Страница 17 из 19
В других своих работах я уже описывал те наши свойства, которые обычно заявляются в качестве того, что выделяет нас на фоне всех прочих животных, и последовательно отвергал их претензии на статус особенного. Здесь же мне бы хотелось несколько изменить ракурс и представить вам три перспективы, последовательно переходя от наиболее общего и фундаментального к более частному, но всё-таки достаточно широкому. Подобный подход позволит нам понять, что ничего такого уж интересного в нас нет, однако прежде чем приступить мне нужно сделать два замечания.
Первое, концептуальное. Я прекрасно осведомлён о множестве проблем, связанных с таксономией и классификацией. Это и сомнительность выделения видов только на основании их внешнего различия или сходства, которая сегодня отчасти разрешается генетическим секвестированием, но, конечно, не снимается полностью. И груз прошлого, который лежит на них, протаскивая с собой то, что давно уже не актуально. И общую сложность постулирования каких бы то ни было по жёсткости границ, а также не в последнюю очередь трудности, связанные с тем, что живое постоянно меняется, а потому любые наши категории в лучшем случае временны, а в худшем – бессодержательны.
Несмотря на всё это я всё-таки буду использовать те понятия и термины, которые у нас есть. С одной стороны, выдумывать какую-то альтернативную систему не входит в мои задачи и планы, а, кроме того, является уделом соответствующих специалистов, коим я не являюсь и быть не хочу. С другой стороны, эти проблемы мне даже на руку, потому что они хорошо демонстрируют то, что наш вид не слишком, если в принципе хоть как-то, отстоит от всех прочих, а потому и не заслуживает той – обычно, естественно, высокой – оценки, которую мы ему приписываем.
И второе, указывающее на мою собственную прихоть, хотя и отчасти обоснованную. Ниже я обращусь – в порядке изложения – к жизни в её целостности, к млекопитающим, а завершу своё рассмотрение приматами. Я понимаю, что, выделяя именно эти категории, я упускаю, скажем, стадию многоклеточности, хордовых, эукариотов. Тем не менее я вынужден поступить так сразу по многим причинам, но я назову лишь несколько.
Во-первых, это не учебник по биологии, а потому мне нет нужды перечислять и препарировать решительно все этапы развития живого, которые, как это нередко и совершенно безосновательно считают, ведут к человеку. Во-вторых, если бы, например, я включил в круг рассматриваемого тех же хордовых, то я бы не получил желаемого эффекта, потому что найдётся мало людей, которые бы стали спорить со мной о том, что мы ими не являемся, это слишком очевидно. В-третьих, вопросы возникают только по отношению класса млекопитающие, но дело в том, что его представители – включая и нас – анатомически довольно сильно похожи друг на друга – так, скажем, новые медикаменты нередко тестируются на мышах просто из-за того, что мы так похожи – а потому, как мне представляется, вполне заслуживают выделения среди прочих. И ещё одною. Мы все субъективны, так что позвольте мне быть человеком. Имея всё это в виду, продолжим.
Как известно на сегодняшний момент, жизнь на Земле появилась что-то около четырёх миллиардов лет назад – одни называют цифру меньше, другие чуть больше, но это не критично. Как конкретно это произошло нас здесь не волнует, хотя, безусловно, это очень интересная тема, но нам важно лишь то, что, как полагают учёные, какое-то время спустя существовал так называемый последний общий универсальный предок, т.е. такой организм, основные принципы функционирования и строения которого мы все – действительно все – унаследовали. По сути, можно говорить о том, что базовые конструкции у нас всех одинаковые, вне зависимости от того, к какой именно категории мы принадлежим. Разумеется, не стоит думать, будто, скажем, эукариоты и прокариоты ничем не отличаются друг от друга. Разница, бесспорно, есть, но опять же для наших целей это не играет особой роли. Что нас и вправду должно заботить – это характеристики живого как такового.
