Дотянуться до моря

*****

Я открыл глаза. Страшно хотелось пить, но еще больше организму нужно было, что называется, наоборот. Мочевой пузырь просто разрывало, и это навело меня на мысль, что именно эти ощущения — настоящие. И еще — Дарьи рядом не было. Я еле успел в туалет и, казалось, целую вечность стоял, изливаясь над унитазом. Сколько же времени я был в отключке — часов восемь-десять? На стене тикали часы, я взглянул на циферблат — половина одиннадцатого. Начали мы вчера около шести, но на улице светло, и это значило, что мой трип длился больше шестнадцати часов! С ума сойти, хорошо еще, что под себя не напрудил! Боже, какое облегчение! Как говорил Славка Лашников, никогда не ходивший в туалет «раскупориваться» раньше пятой кружки: «Оргазм от безнадежности дрочит в сторонке»! Теперь воду вовнутрь, вот так, прямо из-под крана, к черту гигиену, я бы сейчас и лужей на асфальте не побрезговал бы. Теперь умыться, а то глаза краснющие. Ага, вот теперь хорошо. Так, но где же Дарья?

Дарья была в комнате. Она сидела за столом, положив руки на скатерть, и не мигая, смотрела на сливы в блюде на середине стола. Все было, как вчера, за исключением того, что вчера Дарья была одета, а сейчас из одежды на ней было только полотенце, накинутое на плечи. Ее губы шевелились, но слов я различить не мог. Я подошел, сел на стул рядом, но Дарья на мое приближение никак не отреагировала. Я прислушался. Дарья пела, вернее, речитативом шептала Цоевскую «Невеселую песню»:

Глядя в жидкое зеркало луж,

На часы, что полвека стоят,

Да на до дыр зацелованный флаг,

Я полцарства отдам за коня.

Играй, невеселая песня моя,

Играй…

Я слушал слова старой, сотни раз слышанной и спетой про себя вещи, и внезапно меня пронзило. Так вот это откуда: Зер Калалуш — «зеркало луж», Песь Нямая — «песня моя»!.. А как там дальше? «Командиры армии лет, мы теряли в бою день за днем…» Армии лет — Ар Миилет! Но откуда Дарья?.. Господи, это тоже сон, все еще сон, трип, путешествие! С ума сойти! Ну, да, а полотенце на плечах — это чтобы не видно было крыльев!

— Knock, knock! — неожиданно для самого себя по-английски сказал я, согнутым пальцем осторожно постучавшись в ее плечо ближе к лопатке. — Is anybody home?[iv]

Дарьины губы остановились, она повернула ко мне голову. Я увидел, что ее глаза полны слез.

— Никого нет дома, — ответила она. — Больше нет никого.

И заплакала. Я сел рядом, левой рукой обнял ее за плечи, правой — прижал ее голову к груди. На нательный крест потекли горячие слезы. Я взял край полотенца, вытер ей глаза, — крыльев под полотенцем не было, я и облегченно выдохнул.

— Что случилось? — спросил я, целуя ее соленые пальцы. — Почему ты плачешь? Бэд трип?

— Ага, — закивала головой Дарья. — Очень, очень плохой. Мама умерла.

Меня ощутимо торкнуло в спину между лопаток. Стул словно выплыл из-под меня и повис ровнехонько над блюдом со сливами. «Ма-ма у-мер-ла», — по слогам разобрал я полученную информацию, но определить, бодрствую я или сплю, это не помогло. Нужно было больше ощущений. Движением головы я откинул стул в угол, и решительно повернул Дарью к себе.

— Ты имеешь в виду, что Зер Калалуш убил маму? — спросил я, глядя ей прямо в глаза.

Сейчас все определится: если Дарья ничего не поймет, посмотрит на меня, как на сумасшедшего, значит, я в реальности; если отреагирует как-то по-другому, тогда фифти-фифти. Дарья перестала всхлипывать, и посмотрела на меня, как на сумасшедшего, но обрадоваться я не успел.

— Откуда ты знаешь про Зер Калалуша? — спросила она и добавила: — И в любом случае он не мог убить маму, он ведь умер.

От нового приступа ощущения беспомощного непонимания, где и когда я нахожусь, меня затошнило. Я закрыл глаза, и не без труда с колебаниями диафрагмы справился.

— Как ты думаешь, кто он — Зер Калалуш? — очень осторожно спросил я Дарью.

