Закат

Успели как раз к приходу магистра. Он, в еще более дорогих одеждах, чем вчера, хищно улыбнулся. Провозгласил, словно репетируя речь:

— С этого дня любой сможет своими глазами убедиться — добро победило!

— Собираешься пугать людей пленником, прикованным у трона? — переспросил Закат. Взгляд против воли лип к ониксу, теперь подвешенному на золотую цепь, но такому неуместно-черному на белом фоне. — Так же, как делал Темный властелин? Но тогда…

— Заткните ему рот! — перебил магистр.

Закат только поднял брови, не мешая рыцарям поспешно исполнять приказ. Он был уверен, что магистр понял его, несмотря на недоговоренность. Во всяком случае, улыбаться перестал. Сел, покрутил оникс на шее. Все-таки спрятал под одежду. Вдоль зала выстраивались рыцари в желтых, кажущихся позолоченными доспехах — вероятно, личная гвардия.

Наконец, магистр махнул рукой:

— Впускайте просителей.

Широкие двери в дальнем конце зала распахнулись.

Просителей было много. Люди приходили в Светлую цитадель за советом, утешением, разрешением спора. Магистр отвечал всем, отечески улыбаясь, и Заката то и дело передергивало от странной червоточинки в его словах.

«И да славится свет».

Да славится — после сочувственных слов о людях, убитых разбойниками на дороге. Да славится, когда заплаканная женщина, смущаясь, пытается объяснить, что обидел ее как раз один из рыцарей. Да славится, когда трактирщик неловко намекает, что за выпитое вино и побитые кружки даже рыцарям стоило бы платить.

Но когда в двери вошел Светозар…

— Ты пришел, наш блудный сын, — магистр отечески улыбнулся рыцарю, а тот только выше задрал голову, упрямо выдвинул вперед подбородок. Так глупо. Так знакомо. Добро и зло, герой и темный властелин. В нынешней борьбе Закат оказался всего лишь заложником.

— Вы ошибаетесь, магистр. Этот человек — не Темный властелин, не то зло, которое мы должны уничтожать.

Закат подался вперед, желая возразить, попросить Светозара не делать глупостей… Но во рту был кляп, и все что он мог — невнятно мычать.

Магистр только один взгляд бросил на пленника, дернув уголком губ. Отвернулся к своему бывшему рыцарю. Пешке, которая вдруг восстала против короля. Закат помнил — Темный властелин убивал таких. Быстро. Безжалостно. Не давая ни единого шанса на спасение.

Но магистр был добром. Всего какую-то сотню лет назад был!

— Ах, Светозар, — магистр изобразил глубокую печаль, но Закат видел под ней раздражение. — Ты был одним из моих лучших рыцарей! Нет-нет, я уверен, что ты и сейчас остаешься им. Ты так легко можешь доказать это. Просто убей воплощение зла, что очаровало тебя.

Светозар даже не взглянул на Заката. Он изучал лицо своего магистра с тем выражением брезгливости, с которым рассматривают крынку, в которой вместо сметаны обнаружилась плесень.

— Светлые рыцари не убивают невиновных. Даже по вашему приказу.

— Заблудшая овца, — тихо рассмеялся магистр, пока люди вокруг ахали от ужаса. — Однако даже одна больная овца может заразить все стадо.

Этой фразы хватило, чтобы светлая гвардия обнажила мечи, наставила острия на Светозара. Закат дернулся, но дотянуться даже до ног магистра не смог, пнул вместо этого стоящего рядом рыцаря, лишь бы привлечь внимание. Тот отпрянул и магистр, так и не взглянул в их сторону, вдруг поморщился. Едва заметным жестом отогнал самых ретивых гвардейцев.

— Впрочем, эта овца еще может исцелиться. Достаточно просто удалить ее от стада, — магистр поднялся с трона. Простер руки к своду Цитадели. — Рыцарь, названный Светозаром! Ты изгоняешься из рядов ордена. Отныне нет тебе убежища ни в одной часовне, ни в одной келье света. Ни один рыцарь не примет тебя как своего. Уходи! И не возвращайся, пока не раскаешься в своих дерзких речах.

Светозар помедлил, бросил взгляд на Заката — отчаянный, растерянный. Закат поспешно кивнул, указал головой на дверь — иди, уходи скорее, пока тебе разрешают!

