Страница 14 из 18
Рис. 10. Амазонитовый гранит
Огромный размах гражданского и монументального строительства в монгольской столице и новых городах республики требовал применения дешевого и разнообразного природного сырья. А в самом Улан-Баторе в это время стал строиться Дворец Бракосочетания, в котором художники планировали создать настенные мозаичные панно из цветного камня. И наша экспедиция приняла на себя заказ времени: искать и найти различные по цвету декоративные поделочные камни. В Гоби были найдены россыпи с голубыми, как монгольское небо, халцедонами-сапфиринами, разноцветные агаты и яшмы, «камень утренней зари» родонит, белоснежный мрамор и многие другие. А вот с зелеными камнями, казалось, неразрешимая проблема. И вот наконец счастье улыбнулась нам: раздобыли сведения о каких-то необычных зеленых гранитах в 130 км к западу от Улан-Батора. Они были обнаружены геологами-съемщиками на Абдарском гранитном массиве, растянувшемся на несколько квадратных километров среди ровной полынной степи. Здесь на невысоких сглаженных сопках где-то прятался диковинный зеленый гранит, скрываясь от глаз под таким же зеленым и сочным травяным покровом. Вместе с монгольским геологом Будом мы излазили весь массив, изучая каждую осыпь или коренной выход гранитов, осматривая каждую промоину и выбросы из тарбаганьих нор. Вначале нам не везло: попадались лишь мелкие граниты зеленовато-белых тонов. И вот наконец на вершине одной сопки среди буро-серых осыпей словно брызнула в глаза ослепительная яркая зелень. Вот они, зеленые граниты, а правильнее их назвать амазонитовыми гранитами. И здесь они уже были не в виде отдельных пятен, а предстали перед нами сплошными глыбовыми россыпями, протянувшимися на 300–500 м. С каким упоением мы раскалывали молотками выветренные поверхности глыб, внутри которых открывалась дивная каменная мозаика! В ней щедро были разбросаны крупные зерна амазонита, то похожего на зеленую степную траву, то зеленовато-голубого цвета – совсем как амазонский камень с Урала. На зелено-голубом фоне пород кое-где мелькали прозрачные зерна дымчатого кварца, белел похожий на сахар альбит, черными глазами светилась железная слюдка – биотит. Наиболее красивыми были бесслюдистые породы со спокойными, голубыми тонами, где больше всего содержалось собственно амазонита.
Рис. 11. Монгольский всадник
Мы перебрали с Будом целые груды амазонитовых гранитов, выделяя среди них различные типы по цвету и рисунку, и отбирали лучшие образцы зеленого камня. Уже вечерело, когда мы с наполненными доверху рюкзаками спустились с гор в долину навстречу ярко горящему костру, зажженному товарищами. Они уже заждались нас, но, по обычаю, до еды не пытали нас расспросами. Пожилой техник Буян неторопливо разогревал на костре пищу, а мы с наслаждением глотали из пиал терпкий, бодрящий крепостью кумыс. Широкое, обычно невозмутимое лицо Буда на сей раз светилось довольной улыбкой. Наконец он не выдержал, развязал свой рюкзак и начал выкладывать возле костра собранные образцы амазонитового гранита. Буд раскладывал их при свете костра, делился своими впечатлениями с окружившими его Буяном и молодыми горнорабочими.
Я не слушал его: у костра меня разморило, и веки, словно намагниченные, начали смыкаться. Но Буд не дал мне спать: его очень заинтересовал этот загадочный амазонит, так щедро украсивший абдарский гранит.
– Ну ладно, Буд! Я расскажу вам все, что знаю и помню об амазоните, – согласился я. – Дай только заварю – да покрепче, как эта ночь, – чай.
И я рассказал монгольским товарищам об Ильменских копях на Урале, о воинственных амазонках, именем которых назван камень, о необычных свойствах этого удивительного, чисто женского самоцвета. Я долго рассказывал, сидя возле костра посреди безмолвной ночной степи. В небе полыхали холодным пламенем крупные звезды, а над темнеющими сопками нависла Большая Медведица, словно желая зачерпнуть своим ковшом вершину Абдарского массива амазонитовых гранитов. И меня снова стало клонить ко сну, но Буду не давал покоя этот загадочный амазонит. Он еще долго выспрашивал меня, уже лежа в спальном мешке.