— Это из «Невеселой песни», — пожала плечами она. — Группа «Кино». Я всегда слышала, будто Цой произносит это имя. Больше никто не слышал, все считали, что это просто «зеркало луж». А я придумала из него целый персонаж, вроде японского самурая, страшного, в маске, с мечом. Детская игра. А когда я злилась на отца, он с Калалушем у меня ассоциировался, я даже звала его «злой Калалуш», — он всегда страшно бесился. Тебе тоже слышалось, что Цой так поет?

— Да, — соврал я. — И еще: Ар Миилет, Песь Нямая. Тоже персонажи.

— Надо же, точно, — улыбнулась сквозь слезы Дарья. — А я не замечала.

И она снова погасла. Большой ясности в вопросе этот короткий диалог не прибавил, и я с опаской посмотрел в угол, куда улетел стул, давеча паривший над столом. Стула в углу, слава Богу, не было, но это тоже ничего наверняка не определяло. Спросить у Дарьи, считает ли она, что все вокруг происходит в реальности, или это только очередная серия трипа, я постеснялся. Другое дело — подумать ей это! Если…. Ну, понятно. Я напрягся до боли в висках, подумал, но ответа не услышал, и вообще Дарья никак не отреагировала. Так, это хорошо, хотя, опять же, полной гарантии не дает. Ладно, продолжим вербально.

— То есть злой Зер Калалуш — то есть, имеется в виду, твой отец — ее не убивал, потому что сам недавно умер, — тихонько, без напора, спросил я. — Тогда кто же ее убил? И — убивал ли ее кто-нибудь вообще? И — почему ты думаешь, что твоя мама вообще мертва? Может быть…

— Не может, — грустно покачала головой Дарья. — Я поняла — ты не уверен, не в трипе ли ты еще? К сожалению, нет, мы давно вернулись. Мама мертва, Софа звонила. Она сказала, что дома заклинило дверь, мама полезла через балкон и сорвалась. Несчастный случай, как у бабушки с газом. Только я знаю, что это — не несчастный случай. Маму убили.

Я смотрел на Дарью и не знал, верить мне своим глазам и ушам, или нет. Дарья увидела это в моих глазах, по столу пододвинула мне телефон.

— Позвони ей, — предложила она. — Она не отвечает, ни на мобильном, ни на домашнем. Я сама думала сначала, что это… у меня в голове, звонила Софе, переспрашивала. Но — нет, к сожалению нет. Мамы нет, Софа видела ее тело. Только она бубнит, что это несчастный случай, а я точно знаю, что нет.

— Почему ты так уверена? — глухо спросил я. — Может, расскажешь, что знаешь, и мы вместе подумаем?

Софа позвонила в семь утра, когда Дарья была еще в трипе. «Хорошо что я догадалась телефон поставить на вибрацию и под задницу положить, — грустно усмехнулась она. — Если бы он начал горланить рядом на тумбочке, представляю, чтобы я успела увидеть, прежде чем вернулась бы ии поняла, что это всего лишь телефон. А так мне привиделось, что я была у стоматолога, и все они там уверяли меня, что лучше всего лечить зубы в прямом смысле через задницу. И — главное, что они-таки меня убедили, и уже начали сверлить. Слава Богу, я была уже «на титрах» и быстро вернулась! Представляешь, как бы мы покатывались со смеху?» Я представил, — это было смешно, но сейчас мне не захотелось даже улыбнуться. Софа сказала, что вчера очень поздно вечером, или даже уже ночью Ива, видимо, куда-то собралась, не смогла открыть дверь, которую у них частенько заедало, и решила перелезть на соседний, общий балкон, чтобы спуститься по лестнице. Но она была в туфлях на каблуках, и неловкая обувь, видимо, соскользнула с уступа балкона. Пальцы не выдержали, и Ива сорвалась вниз. Поскольку время было позднее, никто момента падения не видел, за кустами на газоне тело в глаза тоже не бросалось. Умерла она не сразу, возможно, звала на помощь, но никто не услышал. Обнаружил ее сосед, рано утром выходящий выгуливать собаку. Приехавшие полицейские обнаружили мобильник и начали обзванивать родственников. Абоненты «Муж» и «Доченька» не ответили (здесь, на Украине Дарья купила местную «симку», номер которой она сообщила матери и Софе, но Ива в контакты телефона этот номер, видимо, не записала). Ответил абонент «Любимая свекровь», которая срочно приехала и опознала невестку, потом — позвонила Дарье. Все.