Закат

Высокий и чистый, но почему-то не такой красивый, как раньше.

Закат закрыл глаза. Он не должен был спорить, это было бесполезно. Нужно было просто…

— Пожалуйста, пощадите Залесье. Умоляю.

Магистр насмехался. Закат не слушал, повторяя раз за разом, распластавшись у его ног — пощадите. Умоляю, пощадите. Что угодно, только пощадите. Делайте со мной что хотите, пожалуйста, но пощадите Залесье. Пощадите.

Его пнули, свалив на бок, и Закат замолчал, тяжело дыша. Перед глазами плавало алое марево, придававшее сил, такое густое, такое яркое, что казалось — он может убить здесь всех голыми руками. Но это было ложью. Он не мог. А любой его рывок, любой знак того, что он не сдался, вызвал бы продолжение этой страшной игры, которую он больше не мог выносить.

Он заставил ярость погаснуть, хоть это и лишило его последних сил. Лежал на полу, почти не слушая слова магистра, только сжался плотней, когда его снова походя пнули тяжелым сапогом.

— Ладно! Мне противно прикасаться к тому, что было осквернено тьмой. И я уважаю мольбу, даже исходящую от врага. Мы ведь должны быть милосердны, не правда ли?.. Ты благодарен мне, Темный?

Он промолчал, не в силах снова заставить себя унижаться. Было странно, тоскливо жаль человека, который стоял над ним и требовал благодарности за то, что когда-то считал священной обязанностью света.

Милосердие. Сострадание. Вера в то, что люди невиновны — все, включая слуг Темного властелина и его личную стражу.

Когда-то Герой даже не пытался убить их.

Закат не мог поверить, что за какую-то сотню лет человек может превратиться в свою полную противоположность. В конце концов, сам он менялся гораздо медленней, и все еще считал себя просто обычным человеком, серым, а не белым или черным.

Магистр вернулся на трон, Заката снова привязали рядом. Просители сливались в одно лицо, магистр улыбался им, позевывали рыцари. Закат молча смотрел, часто встречая растерянные взгляды горожан. Те тут же отводили глаза.

Наконец, поток иссяк, и некому стало показывать побежденное зло. Заката освободили те же рыцари, которые привязывали утром, отвели в темницу. Поставили у двери кувшин воды с куском хлеба, заперли.

Закат осторожно сел на тюфяк, взял еду. Внутри было пусто и больно.

Что, рок их всех побери, осталось в этом мире светлого, если добро кичится измученным пленником, прикованным в тронном зале?

***

Его разбудил странный шорох, скрежет двери по каменному полу.

— Приподними ее! Ну как там, охрана спит?

— Ага. По-моему, твои травки уже работают.

В камеру проскользнули трое: двое в темном, с повязками, закрывающими лица, третий в легком доспехе и шлеме с опущенным забралом. Закат приподнялся на локте, надеясь, что все-таки впервые видит обычный сон. Один из взломщиков подбежал к нему, упал на колени рядом.

— Господин! Вы в порядке? Светозар сказал…

Закат застонал, спрятав лицо в ладонях. Догнали все-таки. В подземельях Светлой цитадели догнали. Самоубийцы.

— Пожалуйста, уходите.

— Угу, сейчас, — девушка, в которой по голосу легко узнавалась Ро, подошла, закинула его руку себе на плечо, подняла рывком. Со второй стороны придержал Пай. — Вот теперь уходим.

Светозар, в шлеме не имея возможности толком кивнуть, просто пошел первым, указывая путь. Закат старался не задерживать своих спасителей, шел, догадываясь, что если попробует спорить, рассвет они так и встретят в камере.

Направлялись они, однако, не к выходу, а наоборот, в глубину подземелий. Вскоре факелы впереди кончились, Светозар достал последний из скобы на стене. Отщелкнул наконец забрало, повернулся к Закату. Посмотрел долго, выругался, но как-то устало, без злости:

— Судьбой забытый дурак.

Обнимать не стал, хотя явно хотел.

— Идемте уже, — сердито фыркнула Ро. Поддернула Заката повыше, неудачно скользнув рукавом по исполосованной спине. — Я ему тоже много чего сказать хочу, но сначала нужно отсюда выбраться.