Гвардейцы ждать не собирались.

Изгнанного рыцаря выкинули за порог Цитадели.

Магистр снова опустился на трон, красивым точным жестом разложил вокруг полы белой мантии. Просители и рыцари отодвинулись к стенам, скопились в углах, будто пыль. Покачнулся Закат, сел на пятки. Подумал, что даже рад, что стоит на коленях — так было проще не упасть. Слишком много сил ушло, слишком испугался, что не сможет помешать. Светозар рисковал ради заведомого смертника. И если пришел он, то…

— Однако у нас осталось еще одно стадо больных овец, — эхом встревоженный мыслей прозвучал сверху голос магистра. — Деревня, называемая Залесье.

Закат вскинул голову, столкнулся с насмешливым взглядом странных, крапчатых глаз. Знал, что собственные сейчас расширены от страха, как не пытайся уговорить сердце биться ровно, знал, что прозвучавшие слова — просто еще одна придуманная магистром пытка. Вчера он с наслаждением загонял пленнику иглы под ногти, а сейчас так же медленно и с наслаждением загоняет в сердце вину и отчаяние. Боль куда большую, чем можно было добиться, мучая тело. Оставалось только пройти по тонкой грани — дать магистру насладиться игрой, но убедить, что играть в это долго он не сможет. Или…

Закат вдруг понял, что может сделать. Что проще всего сделать, чего от него на самом деле ждут.

Опустил голову. Дождался, когда изо рта вынут кляп, распутают узлы веревки, стащат с высоких ступеней на ковровую дорожку для просителей. Рыцари разошлись, на всякий случай держа ладони на оголовьях мечей. Закат покачнулся, понимая, что не сможет долго простоять на ногах.

— У нас нет иных представителей деревни Залесья, — доверительно сообщил магистр. — Придется тебе, Темный, отвечать за людей, которых ты совратил. Как думаешь, могут ли они вернуться к свету?

Конечно, это было ловушкой. Что бы Закат ни сказал, как бы ни пытался объяснить, как бы ни убеждал, что Залесье нужно пощадить — магистр всегда сможет ответить, что словам зла нельзя верить. Ему нужен был не спор или справедливость, а унижение старого врага. Магистр не смог добиться его мольб и стонов обычными пытками и теперь желал получить свое иным способом.

Если не смог сломать пленника — дай ему сломать самого себя.

— Мне пришло очень интересное донесение. По словам моей разведки, ты провел ночь на постоялом дворе «Очаг» в городе Лесовысь.

Растянутый между двумя столбами человек вздрагивает, скрипят натянутые цепи. Во время экзекуции он только жмурился, кусая губы, и Темный властелин усмехается, видя теперь в этом вечно твердом взгляде отчаяние. Тянет довольно:

— Что ж, разбираться с укрывателями моя стража умеет… Или, может быть, ты обманом проник в их дом?

Глаза пленника блестят, лицо кривится в муке. Темный властелин любуется этой пыткой — лучшей из всех. Для Героя, справедливого, светлого, невыносимо как лгать, так и знать, что из-за него погибнут невинные люди. Два железных прута лежат в огне, пленнику остается только решить, какой из них он сам, добровольно возьмет в руки. Какое из двух страданий будет жечь его изнутри верней, чем приложенное к коже клеймо.

Для его мучителя нет никакой разницы. Если Темный властелин захочет — он в любом случае сможет притащить сюда этих людей и хоть кожу с них содрать на глазах у дерзкого, посмевшего восстать против него человека.

Они оба это знают.

Было тошно. Заката качало, и он позволил себе просто перестать держать равновесие, упасть на колени перед магистром. Замер, все еще глядя в глаза, полыхнувшие торжеством. Медленно, через силу опустил голову, склонился к красному плетению ковровой дорожки, не обращая внимания на неловко прижимающиеся к груди руки. Выдавил слова, как яд из раны:

— Пощадите Залесье. Эти селяне ни в чем не виноваты.

Он кожей чувствовал чужие взгляды, удивленные, презрительные. Услышал, как встал с трона магистр, прошелестела мантия по ступеням. Прозвучал прямо над головой голос:

— Все в чем-нибудь виноваты, тебе ли не знать.