Страница 11 из 13
– Ты погоди радоваться, не торопись. Нам осмотреться надо.
Александр погасил свечу.
– Стой здесь.
Выбрался к выходу. Ловко устроили! На крутом склоне, да в кустах орешника. Саша выбрался, огляделся. Городская стена в сотне метров, река Клязьма в двадцати шагах и ниже. Явно с расчётом на эвакуацию на лодке или лодье. Но сейчас берег пустынен. Саша вернулся в подземный ход. Фотий сразу спросил.
– Что там?
– Ты ожидал боярские или княжеские чертоги увидеть? Берег реки впереди, а город сзади. Лодки нет, придётся сидеть до ночи и уходить пешими.
– Ох, горе-то какое! Сгинул монастырь и чернецы!
– Про город забыл помянуть. Жителей, кто не убит, не замучен, в плен уведут, в рабство вечное.
– Все под Богом ходим.
– Так почему Всевышний бесчинств и непотребства не видит, не остановит?
Фотий молчал, потом выдал.
– Грехов на нас много. А поможет он освободиться от татар руками людей. Вот твоими, например.
– Что я один могу? Их тысячи или десятки тысяч, кто считал. Ладно, не будем языками попусту молоть. У тебя знакомые в сёлах, деревнях есть?
– Откуда, я не мирской человек. Один ты и был.
– Плохо. Надо икону в надёжное место спрятать. Иначе нарвёмся на татарский разъезд, быть беде.
– Верно. Куда думаешь идти?
– В сторону Белоозера. Там монастыри, храмы. Туда басурмане не дойдут.
– Ближе города есть. Суздаль, Переяславль.
– Забудь. Суздаль горел вчера. А ещё много конницы по направлению к Москве пошло. Нам больших дорог сторониться надо, лесом идти.
Летом в лесу и грибы, и ягоды есть, с голоду помереть не получится, ручьи и реки в избытке. Дикое зверьё сытое, не нападёт. И от мороза не замёрзнут, август тёплым выдался.
Сидели тихо до вечера. По ночам на захваченных землях татары сидели в городах или, если в набеге, в биваках. Жгли костры, варили баранину. Караул, конечно, был. Но по дорогам не шастали. Русские – народ дикий, нападут с вилами да цепами. А в лес предпочитали даже днём не соваться. Степняков, выросших на открытых пространствах, лес пугал. Ничего не видно больше чем на десяток шагов, лошади ноги ломают в барсучьих норах, а главное – конница для удара разогнаться не может, и лучники цель не видят. Все преимущества ордынской тактики обстрелов противника издалека из луков, обходов, мнимых отступлений теряются. А русы из-за каждой ёлки могут выйти и дубиной огреть. Да и какие в лесу трофеи? Татары не воевать ходили, на всякой войне потери всегда с двух сторон. Трофеи – вот что их привлекало. Как нукер явится в свою кибитку пустой, без полных трофеями перемётных сумок, без рабов? Кто стада пасти будет, делать кумыс, стирать, согревать в постели зимними ночами, собирать кизяк, стричь овец? Вот чего у татар не отнять, так это жёсткой дисциплины. Ещё со времён Чингисхана повелось. Струсил один в бою – казнили весь десяток, струсил десяток – казнили сотню. В монголо-татарском войске действовала десятичная система: десяток – сотня – тысяча – десять тысяч воинов. Десять тысяч назывался тумен, изменившись в русском языке на тьма. И военачальник назывался темником, например Мамай из крымского ханства. У русских, по примеру армии Александра Македонского, была система двенадцати, дюжина. Двенадцать – двадцать четыре – сорок восемь. Через десятилетия, столетия подчинения Орде русские переняли десятичную систему и конницу как главную ударную силу. Ранее признавался главным пеший строй, а конница в небольшом количестве была у княжих дружин. Да, собственно, и все команды лошадям русские переняли от татар – тпру, но, впрочем, как и мат, ядрёный и забористый.
По темени двинулись спокойно. Мешало, что нет карты. Местность Александр знал приблизительно. Белоозеро должно быть от Владимира на северо-северо-запад. А уж сколько вёрст до него, Саша не знал. Добрались до деревеньки в десяток изб. Сначала обрадовались – куском хлеба разживутся, дорогу узнают. А увидели трупы, разоренные избы.
– Пошли отсюда, Фотий.
– Верно. Не деревня, а погост.