Никто не станет спорить с тем, что человек представляет собой один вид из многих. У нас также есть ДНК с её четырьмя «буквами», те кодируют ровно двадцать аминокислот, благодаря чему выстраивается весь организм, а, кроме того, мы должны питаться, избегать опасностей, размножаться и однажды умираем. Вопрос, однако, заключается в том, что именно мы должны считать живым, а что – нет, а тут как раз согласия и не наблюдается.
В качестве ответа предлагались следующие варианты. Это и уменьшение энтропии внутри с её увеличением вовне, и репликация, и автономность. Впрочем, что бы ни выдвигалось в качестве основного – или их несколько – принципа «живости», в основном брались они глядя именно на человека, хотя это редко признаётся. Как бы то ни было, но это не столь плохой подход, как можно было бы подумать. И всё-таки, что позволяет материи называться именно живой?
Существует небезынтересная дискуссия о том, в какую категорию отнести вирусы. Дело в том, что они не способны размножаться сами, а, кроме того, им требуется хозяин для того, чтобы функционировать в принципе. Из этого зачастую делается вывод о том, что живыми они не являются, но представляют собой своеобразную промежуточную стадию или что-то иное. Другие исследователи, напротив, не видят в этом никакой проблемы и спокойно включают их в тот же разряд, к которому принадлежат они сами. Однако давайте рассмотрим озвученные выше предположения по порядку.
Второй закон термодинамики гласит – со временем градиент хаоса возрастает. Т.е. мера беспорядка становится больше с каждым мгновением. Это однажды должно привести Вселенную к так называемой тепловой смерти, под которой подразумевается выравнивание температуры до одинакового значения по всему её объёму. Замечу, кстати, что несмотря на довольно невинную формулировку для нас – да и вообще для всего живого – это тоже означает гибель, ведь звёзды-то потухнут.
Жизнь вроде как опровергает этот закон. Мы наблюдаем порядок, который со временем никуда не исчезает и которого меньше не становится. Наоборот, мы видим высоко организованную систему, которая потребляет энергию извне для того, чтобы существовать. Снаружи, может быть, хаос возрастает, но здесь, на Земле, ничего такого нет. И всё-таки стоит присмотреться ко всему этому внимательнее.
Я уже писал в первой главе о том, что мы нередко называем случаем то, что не способны объяснить или понять. Вселенная столь колоссальна по своим размерам, что мы не в состоянии учесть каждую её составляющую для того, чтобы предсказать очень многие исходы – что, вообще говоря, и требуется от науки. Цепочка событий невероятно огромна, и переменных в ней так много, что легче признать, что прогноз неосуществим, а потому и появляется хаос. Я не претендую здесь на какую-то новую физическую теорию, но нельзя не отметить следующее.
Во-первых, ещё со времён Древней Греции, а именно с Гераклита и его сторонников мы упорно препарируем материю на части. Вначале это были атомы – буквально «неделимый» – потом элементарные частицы, а во второй половине двадцатого века возникли кварки. И сдаётся мне, что это не конец. Смысл такого дискретного взгляда на вещи довольно прозрачен и, по сути, всё ещё отсылает нас к тем давним временам. Его суть состоит в том, что мы разрезаем – мысленно или актуально – что-то целое на, как нам кажется, его составляющие. В итоге на каком-то этапе мы упираемся в предел и заявляем о том, что добрались до финиша, отыскав то, что больше подобной операции не подлежит. Не знаю, как вам, а мне тут многое представляется, мягко говоря, неудобоваримым.
Начать следует с того, что не совсем понятно, а почему мы выбрали анализ, а не синтез. Отчего бы не объединять, а не разделять? При таком подходе мы могли бы оттолкнуться от себя, затем вывести наличие тех же приматов, после получить жизнь, потом планету и далее по списку. В конце концов, согласно нынешним космологическим представлениям вначале был Большой Взрыв, и несколько странно, что первородное единство вдруг разнимается на части без каких бы то ни было к тому предпосылок. Отказались же мы от геоцентрической модели мира, так отчего мы до сих пор верим атомистам, которые жили в допотопные времена.