул вдруг тоскливо, поделился:

— У меня невеста была…

Замолчал, сам удивляясь своей откровенности. Акайо неловко коснулся его руки, сжал на секунду запястье. Рюу благодарно кивнул, тут же высвободился, но отходить не стал.

На них почти не обращали внимания, ни на улице, ни в зале, открывшемся за дверями института. Таари загнала их в большой лифт, в который они все равно едва поместились. Почему-то именно Акайо оказался прижат спиной к их хозяйке и изо всех сил старался сохранять пристойное расстояние. Ее взгляд жег ему затылок, и когда лифт слегка качнулся, останавливаясь, ему почудилась легкая ладонь на своем бедре. Акайо не успел решить, хочет ли он отстраниться, или напротив, прижаться ближе, последовать за этой рукой, едва наметившей прикосновение. Двери открылись, люди перед ним расступились, и он, склонив голову, последовал за ними. Это было проще всего.