Wolf's mint

Острая каменная башня тонкой иглой пронзает небо, которое как всегда затянуто сизыми тучами, через разрывы в которых на пару минут появляется солнце, играя бликами на морских волнах. Чайки галдящей толпой снуют над тонкой кромкой, разделяющей воду и сушу.

Спотыкаясь и поскальзываясь на мокрых камнях, покрытых бурой тиной, он спешит к двум рыбацким лодкам, пытающимся причалить к берегу.

– Петир, не торопись! – раздается сзади голос матери.

Но мальчишка не обращает внимания на ее слова, лишь тихонько шипя, когда острый камень забивается в ботинок, больно упираясь в пятку. Все вокруг пропитано запахом соленых брызг, рыбы и водорослей, смешавшимся в один. Но ему нравится этот запах, как нравится и запах мяты, всегда исходивший от матери.

Он уже практически добрался до одной из лодок, которой первой удалось причалить к берегу, о который с тихими шлепками разбиваются волны, когда до его слуха доносятся обрывки песни:

Ничего не останется от нас.

Нам останемся, может быть, только мы.

И крылатое бьётся пламя между нами,

Как любовь во время зимы…

Петир замирает, осматриваясь по сторонам, пытаясь понять - откуда доносится эта завораживающая мелодия. Но она практически сразу стихает, а на его плечо мягко ложиться рука матери, привлекая его к себе.

Когда он распахнул глаза, Сансы уже не было рядом, зато все вокруг было заполнено ярким солнечным светом, заливающим комнату и заставившим Бейлиша невольно зажмуриться. Припоминая свой сон, Пересмешник едва заметно улыбнулся, поднимаясь с кровати. Уже давно ему не снилась мать, которую он практически не помнил. И если бы он верил в знаки, подаваемые Богами или кем-то там еще, то наверняка бы расценил этот сон, как добрый. Но Лорд Харренхолла, лживый и изворотливый Мизинец, привыкший перепевать чужие песни, уже давно не верил в предзнаменования, кроме тех, которые передавали ему пташки и которые он перепроверял лично.

Раздавшийся скрип двери, вывел мужчину из той задумчивости, в которую он было погрузился. Короткого взгляда на вошедшую супругу было достаточно, чтобы на его лице, на долю секунды мелькнула тень удивления.

– Уж не думал, что моя супруга так скоро возьмется за исполнение обязанностей Леди Долины, – стараясь скрыть удивление за усмешкой, Петир остановился в нескольких шагах от Сансы, справляясь с завязками халата.

От его взгляда не укрылась тень сомнения, мелькнувшая в ее глазах, и тут же смешавшаяся с горечью. Скрывая за одной из ставших такими привычными масок то, что творилось у него внутри, Пересмешник сделал шаг к супруге, чтобы практически сразу замереть, заслышав ее слова.

– К моему отъезду скоро все будет готово. Право, я не думала, что только прибыв, должна буду вновь отправиться в дорогу.

Лишь на короткое мгновение он не смог скрыть своих эмоций, заставивших все внутри оборваться. Отгоняя от себя назойливую мысль: «Разве на такой финал ты рассчитывал? Или ты совсем ослеп, доверяя тем, пускай и маленьким шагам, которые она делала навстречу?», мужчина сделал глубокий вдох, которого ему было достаточно, чтобы совладать с собой. Едва уловимо вздернув уголки губ, Мизинец вкрадчиво произнес:

– Неужели теперь, когда в Гавани сменились знамена, моя помощь тебе стала не нужна?

От взгляда не укрылось то, как вспыхнула Санса, заслышав его вопрос, как с ее губ уже готовы были сорваться слова, после которых все могло скатиться в тартарары. Наблюдая за тем, как на лице супруги одна эмоция сменяет другую, Петир поймал себя на мысли, ядовитой иглой, засевшей где-то под сердцем, о том, что она, как и ее мать, никогда не полюбит его. Чтобы он не делал, как бы ни старался стать равным с ней, этого никогда не произойдет, для нее, как и для остальных лордов, он так и останется выскочкой, лживым и изворотливым. Но в последний момент Старк овладела собой, справившись с горечью.

– Увы, любовь моя, я не собираюсь рисковать вами. Так что вы остаетесь здесь. Полагаю, мы с королевой найдем общий язык и без вашей помощи.

