Страница 6 из 108
Однако эта солнечная «слава» или «победа», связанная с царственностью, не сводилась к простому символу, но была метафизической реальностью, отождествляемой с действенной нечеловеческой силой, который владел царь как таковой. Наиболее характерным образом эта идея выражалась в традиции маздеизма: здесь хварно (hvarenô, в последнее время более распространенными терминами являются hvorra или farr) —«слава», которой обладает царь —это сверхъестественный огонь, присущий небесным и, прежде всего, солнечным сущностям, и одаряющий царя бессмертием и победой[32] —победой, которую, как станет ясно в дальнейшем, следует понимать в двух смыслах —как мистическую и как военную, причем эти смыслы не исключают один другой, но, напротив, тесно взаимосвязаны. [33] В более позднее время у не иранских народов понятие хварно смешалось с «удачей», τύχη; в таком понимании оно вновь возникает в римской традиции в виде «царской удачи», которую Цезари путем обряда передавали своим наследникам и каковую следует понимать как активное, «триумфальное» принятие самой персонифицированной «судьбы» города —τύχηρολεως, предопределенной обрядом его основания. Царский римский атрибут felix надо понимать в том же контексте, в смысле обладания сверхъестественным качеством. В ведической традиции появляется равнозначное понятие: агнивайшванара, понимаемое как духовный огонь, ведущий царя-завоевателя к победе.
В Древнем Египте фараона называли не просто «Гор», но «Гор сражающийся» (Хор аха) чтобы обозначить этот характер победы или славы солнечного начала в верховном владыке: который, к тому же, в Египте не только обладал божественным происхождением, но также «назначался» таковым, и это его звание периодически подтверждалось посредством обрядов, воспроизводящих победу солнечного бога Гора над Тифоном-Сетом, демоном низшего царства. [34] Считалось, что эти обряды обладают властью вызывать «силу» и «жизнь», которые сверхъестественным образом «объемлют» царское существо. [35] Но идеограммой уас («мощи») является скипетр в руках богов и фараонов, и та же идеограмма в наиболее древних текстах заменяется другим скипетром ломаной формы, в котором можно узнать зигзагообразный символ молнии. «Мощь» фараона, таким образом, предстает как проявление молниеносной небесной силы; и объединение знаков «жизнь-сила», ансхус, образует слово, которое также означает «огненное молоко», которым питаются бессмертные, и, в свою очередь, также связано с уреем —божественным пламенем, то живительным, то грозно разрушительным, змеиный символ которого украшает голову египетского фараона. В этой традиционной формулировке различные элементы таким образом совпадают в единой идее власти или неземного влияния(са), которое является освящением и свидетельством солнечной побеждающей природы фараона и «перебрасывается» от одного фараона к другому (сотnу) тем самым обуславливая непрерывность и «золото» цепи божественного рода, законно поставленных на «царство». [36] Довольно интересно отметить тот факт, что «слава» фигурирует и в христианстве в качестве божественного атрибута и что согласно мистическому богословию во «славе» свершается видение, дающее блаженство. Христианская иконография использует этот символ, изображая его в виде ореола вокруг головы, который явно воспроизводит значение египетского урея и короны, испускающей свет солнечной царственности в ирано-римской традиции.
Согласно дальневосточной традиции, царь, «сын неба» —тянь-цзы —то есть тот, кто родился не как обычный смертный, обладает «небесным мандатом», тянь-мин, [37] в чем также выражена идея реальной сверхъестественной силы. Эта «небесная» сила, согласно выражению Лао-цзы, «действует-не-действуя» (вэй-увэй), то есть производит нематериальное действие, осуществляемое благодаря простому присутствию. [38] Эта сила невидима как ветер, однако ее действие столь же необоримо, как действие природных стихий: силы обычных людей, говорит Конфуций, сгибаются под ней, как сгибается трава под ветром. [39] По поводу «действовать-не-действуя» в одном из текстов можно прочесть следующее: «Люди совершенные по широте и глубине своей добродетели подобны земле; по её высоте и блеску подобны небу; по своей протяженности и длительности подобны безграничному времени и пространству. Тот, кто пребывает в этом духовном совершенстве, не выставляет себя напоказ, но, однако, подобно земле раскрывает себя в своих благодеяниях; он не движется, но, однако, подобно небу, осуществляет различные превращения; не действует, но, однако, подобно времени и пространству, приводит свои труды к совершенному завершению». Но лишь такой человек «достоин владеть высшей властью и повелевать людьми» [40] .
