Страница 15 из 26
Нами использовался достаточно широкий набор специальных технологий, позволяющих повысить надежность получаемой информации: построение системы провоцирующих вопросов, позволяющих перепроверять сообщаемую информацию, установление особого эмоционального контакта с респондентом, повышенное внимание к содержанию разговора, позволяющее снизить уровень контроля говорящего, привлечение к интервью фигур, непосредственно включенных в политические процессы и одновременно воспринимающих их как обычную повседневную практику, и др.
Эти технологии и приемы применялись с учетом различных обстоятельств и характера информации, которую требовалось получить у конкретных респондентов.
При этом мы практиковали несколько разных моделей интервью. «Актуализационная модель»[8] интервью позволяет респонденту находиться в комфортном для него режиме, предоставляя ему широкий диапазон свободы без жесткого структурирования беседы. В этом случае фигура интервьюера располагается как бы на «периферии». Данная модель может быть вполне эффективной при общении с высокостатусными респондентами, поскольку у них, как это ни покажется парадоксальным, нередко возникает определенный дефицит общения по поводу картины мира, «^-концепции» и их самоощущения. Ее применение возможно только в том случае, когда в процессе коммуникации интервьюер способен продемонстрировать не бытийный, любопытствующий или эмоциональный подходы, а серьезный опыт работы с «внутренними» состояниями на рефлексивной дистанции, предлагая неожиданные интерпретации тех или иных событий и процессов. Но здесь должна четко соблюдаться мера и демонстрироваться умение молчать. Основной жанр этого типа интервью – игра пауз.
Модель «другой взгляд» опирается на технику «рефлексивной беседы» и принцип «спокойного противостояния», которые дают возможность партнерам по коммуникации размышлять с различных позиций о характере тех или иных явлений внутри повседневных практик; при этом интервьюер порой намеренно наращивает потенциал расхождения в позициях. Данный способ коммуникации позволяет выявить контексты, уточнить устойчивость тех или иных подходов, оценить глубину личностных позиций. Здесь интервьюеру важно продемонстрировать заинтересованность в глубоком проникновении в то или иное событие, но не стремиться психологически доминировать над интервьюируемым; интервьюер способен увидеть события в своем ракурсе и оценить их в своей системе координат, тем самым разрушая внутреннюю моноконструкцию интервьюируемого.
Модель «профессиональный интерес» может быть достаточно эффективной, поскольку у статусных и влиятельных акторов обычно формируется уважительное отношение к профессионализму и профессионалам. Интервьюер разговаривает с интервьюируемым как равный ему профессионал; тем самым может быть достигнут высокий уровень погружения в проблему: профессионалу интересен другой профессионал, если с его помощью он может реализовать собственные цели. Однако использование данной модели возможно только после того, как интервьюер завоевал «право на профессиональную позицию» в диалоге. При этом интервьюер должен «оплатить» время своего визита собственной нетривиальностью, сделав из диалога интересное событие.
Интервью проводились по единой схеме во всех изучаемых городах с целью достижения максимальной сопоставимости получаемой информации. Хотя техника глубинного интервью не предполагает жесткого диалога, допускает вариативность, использование разных моделей и адаптируется в зависимости от характерологических особенностей респондента, степени его открытости, мотивированности и предрасположенности к участию в интервью, мы стремились максимально синхронизировать полученные результаты. В полной мере это не удалось. Поэтому структура описания результатов исследования по отдельным городам несколько различается.
5. Эмпирическая база исследования
Основной эмпирический материал был получен в ходе 76 интервью. Интервьюируемыми были руководители законодательной и исполнительной власти во всех пяти локальных сообществах, ряд их заместителей (18), депутаты местных легислатур (12), чиновники и работники аппарата исполнительной власти и легислатур (16), руководители местных газет и телевидения (6), директора промышленных предприятий и бизнесмены (14), руководители и активисты местных партийных и общественных организаций (5), эксперты (5).
Для проведения эмпирического исследования нами были выбраны пять малых городов в Пермском крае, Ивановской и Тамбовской областях. Мы осознанно выбрали города именно этих трех регионов. Ивановская и Тамбовская области являются типичными для России среднеслабыми в экономическом и финансовом отношении регионами. Но мы были заинтересованы и в изучении локальных сообществ в относительно развитом регионе. Таковым стал Пермский край, показатели экономического и социального развития которого выше среднего по России. Разумеется, на выбор конкретных территорий повлиял фактор их доступности для нашего исследования, что важно для получения качественной информации. Благодаря этому нам удалось взять интервью практически у всех, кого мы наметили в качестве респондентов.
Все отобранные для исследования города – административные центры и имеют сравнительно сопоставимую численность населения (41–88 тыс.); все они (это типично для малых городов России) были реципиентами, и их бюджеты сильно зависели от региональных и федеральных трансфертов. Только один из них – (Y) – является моногородом, остальные – обычными в этом отношении локальными сообществами; выбор моногорода был обусловлен желанием определить, какую роль играет градообразующее предприятие во властных отношениях в локальном сообществе. Все города являются «старыми», т. е. имеют определенную историю и традиции; они сформировались как города задолго до большевистского переворота 1917 г. – в XVI–XIX вв.
Хотя для любопытного читателя вряд ли станет проблемой узнать настоящие названия городов, мы, тем не менее, решили их зашифровать, как это нередко делали исследователи власти в локальных сообществах. Во-первых, не хотелось, чтобы у читателя складывались какие-то конкретные впечатления о городах исходя из материалов исследования; мы считаем их достаточно типичными, и задача выяснения структуры власти в каждом конкретном городе как таковом нами не ставилась. Во-вторых, материалы интервью касались живых людей – как респондентов, так и тех, о ком они высказывались; в отношении их мы хотели соблюсти такт и посчитали неправомерным фактически раскрывать их имена.
Города, Тамбовская область, 41,4 тыс. жителей. В городе есть предприятия пищевой, табачной и суконной промышленности, а также химического машиностроения.
Город X, Пермский край, 68,1 тыс. жителей. Город с историей, в нем много памятников архитектуры. Он относительно благополучный в экономическом отношении; в городе имеются предприятия по переработке сельскохозяйственной продукции, машиностроительный завод, предприятия легкой промышленности, развиты художественные промыслы.
Город Y, Пермский край, 49,3 тыс. жителей. Моногород. Градообразующее предприятие – металлургический завод, ведущая отрасль промышленности – металлургия.
Город С, Ивановская область, 88 тыс. жителей. Порт нар. Волге. Основные отрасли индустрии – машиностроение, текстильное и швейное производство, пищевая промышленность.
Город Z, Ивановская область, 59 тыс. жителей. Крупный центр текстильной промышленности, есть машиностроение и предприятия легкой промышленности, много исторических памятников.
В четырех из пяти локальных сообществ (Г, А, С, Z ) имела место модель местного самоуправления с сити-менеджером, возглавляющим местную администрацию, и главой города, избранным из числа депутатов легислатуры; это отражает современную тенденцию в развитии местного самоуправления, обусловленную активным внедрением данной модели сверху. В городе X глава муниципального образования выбирался населением и руководил местной администрацией; работу представительного органа возглавлял председатель, избираемый из числа депутатов.
8
Названия моделей предложены авторами. См.: [Чирикова, 1997].