Дотянуться до моря

— Ты чего сидишь? — закричала она с порога. — Давай, собирайся, поехали!

Я поднял на жену голову, совершенно не понимая, куда надо ехать? Да еще так срочно?

— Домой, поехали домой! — разъяснила, поняв мой немой вопрос Марина. — Кир с Лизой ждут внизу.

Маринино разъяснение понимания ситуации мне не прибавило. Вроде бы, был разговор, что Кириллу необходимо остаться здесь, дождаться суда, получить свои законные полтора года условно, после чего со спокойной совестью поехать домой. Поэтому Маринино заявление об отъезде представилось мне более чем странным.

— Неужели ты думаешь, что я оставлю ребенка на растерзание какому-то непонятному жрецу местной фемиды? — в ответ на высказанное мной изумление с пафосом воскликнула Марина. — А если что-то сорвется, и Киру впаяют не условно, а неусловно? Как говорится, заключат под стражу прямо в зале суда? Что тогда?

— Но Николай Николаевич, вроде, гарантировал? — в замешательстве возразил я. — Ты же сама говорила?

— Да, я говорила! — уперев руки в боки, воскликнула Марина. — Пока не раскинула мозгами. Скажи, ты заявлениям Николая Николаевича веришь? Я — нет. Вот ты можешь, как честный человек, поручиться, что уверен в обещанном исходе, основываясь на слове продажного хохлятского мента?

— Н-нет, — честно ответил я.

— Ну вот и я н-нет, — передразнила меня Марина. — Что делать, если что? Требовать возврата денег? Так ведь самое интересное, что не отдадут ведь, козлы!

— Да, чертовски было бы обидно! — не без черного юморка согласился я. — Но представь, что Украина отправит-таки запрос на экстрадицию, а наша сторона решит его удовлетворить? И поедет Кир через год или два отсиживать свою полтораху. Это не обидно будет?

— Фигня все! — махнула рукой Марина. — Договор между нами и Хохляндией есть, но он практически не выполняется, убийц и грабителей по три года мурыжат, не выдают. Кому там будет нужен Кир со своим «приобретением наркотических средств с целью личного употребления»? Константин Аркадьевич твердо сказал, что при существующей практике опасности практически нет.

— Константин Аркадьевич? — недоуменно уставился на жену я. — Он-то тут при чем? Он-то откуда знает?

— Знает, надо полагать, — уверенно заявила Марина. — Особенно учитывая, что когда мы посылали ему каталоги, адрес доставки был «Большая Дмитровка, 15а».

— А чего там у нас? — наморщил лоб я, вызывая перед глазами карту Москвы.

— Генпрокуратура там у нас, — состроила ехидную мину Марина. — Такие адреса надо знать на память. Так что давай, поехали отсюда. Сейчас стартанем, утром будем дома.

Я посмотрел на Марину, уже успевшую по плечи погрузиться в нутро нашей дорожной сумки. Одной из отличительных черт ее характера было то, что иногда она начинала свято верить во что угодно, в любую несуразицу, если таковая каким-то образом угнездилась в ее голове и, паче чаяния, была прилюдно ею произнесена. В этом случае требовалось нечто большее, чем просто мой авторитет главы семьи, чтобы разубедить благоверную в ее заблуждении. И сейчас явно был такой случай. В Марининой голове все сложилось, источники информации заслуживали, по ее мнению, полного доверия, и остановить ее было невозможно. Я не стал и пытаться.

— Ты абсолютно уверена? — для очистки совести переспросил я. — Наверняка?

— Да! — глухо донесся из недр сумки ее голос. — Не теряй времени, собирайся!

— Я не поеду с вами, — сказал я. — Я не могу ехать.

Марина вынырнула из сумки и недоуменно посмотрела на меня.

— В каком смысле? Как не можешь? Почему?

Я вздохнул и рассказал. Марина слушала меня, зажав рот рукой, потом бессильно опустилась на стул. Минуту она сидела, молча глядя в пространство, потом подняла на меня глаза. В них была странная смесь страдания и непреклонной решимости.

— Арсюш, мы все-таки поедем, — сказала она. — Внизу висит железнодорожное расписание, я случайно посмотрела — через час поезд на Москву, мы успеем. Все равно я тут тебе чем помогу? А этих одних отправлять нельзя, ты знаешь. Если такая ситуация, сиди уж лучше тут, чем в Москве под арестом. А я подключу Константина Аркадьевича, думаю, он мне не откажет.