Укорененный в подобной силе или «добродетели», верховный правитель, ван, в Древнем Китае обладал высшей функцией центра, третьей власти между небом и землей. Считалось, что от его поведения скрыто зависят процветание или бедствия его царства и моральные качества его народа (от «добродетели», связанной с «существом» царя, а не с его «действиями», зависят добрые или злые поступки его народа). [41] Кроме того, указанная функция центра требовала поддержания того внутреннего «победоносного» образа бытия, о котором говорилось ранее, и которому соответствует смысл известного выражения «неизменность в середине», связанного с учением, которое утверждает, что «в неизменности в середине проявляется небесная добродетель». [42] Если это условие соблюдается, в принципе ничто не способно поколебать установленный ход человеческих дел и государства [43] .
В более широком смысле идея того, что основной и первостепенной функцией царя или вождя является свершение обрядовых и сакральных действий, составляющих центр тяжести жизни в традиционном мире, была широко распространена в традиционных обществах от доколумбового Перу и Дальнего Востока вплоть до греческих городов и Рима, тем самым подтверждая уже указанную неотделимость царского сана от жреческого или понтифика. «Цари», —говорит Аристотель, — «обладают этим саном, поскольку они являются жрецами общего культа». [44] Первой из обязанностей царей Спарты было исполнение жертвенных обрядов. То же можно сказать и о первых царях Рима, а также о многих правителях имперского периода. Царь, обладавший неземной силой, укорененной в «большее-чем-жизни», естественным образом представал как тот, кто по преимуществу способен обеспечить действенность силам обрядов и открыть пути, ведущие в высший мир. Поэтому в тех формах Традиции, где имеется отдельная жреческая каста, царь согласно своему изначальному положению и функции принадлежит к этой касте и по сути дела является ее главой. Кроме Рима начального периода, то же самое можно сказать и о Древнем Египте (именно для того, чтобы не утратить способности придавать действенность ритуалам, фараон ежедневно повторял обряд, обновлявший в нем божественную силу), а также и об Иране, где, как написано у Фирдоуси, и как сообщает Ксенофонт, [45] царь, который согласно своей функции воспринимался как образ бога света на земле, принадлежал к касте магов и возглавлял ее. Кроме того, у некоторых народов имелся обычай свергать и даже убивать властителя в случае несчастья или бедствия —поскольку это казалось знаком уменьшения мистической силы «удачи», благодаря которой он получал право стоять во главе народа[46] —подобный обычай, несмотря на то, что он является явным признаком суеверного вырождения, можно отнести к тому же порядку идей. У скандинавских племен вплоть до времен готов, где также сохранялся принцип царственной святости (царь считался одним из асов или полубогом), который побеждает благодаря своей силе «удачи» —quorum quasi fortuna vincebat[47] — несчастье означало не столько отсутствие мистической силы «удачи», ослабшей в царе, но воспринималось скорее как следствие некого поступка, совершенного им в качестве смертного индивида, что и вело к параличу его объективной действенности. [48] Так, например, согласно традиции, «слава» —мистическая действенная добродетель —покинула древнеиранского царя Йиму вследствие его отступления от основной арийской добродетели (истины) в результате того, что он осквернил себя ложью. [49] В христианстве вплоть до времен франков-каролингов Средневековья иногда созывались советы епископов для расследования того, какие проступки со стороны представителей светской или церковной власти стали причиной конкретного бедствия. Таковы были последние отзвуки указанной идеи.
[32]
См. F. Spiegel, Eranische, cit., vol. II, pp. 42-44, vol. III, p. 654. F. Cumont, Les Mystères de Mithra, Bruxelles, 1913, pp. 96.