Побывали здесь басурмане, а жители не успели укрыться в лесу. Выбрались на грунтовую дорогу, легче шагать стало. В лесу опасаешься наткнуться на ветку да выколоть глаз в кромешной тьме. Небо тучами затянуто, луны не видно. Не говоря о звёздах. К утру вышли ещё к одной деревне. Петух закукарекал, дымом от печи пахнет, не пожарищем. Постояли, послушали. Нет здесь чужаков, поскольку живность голос подаёт. То корова замычала, время доиться подходит, то свинья хрюкнула. Двинулись к деревне. Их услышав, залаял цепной пёс. Хлопнула дверь избы.
– Кто такие? – грубый мужской голос. – Подите прочь, пока дреколья не отведали.
Фотий ответил:
– С Владимира мы, от басурман бежим.
– От басурман?
Мужик со здоровенным колом в руках вышел на улицу, все избы которой стояли с одной стороны. Похоже, мужик был не в курсе.
– Не знаешь разве, что Владимир под татарами? На меч взяли.
– Ой, беда! Не слыхал. Да вы пройдите в избу.
На Руси всегда путников и богомольцев поили, давали кусок хлеба, а то и кашей кормили. С утренних сумерек вошли в избу, где горели несколько лучин. Мужик, как увидел при тусклом свете парочку беженцев, рот разинул. Александр в полном боевом облачении – шлем, кольчуга, саблей опоясан, только щита нет, потерял в бою. И весь в каплях засохшей крови. Рядом чернец с мешком за плечами. Сочетание странное. С печи свесилась голова седобородого деда.
– Калики перехожие? – подслеповато прищурился он.
– Беглецы из Владимира, говорят – татары захватили.
– Вона как! Пора нам в землянку в лес переселяться до зимы от беды подальше. Ты людей-то накорми, небось хлебной крошки во рту давно не держали.
Александр попытался припомнить. Вчера утром завтракали, а больше не ел. Голод ощутил, усталость. Фотий, а за ним и Александр перекрестились на красный угол, где иконы висели. Хозяин предложил Саше.
– Пойдём во двор, к колодцу, обмоешься.
Александр лицо и руки обмыл, потом шлем и кольчугу. Заметил, что хорошо бы поддоспешник войлочный поменять, потом пропах и тоже в крови. Но это до лучших времён.
Обоих усадили за стол, поставили по миске толокняной затирухи, по паре кусков ржаного хлеба. Дождавшись, пока незваные гости поедят, хозяин подступил с вопросами.
– Много ли людей живота лишились?
– А кто считал? Много, сам к монастырю пробивался, мёртвыми телами улица полна. Кроме того, татары в плен людей гонят.
– Так вы в монастыре оборону держали?
– В нём, монастырь дольше всех держался, но пал.
– Потому ты с чернецом, – дошло до хозяина.
Фотий, до того молчавший, подал голос.
– Поблизости церкви есть?
– Как не быть? Версты три отсюда село, на московской дороге.
Фотий и Александр переглянулись. Саша головой мотнул, нельзя туда, татары прошли этой дорогой. В лучшем случае церковь разграблена, в худшем – священник убит, а храм сожжён. Фотий поднялся с лавки, развязал мешок, вытащил икону. Хозяин как увидел образ, на колени пал, перекрестился, приложился к иконе устами.
– Значит, икону намоленную спасаете? Богоугодное дело! Марфа, дай людям каравай хлеба, яичек свари, огурцов положи в лукошко.
Глава 3
Икона
Похоже, уважение к путникам у хозяина после демонстрации иконы резко возросло.
– Отдохнёте?
– На сеновале место найдётся?
– В избе, на полатях, уложим, всё честь по чести.
– На сеновале постели.
– Как скажете.
В избе опасно. Если татары набредут, кинутся в избу, шум поднимется. Фотий уйти с иконой сможет. Главное сейчас – икону сберечь. Сеновалы ставились на заднем дворе, подальше от избы на случай пожара. Сено вспыхивает, как порох, ветром мгновенно разлетается, перенося огонь на соседние постройки.
Улеглись на домотканые половички, что хозяин на сено бросил. Фотий уснул сразу, отвык помногу ходить, да и вчерашние испытания – для психики нагрузка тяжёлая. Александр спал вполглаза-вполуха. Если оба будут крепко спать, татары их тёпленькими возьмут. Но пронесло, выспались. Хозяйка щей сварила, покушали и в путь. Фотий мешок с иконой несёт, Александр лукошко с провизией. Хозяин рукой дорогу показал.