Я посмотрел на Марину, на ее тонкую талию и крутые бедра, на небольшую, но высокую грудь, на потрясающе породистый нос и очень интеллигентный взгляд, и подумал, что Константин Аркадьевич точно не откажет.

— А что, одни они не доберутся? — хмуро спросил я.

— Как ты себе это представляешь? — с искренним недоумением всплеснула руками Марина. — А если что-нибудь?

— Что ты имеешь в виду под «что-нибудь?» — еле сдерживая раздражение, переспросил я. — Что он снова наркотики, теперь обратно в Россию, потащит?

— Ну, зачем ты так? — с обидой в голосе ответила Марина. — Мало ли чего может произойти?

— А здесь со мной ничего не может произойти? — гнул свое я, злясь на себя, что мне обидно, что я вот так убеждаю жену остаться, вместо того, чтобы легко махнув рукой, отпустить мать ехать с сыном.

— Арсюшенька, ну что тут с тобой может случиться? — с искренним непониманием заглянула мне в глаза Марина.

Продолжать дискуссию не имело смысла.

— Да, на самом деле? — усмехнулся я, но весь сарказм этих слов разбился впустую, — Марина мыслями уже была не здесь.

— Так, а что у нас с деньгами? — озабоченно спросила она.

С деньгами была амба. Вывернули карманы, набралось четыреста гривен с мелочью, вряд ли хватило бы даже на билеты.

— Оставь это себе, а я займу у Кира с Лизой, — подняла палец вверх Марина. — До дома как-нибудь доберемся. А ты позвонишь в Москву, тебе кинут денег на карту, верно?

— Верно, — кивнул я. — Все, езжайте, а то опоздаете на поезд.

Марина повернулась ко мне, обвила шею руками, прижалась к груди.

— Арсюш, мне так… неудобно уезжать, — зашептала она. — Неловко, нехорошо, неправильно, я понимаю. Но ты же видишь, как все повернулось?

Марина подняла на меня умоляющие глаза.

— Я вижу, — кивнул я, разжимая за запястья ее объятия. — Иди, опоздаешь.

— Не обижайся! — попросила она. — И не считай, что я предпочла сына тебе. И — я очень благодарна тебе за то, как ты повел себя в этой ситуации.

— С ума сошла? — нахмурился я. — Это ты сейчас в каком качестве выступаешь? И в каком качестве меня благодаришь?

Марина отвела глаза.

— Все сложно, я понимаю, — тихо сказала она и повторила: — Не обижайся!

— Не обижаюсь, — ответил я, протягивая ей сумку. — Все, иди, с Богом.

— Ты не проводишь нас? — спросила Марина от двери.

— Нет, не хочу его видеть, — помотал головой я. — Извини.

Марина опустила голову и вышла из номера, дверь тихо закрылась за ней. Я чувствовал себя наименее ценным членом экипажа, которому не хватило средств спасения. Он горд тем, что все остальные выживут, но самому ему горько и безысходно. «Ну, вот, декабристка, ты и сделала свой выбор», — подумал я, одновременно проникаясь гадливостью к самому себе. Пытаясь разогнать минор, вышел на балкон. На высоте десяти этажей внизу стояли две одиноких фигуры — Кирилл и Лиза. Марина вылетела из вестибюля гостиницы, как лавина, подхватила их, и все втроем помчались к проспекту Металлургов. На вскинутую Мариной руку тотчас, завизжал тормозами светлый «жигуль», троица погрузилась в него и уехала. Я еще долго смотрел вслед удаляющимся огням, потом вернулся в номер.

Было уже почти совсем темно, но включать свет не хотелось. «Выпить, что ли?» — подумал я, но мысль, что глупо шиковать на последние четыреста гривен остановила меня. Чтобы нормально жить в чужом городе, нужны были деньги, и немалые, а на денежную посылку из Москвы можно было ожидать в лучшем случае в понедельник. Гостиница была оплачена до завтрашнего полудня, и был выбор — заплатить еще за одни сутки за проживание, или сходить в ресторан поесть и выпить. Да, ситуация была аховая. От безысходности я уже хотел было включить телевизор, но тут загудел мой айфон, сигнализируя, что пришла эсэмэска. Я подумал, что это Марина эсэмэсила, что сели на поезд, но ошибся — это была Ива. «Позв?» — гласило лаконичное сообщение от нее. Полагая наши отношения закончившимися еще до рассказа Ведецкого, что Ива сдала ментам всю подноготную о наших отношениях, я долго раздумывал, звонить или нет, но в конце концов все-таки набрал знакомый номер.