[33]
См. Яшты, XIX, 9: «Грозное Кавиевское Хварно, сотворенное Маздой, полное побед, высоко действенное, целительное, чудодейственное, приносящее способности, превосходящее иные творения мы почитаем» (у Эволы: «Мы приносим жертвы грозной царской славе —havaêm hvarenô —созданной Маздой, превосходящей покоряющей силе высшего действия, с которой связано здоровье, мудрость и счастье, и которое может уничтожить всех существ» —прим. перев.)
[34]
A. Moret, Du caractère, cit., pp. 21, 98, 232. Одной из стадий данного обряда была «круговая» в смысле круга, описываемого солнцем на небе; и в качестве магически-ритуального вызывания победы Гора над Тифоном-Сетом на пути царя приносилось в жертву посвященное Тифону животное.
[35]
См. A. Moret, Du caractère, cit., pp. 255, иероглифическое выражение: «Я объял твое тело жизнью и силой, вода [жизни] позади тебя ради твоей жизни, ради твоего здоровья и силы» —восстание бога против царя при посвящении, pp. 108-109: «Ты идешь в храм [твоего] отца Амона-Ра, которому ты даешь вечность как царь двух земель и кого ты [обнимаешь] жизнью и силой».
[36]
См. A. Moret, Du caractère, cit., pp. 42,43,45,48,293, 300.
[37]
См. H. Maspéro, La Chine antique, Paris, 1925, pp. 144-145.
[38]
Дао дэ цзин, 37; ср. с 73, где даны свойства «победы без борьбы, повиновения без приказания, прихода без зова, действия без дела».
[39]
Лунь юй, ХII, 18, 19. О том, как действует «добродетель» властителя, см. также Чокун юн, ХХХIII, 6, где сказано, что тайные действия «неба» в высшей степени нематериальны —«не имеют ни звука, ни запаха»; они такие тонкие, как «самое легкое перышко».
[40]
Чокун юн, XXVI, 5-6, XXXI, 1.
[41]
Совершенные или трансцендентные люди, как написано в Чжун юн(XXII, 1; ΧΧIII, 1), могли помогать небу и земле в трансформациях для поддержания жизни существ, в чем они получали свое полное развитие: они составляли триединство с небом и землей. того внутреннего
[42]
См. Лунь юй, VI, 28: «Незыблемая середина —эта добродетель наивысшая из всех, но давно уже редка среди людей».
[43]
См. A. Réville, La religion chinoise, Paris, 1889, pp. 58-60, 137: «Китайцы отличали функцию императора от его личности. Функция считалась божественной и преобразующей личность. При восшествии на престол император менял свое имя. Он являлся не столько личностью, сколько нейтральным элементом, силой природы, или нечто вроде солнца или Полярной звезды. Природные катастрофы или народные восстания указывают на то, что индивид изменил своему принципу, который, тем не менее, сам по себе остается действенным. Эти явления —небесный знак падения императора, но не его функции, а личности».
[44]
Аристотель, Политика, V, 5, II; см. III, 9.
[45]
Киропедия, VIII, 26; VI, 17.
[46]
См. J. G. Fraser, The Golden Bough. Леви-Брюль (La mentalité primitive, Paris, 1925, pp. 318-337, 351) продемонстрировал, что идея так называемых «первобытных» народов, согласно которой «любое бедствие мистически указывает на непригодность вождя», связана с другой идеей, согласно которой причины успеха никогда не исчерпываются только естественными. В своей высшей форме такая концепция связана с хварно или маздеитской «славой», см.F. Spiegel, Eranische, cot., vol. Ill, pp. 598, 654.
[47]
Иордан, История готов, ХIII, apud W. Golther, Handbuch der germanischen Mythologie, Leipzig, 1895, p. 194.
[48]
Cм. M. Bloch, Les Rois thaumaturges, Stratsbourg, 1924, pp. 55-58.
[49]
Яшты, XIX, 34-38. Хварно уходит три раза, следуя тройной функции Йи-мы как жреца, воина и «земледельца».