Страница 14 из 26
В 2000-е годы политические и институциональные изменения, и прежде всего кооптация полуавтономных местных режимов в иерархическую вертикаль власти, привели к появлению «дуальной модели субнационального политического управления», соединяющей в себе элементы субнационального авторитаризма и кланового капитализма, что отчасти отражало тенденции, присущие некоторым странам третьего мира и позднесоветским практикам территориально-политического управления [German, 2011].
Понятие кланового капитализма (crony capitalism) [Kang, 2002; Li, 2009; Sharafutdinova, 2011; Gel’man, 2010c; Algerica, Tarko, 2014] обозначает модель капиталистической экономики, в которой успех бизнеса зависит от персональных отношений между бизнесменами, политиками и чиновниками. Некоторые экономические элиты получают привилегии (дешевые кредиты, налоговые послабления, выгодные тарифы, лицензии и другие формы помощи со стороны государства); тем самым распределение благ более зависит не от рыночных механизмов, а от публичной власти. Государство гарантирует неуязвимость определенных (избранных) групп собственников; в обмен на это бизнес платит ренту в пользу государства и его представителей. Таким образом, тесные неформальные отношения, складывающиеся между экономическими и политическими элитами в процессе принятия решений, в значительной мере обусловливают их взаимную выгоду в ущерб интересам большинства населения. Клановый капитализм получил распространение в Латинской Америке, Юго-Восточной Азии и на постсоветском пространстве.
При описании, анализе и объяснении властных практик мы используем традиционную концепцию власти как способности и возможности субъекта навязать волю объекту («власть над») [Ледяев, 2001, с. 25–88; Gohler, 2009, р. 27–39; Hearn, 2012; Stone, 2012, р. 11–28]. Субъектами власти в нашем исследовании выступают акторы федерального и регионального уровней, включенные в локальную политику; индивидуальные и коллективные акторы локального уровня – городские и районные легислатуры и органы исполнительной власти, их руководство и представители; партийные и общественные организации, их лидеры и активисты; различные группы бизнеса, руководители крупных и средних предприятий; криминальные структуры. Субъекты и объекты власти имеют различный потенциал влияния друг на друга и на других акторов. Степень асимметрии может варьироваться в широком диапазоне – от явного доминирования одной стороны при отсутствии сопротивления другой до относительного паритета.
Как относительная симметрия, так и доминирование одной из сторон могут быть связаны с соотношением конфликта(консенсуса) интересов сторон и формами их проявления. Доминирование может протекать как в процессе открытой конфронтации, так и в форме внешнего (наблюдаемого) консенсуса сторон; однако в последнем случае может иметь место подавленный конфликт, когда, не имея реальных ресурсов сопротивления, объект фактически отказывается от попыток изменить ситуацию и демонстрирует лояльность и кооперацию.
Характер взаимоотношений между акторами во многом определяется тем набором ресурсов власти, которым они обладают и используют для позиционирования себя в отношениях с другими. Отношения власти и влияния имеют разнообразный характер – от грубой силы и открытого принуждения до мягких форм влияния и тонких манипуляций, не осознаваемых объектом [Wrong, 2002, р. 21–54; Ледяев, 2001, с. 282–303].
Для обозначения различных форм власти мы использовали следующие концепты: Власть в форме принуждения осуществляется в силу обладания субъектом способностью реализовать негативные санкции в отношении объекта. Принуждение может осуществляться как в открытой, так и в скрытой форме без непосредственной артикуляции угроз со стороны субъекта. Часто оно принимает форму правления предвиденных реакций. Элементы принуждения обычно имеют место (в той или иной степени) во всех стабильных отношениях между политическими акторами. Принуждение традиционно считается «визитной карточкой» власти. Эти два понятия часто отождествляются; при этом считается, что за внешне добровольными формами подчинения скрывается принуждение, являющееся его конечным фундаментальным основанием [Ripstein, 2004; Malesevic, 2009; Ледяев, Ледяева, 2014].