Сорвавшееся с губ супруги «любовь моя» послужило для Лорда-Протектора Долины пускай небольшой, но соломинкой, за которую он не преминул ухватиться, словно тонущий в бурных водах Черноводной.

– Санса, любовь моя, ты многому научилась за это время, и из наивной пташки превратились в северную волчицу. Но подумай, что может случиться с тобой в дороге или в Гавани, в которой сейчас особенно неспокойно.

Но чертова девчонка лишь склонила голову, пряча усмешку, скользнувшую по губам, заставляя Пересмешника буквально вскипать от негодования. Едва сдерживая клокотавшую внутри ярость, он плавно скользнул пальцами по щеке супруги, заставляя ее посмотреть в глаза.

– Или ты, Санса, все еще не доверяешь мне, думая, что я могу переметнуться на сторону Дейнерис, как сделали это в свое время Варис и Тирион? Если ты хочешь, я могу дать тебе любую клятву, подтверждающую мою верность.

Легкое покачивание головы и застывшее в пронзительно-синих глазах старковское упрямство стали Петиру красноречивым ответом, от чего негодование жарким огнем разливалось у него по жилам, пульсируя в висках. Эта девчонка возомнила себя равной ему, не считаясь с его планами. Резко разворачиваясь, он буквально подлетел к столику, стоявшему возле одного из окон, чтобы, наполнив бокал водой, в два глотка опустошить его. Обжигающе ледяная вода немного отрезвила Пересмешника, приводя мысли в относительный порядок.

Битых полчаса Бейлиш пытался увещевать супругу, опускаясь до скрытых угроз, которые были понятны лишь им двоим и которым, как он надеялся, никогда не будет места в их общении. Но Санса сегодня с лихвой оправдывала фамилию, полученную от отца, являя ему воистину северное упрямство. В какой-то момент, Мизинец понял, что, не взирая ни на какие его доводы, которые он мог приводить сотнями, она, будучи истинной Старк, не свернет с выбранного маршрута, готовая идти к своей цели, сметая на своем пути все и всех. Едва заметно усмехаясь, он поймал себя на мысли о том, что его рыжеволосая девочка, его пташка, сумела соединить в себе то, что удавалось не многим – стальной северный характер и южную изворотливость, которые помогут ей добиться своего.

Чувствуя, как где-то глубоко внутри зарождается нечто сродни довольству от того результата, который созерцал, Петир мягко коснулся пальцами лица супруги, заставляя наконец-то посмотреть в глаза и негромко произнес:

– Санса, любовь моя, я прошу лишь самую малость - отправляй воронов как можно чаще.

Время, после отъезда супруги летело для Пересмешника со скоростью стрелы, выпущенной из лука умелым стрелком. Иногда казалось, что лавина навалившихся на него мелочей - начиная от донесений, которые безостановочно приносили его пташки, и заканчивая насущными делами Долины, требовавшими его личного присутствия, не закончится никогда. Но в очередной раз встречаясь взглядом с взглядом Нестора Ройса, в котором явно читалось недоверие и настороженность, мужчина лишь усмехался, едва заметно склоняя голову в приветственном поклоне. Он прекрасно помнил, как после смерти Лизы, Хранитель Лунных Врат вместе с другими Лордами-Декларантами едва не отправил его вслед за незадачливой женушкой, так мешавшей осуществлению намеченных планов. Для Ройсов, как в прочем и для всех остальных, он был всего лишь жалким ничтожеством, которому никогда не стать ровней им, потомкам тысячелетних родов, живущих на этих землях еще со времен Первых Людей.

Пожалуй, единственным, что позволяло ему хоть немного отвлечься от всего этого, были письма супруги, более походившие на небольшие записки. Каждый раз, когда Петир снимал с лапы прилетевшего ворона небольшой клочок бумаги, его губы трогала улыбка, которая на короткое мгновение отражалась и в глазах, обычно всегда остававшихся непроницаемыми.

Первые дни после отъезда Сансы, он не мог скрыть внезапно охватившего его раздражения. Вечерами, когда его не видел никто из тех, кто мог бы использовать любую мелочь против него, Пересмешник пытался понять - почему рыжеволосая пташка поступила именно так. Чувствуя, что в ее словах и действиях было сокрыто гораздо больше, чем она могла высказать, мужчина злился на себя самого за то, что не мог понять двигавших ею мотивов.