Они шли так быстро, как могли, Закат старался не повисать на плечах Ро и Пая. Они молчали, глядя только под ноги, на каменном полу плясала тень идущего впереди Светозара. Тот начал рассказывать, не дожидаясь вопросов:

— Нас на самом деле четверо, еще Дичка приехала. Вход в подземелья в гроте на берегу, она там сторожит. Если вдруг кто-то найдет лаз, она пойдет к нам навстречу, предупредит. А я эти ходы еще ребенком излазил, как свои пять пальцев знаю! Вообще за факелы ходить запрещено, но мне об этом сказали как всем, в одиннадцать, после первых обетов, а в Цитадель подкинули совсем крохой. Я, понятно, времени не терял — тут для ребенка не так уж много развлечений, а целое подземелье — это страсть как интересно!

Он рассказывал про детство в светлой обители и Закат был благодарен за каждое слово. Невмоготу было бы идти в тишине, наедине со своими мыслями, а так, улыбаясь старым байкам, можно почти поверить, что они снова в Залесье. В безопасности.

— Тут, правда, кое-что обвалилось, — сетовал Светозар, перелезая через упавший с потолка камень, — никто ведь не чинит. Но все-таки получилось найти дорогу.

Глянув на едва держащегося на ногах Заката, наконец дал себе волю:

— Дурак ты! Если бы вместе пошли, могли бы просто пробраться и Ро вывести. Ее же не мучил никто.

— Могли бы вообще спокойно сидеть в Залесье, — резко отозвалась Ро. — За три луны даже последняя дура сбежать сможет, не так так эдак.

Помолчали, протискиваясь мимо обвалившейся части свода. Закат споткнулся, его поддержали с двух сторон.

— Понимаешь, я тоже хочу отвечать за себя, — уже спокойней и будто бы смущенно объяснила Ро. — Это, конечно, очень красивый жест, сунуться в ловушку вместо другого, но очень уж глупый. Никто не хочет, чтобы за них умирали. Я не исключение.

— Извини. Я не мог иначе.

Ро только головой мотнула, перехватывая его поудобней.

— Я поняла уже. Ну, считай, мы тоже не могли.

Пай молчал, не обвиняя и не браня. От этого было едва ли не хуже. Вспоминалось, как он просил не уходить без него. Как Закат обещал.

Было бы куда проще, если бы рыцари сразу казнили пойманное зло. Жизнь в обмен на жизнь, и все.

Теперь же по тоннелям Цитадели брело слишком много людей, каждый из которых предпочел бы умереть сам вместо других.

Вскоре пришлось сделать привал — устали и спасатели, на одном дыхании прошедшие весь путь к камере и часть назад, и спасенный.

— Ух, отвык я от этих железок совсем, упарился…

Светозар стянул наконец шлем, вытер взмокшие волосы. Пай помог ему снять доспех, уложить в сумку. Сели у стены, Закату передали флягу. Посмотрели, как он пьет, медленно перекатывая воду во рту. Пай вдруг отвернулся, полез в котомку. Развернул рубашку, сам осторожно распорол боковые швы, чтобы можно было надеть и подпоясать, не снимая оковы. Не дал Закату извиниться за ту, прошлую.

— Просто возьмите, ладно? И не попадайтесь рыцарям, хоть в ней, хоть без.

Закат взял, но сразу одеться ему не дали.

— Раз у нас привал, дайте факел, я хоть посмотрю толком, как тебя отделали.

Ро осмотрела его спину и руки, ощупала плечи. Услышав о мази, присвистнула:

— Надо же! Я эту Любославу помню, она мне еду носила. Светлая на всю голову, но в травках разбиралась — я ее разговорила в конце концов. А Солнцеяр ублюдок тот еще…

Кашлянул Светозар, улыбнулся Закат.

— Может, теперь нет.

— Может. Но Лужу я им все равно не прощу.

Повисшую тишину снова нарушил Светозар, взялся рассказывать, как они догоняли Заката — выбирали, кто пойдет, с телегой дошли до ярмарочного села, купили там лошадь. В Лесовыси послушали сплетни о прислужнице тьмы, сбежавшей с костра, и об оборванце, назвавшемся силой зла во плоти. Узнав по описанию Заката и здорово испугавшись, обыскали весь город, увидели плащ Медведя на одном из стражников. Подкараулили и разговорили в темной подворотне, напугав тем, что одну «силу зла» пинать легко, а вот четверых посложней.