Наутро, откинув полог палатки, я увидел угловатую фигуру техника Буяна, старательно поджаривавшего на костре тушку тарбагана. Кто же это так постарался? И тут я заметил сидящих возле костра гостей – старого степного арата и невысокую девушку с длинным охотничьим ружьем и в голубом халате-дэле. Неподалеку, в высоком частоколе разноцветных трав, паслись их низкорослые черногривые лошадки – мори. Сидевший рядом с гостями Буд оживленно рассказывал им об амазонском камне, поглядывая на лежащие у его ног штуфы амазонитового гранита. Я подошел к костру и познакомился с гостями. У суровой с виду охотницы оказалось нежное поэтическое имя Наранцэцэг (солнечный цветок). Она с большим интересом слушала рассказ Буда об амазонках и их камне, с лица ее исчезла кажущаяся суровость, и она вся светилась белоснежной улыбкой.
После традиционного чаепития с поджаренным тарбаганом Наранцэцэг, пожелав нам на прощанье удачи, ловко вскочила на свою рыжую лошадку и, сидя прямо, не сгибаясь в седле, стремительно понеслась по степи. Перехватив мой восхищенный взгляд, Буд с улыбкой заметил:
– Наверное, эти самые амазонки жили и у нас в Монголии. Я так думаю, – и в его хитро прищуренных глазах запрыгали огоньки.
Окрыленные первой удачей, мы вернулись к амазонитовым гранитам для проведения необходимых геологоразведочных работ. Наши прогнозы оправдались: были выявлены большие запасы амазонитовых гранитов, которые впоследствии использовали как ценный природный материал.
Каменный цветок
Спустя два года я снова встретился с монгольским амазонским камнем, но уже в другом, неузнаваемо преображенном месте. Тогда в центре Улан-Батора построили беломраморное здание Дворца Бракосочетания. Дворец еще не работал, шли последние приготовления к его открытию. Но мы, геологи, внесшие вклад своими камнями, получили возможность одними из первых осмотреть его. Поднявшись по мраморным ступеням дворца и войдя в его центральный зал, я увидел огромное – во всю стену – мозаичное панно из монгольских самоцветов, добытых нашей экспедицией из разных районов Монголии. Композиция этой картины была разработана московским художником-монументалистом Е. Н. Яценко и его монгольским коллегой Амгаланом в лучших традициях монгольского прикладного искусства, с учетом символики цветов и узоров.
В центре мозаичного панно было изображение легендарного цветка Востока – лотоса, сделанного из нежно-голубого сапфирина в сочетании с другими прекрасными монгольскими самоцветами: разноцветными агатами, сердоликом, яшмой и ярким, как весенняя листва, амазонитовым гранитом. И вся эта композиция, призванная выразить пожелание счастья, здоровья и радости молодым, вписывалась в нежно-розовый, как заря, основной фон картины, выполненный родонитом, открытым нами в пустыне Гоби.
«Здравствуй, монгольский самоцвет! Ты занял достойное место в этом замечательном дворце!» – мысленно произнес я.
– Здравствуйте! Я вижу, вы геолог, – донесся до меня тихий и мягкий женский голос.
Я оглянулся и увидел женщину-монголку, одетую по-европейски. Судя по облику, это была сотрудница Дворца. Я молча кивнул ей.
– А тогда скажите, пожалуйста, – быстро заговорила она, волнуясь и смешивая русские слова с монгольскими, – как называется этот розовый камень на картине? Наверное, он привозной – в Монголии такого нет?!
– Оглёний туяа чулуу (камень утренней зари)! – ответил я ей с нескрываемой гордостью. – А родом он из Восточной Гоби!
– Камень утренней зари! – восхищенно воскликнула женщина. – Как это прекрасно и глубоко символично: ведь заря – это рождение нового дня, начало новой жизни! А как называется этот ногоон чулуу (зеленый камень), олицетворяющий нашу вечно зеленую степь?