Побуждение основывается на способности субъекта обеспечить объект ценностями и услугами, в которых тот заинтересован; оно реализуется в процессе торга между сторонами, в котором одна из сторон (субъект) имеет преимущества перед другой (объектом).
В убеждении источник власти заключается в аргументах, которые субъект может использовать для подчинения объекта; у объекта есть выбор принять аргументы субъекта или нет, который не ограничен позитивными или негативными санкциями со стороны субъекта.
Манипуляция как вид власти основывается на способности субъекта осуществлять скрытое влияние на объект. В отличие от других видов власти, манипуляция может иметь место без команды субъекта и даже тогда, когда объект не знает о самом существовании субъекта.
Авторитет представляет собой властное отношение, в котором субъект власти обладает признанным правом командовать, а объект власти – признанной обязанностью повиноваться. Источником подчинения выступает определенная совокупность характеристик субъекта, которая делает объект обязанным принять команду субъекта независимо от ее содержания.
В реальной практике, как правило, используются комбинации ресурсов и технологий влияния, что подтвердило и наше исследование. Однако их конфигурации существенно отличались: в одних городах преобладали методы открытого или скрытого принуждения, в других чаще использовались иные инструменты влияния – убеждение, побуждение, манипуляция, авторитет.
Для достижения поставленных целей и задач мы используем метод сравнения кейсов (comparable-cases method). Мы понимаем, что в силу небольшого числа кейсов он имеет ограничения и позволяет делать только частичные генерализации. Однако он, как подчеркивает А. Лейпхарт, полезен как первый шаг [Lijphart, 1975, р. 172], поскольку помогает очертить проблематику, сформулировать гипотезы, настроить инструментарий, выделить проблемы и трудности исследования и сформулировать предварительные выводы. Мы, разумеется, не претендуем на выстраивание какой-то цельной типологии паттернов власти в российских городах, поскольку для этого требуется проведение исследований в значительном числе локальных сообществ, как это делали в свое время Дж. Уолтон, Т. Кларк, К. Гилберт и другие исследователи власти в локальных сообществах. Однако наше исследование подготавливает почву для более масштабных (репрезентативных) исследований, и в этом его главное предназначение.
Для выявления наиболее влиятельных акторов в городских сообществах мы использовали некоторую упрощенную комбинацию классических методов, хотя и не смогли выдержать их стандарты [Ледяев, 2012, с. 177–208]. С помощью позиционного метода определялся приблизительный круг потенциально влиятельных лиц и список будущих информантов. Как правило, нам удавалось получить к ним доступ с помощью наших связей в руководстве областей, в которых проводилось исследование. В ходе интервью с очевидными позиционными лидерами сообществ выяснялась информация и о властной репутации акторов, и об их роли в принятии политических решений. Репутационный индикатор, пожалуй, оказался наиболее весомым при объяснении структуры власти в городах, тем более что практически все упоминаемые в интервью персонажи и выступали в качестве респондентов (экспертов).
Основной метод сбора информации, использованный в данном исследовании, – глубинные интервью с непосредственными участниками локальной политики в изучаемых городах и экспертами[7]. Нам представляется, что именно интервью с непосредственными участниками локальной политики могут дать наиболее полную информацию о реальных властных практиках, взаимоотношениях акторов и механизмах взаимодействия, которые обычно скрыты от внешнего наблюдателя и не могут быть получены из других источников. Разумеется, мы понимаем, что любые оценки действующих акторов субъективны. Мы также осознаем трудности интервьюирования влиятельных фигур – политиков, чиновников, бизнесменов, руководителей организаций – в силу того, что они часто склонны вести себя настороженно, закрыто, ограничиваться штампами. Однако эти трудности можно, по крайней мере отчасти, преодолеть с помощью профессионального опыта интервьюера и хорошего владения техникой проведения интервью.
7
Мы также, хотя и в меньшей степени, использовали СМИ, Интернет, материалы, полученные другими исследователями.