Страница 13 из 18
Вскоре после возвращения в экспедицию я доложил на научно-техническом совещании свои впечатления о поездке в Ильменский заповедник. Амазонский камень и рассказы о его необычайных свойствах вызвали тогда огромный интерес. Привезенные мной образцы камня переходили из рук в руки. На них смотрели как на чудо, пытаясь что-то найти в затейливом рисунке белых «рыбок» – вростков альбита. Наконец я с ведома начальства унес к себе в общежитие все двенадцать камней, чтобы с оказией передать их на исследование в родной Ленинградский Горный институт. Как сокровенный материал они лежали в брезентовом мешочке в тумбочке. А когда ко мне приходили гости и разговор заходил «за камень», то я вынимал свои камешки и начинал рассказывать об амазонках, поясе Ипполиты, Геракле и Ильменских копях. Надо сказать, что мои рассказы вызывали у слушателей, особенно у представительниц прекрасного пола, небывалый интерес. А молва о моих чудо-камнях уже распространилась по всему поселку Светлый и докатилась до города Пласт – центра золоторудной промышленности района. Оттуда позвонили в экспедицию с просьбой прислать лектора, чтобы прочитать лекцию об амазонском камне в городском клубе. Вот и пришлось мне в виде общественного задания выступить в роли лектора и веселить слушателей рассказами об амазонках и показом самого камня, интерес к которому все больше возрастал. Мне еще не раз пришлось «отдуваться» за амазонский камень, пока не произошло событие, поставившее крест на этой истории.
Вернувшись однажды из командировки в Уфу, я заглянул в тумбочку, где лежали мои камешки. К моему смятению, их там не оказалось: мешочек с двенадцатью амазонитами исчез. Я поначалу думал, что это чей-то розыгрыш, проделка коллег, и умолял вернуть дорогие мне камни. Но, увы, никто из моих товарищей не был причастен к таинственному исчезновению: все только пожимали плечами, сочувствовали и даже пытались найти виновника столь странной кражи. Ведь это были не какие-нибудь топазы и бериллы, а обычные образцы минерала, которые представляли только научный, познавательный интерес. Эта пропажа так и осталась тайной. А я, лишившись камней, прекратил свои рассказы об амазонском камне. Но он оставался в памяти, и я мечтал снова посетить Ильменский заповедник. Но этого сделать так и не удалось. А ровно через шесть лет мне привалило геологическое счастье по большому счету – поехать на поиски самоцветов в страну чудес Монголию. Вот там-то и состоялась моя новая встреча с амазонским камнем.
Камень зеленоликой богини Тары
Самоцветы издавна почитались в Монголии. Из них изготавливались различные украшения и предметы быта, а некоторые камни имели определенное символическое значение в ритуальных обрядах. Так, например, шарики из лазурита, рубина или шпинели на головном уборе в старину олицетворяли место его владельца на иерархической лестнице. Определенные камни посвящались буддистским божествам. Самой почитаемой зеленоликой богине (по-монгольски Ногон Дарь-Эхэ) посвящали только самые редкие зеленые камни. Эта богиня, согласно буддистской мифологии, ведет человека через весь океан земного существования и оберегает его от зла. Она являлась самой популярной в кочевьях Монголии, и мне не раз приходилось видеть ее изображение в юрте кочевника-арата в почетном месте на алтаре. А рядом неизменно лежал кусочек ногоон чулуу (зеленого камня). По буддистскому мифу, эта богиня родилась из слезы Бодхисаттвы Авалокитешвары[31], скатившейся на землю – образовалось озеро, на нем вырос и поднялся чудесный цветок лотос. А когда раскрылись его лепестки, там уже сидела зеленоликая богиня Тара. Слеза Авалокитешвары, по мнению буддистов, это символ скорби божеств и несчастья людей. Успокаивать их, искоренять зло и была послана богиня Тара. Ну а люди чтили и поклонялись ей, и тот, кто мог найти ногоон чулуу (зеленый камень), приносил его на алтарь богини.
Рис. 9. Богиня Тара
Особым почетом у монголов во все времена и до настоящего времени пользовались камни пяти цветов: голубого, красного, желтого, белого и зеленого. В древней символике монгольского народа голубой цвет (цвет неба) означал вечность и верность, красный – силу и радость, белый – чистоту и невинность, желтый – любовь и богатство, а зеленый, цвет жизни, олицетворял божественную силу богини Тары. Выразителями этой цветовой энергии были, соответственно, голубая бирюза, красный коралл и карнеол, желтый сердолик и белоснежный жемчуг и кахолонг. А вот с зелеными камнями Монголии не повезло. Здесь не оказалось нефрита, малахита, хризопраза и многих привычных для нас камней.
Территория соседней с нами Монголии являлась областью традиционной старательской добычи самоцветов. Это нашло свое отражение в первую очередь в обилии древних выработок-копей в местах нахождения самоцветов. Такие выработки известны на месторождениях раухтопаза (дымчатого кварца) – Горихо и Дзун-Баин в Хэнтэйском хребте к северо-востоку от Улан-Батора. Здесь китайские старатели издавна добывали дымчатый кварц и черный кварц (морион) для изготовления очков, защищающих от света. Отражается это и в многочисленных географических названиях гор, местностей, селений, таких как Оюу-Тологой (Бирюзовая гора), Хувт-Хундэй (Янтарная долина, названная так благодаря находкам янтароподобного благородного змеевика), Эрдэнэтийн-обо (Драгоценная гора) или Эрдэнэ-Цогтын-обо (Гора драгоценного пламени, названная так из-за красочного рисунка в окаменелом дереве, напоминающем языки пламени). Эти примеры можно было бы продолжить, но и этого достаточно, чтобы понять, что самоцветы Монголии с давних времен привлекали внимание населявших ее народов – хуннов, тюрков, монголов. Тем не менее происхождение многих камней и история их разработок долгие годы были неизвестны. И только в 1968 году в Монгольской народной республике обратили внимание на щедрые природные богатства самоцветов. При министерстве топливно-энергетических ресурсов и геологии была создана специализированная геологическая экспедиция с интригующим всех названием Унгут Чулуу («Цветные камни»). В ее задачи входили поиски, разведка, добыча и обработка камней, как ювелирных, так и поделочных. А полем деятельности этого уникального геологического подразделения была вся территория республики с расстояниями более 2000 км по широте и 1000 км по долготе – от бескрайних просторов великой пустыни Гоби до обширных горных хребтов Хэнтоя, Хангая и Монгольского Алтая.
Мне посчастливилось в семидесятых годах застать самый разгар этих работ и принять участие в открытии многих замечательных монгольских самоцветов – сапфирина, родонита, граната-пиропа, хризолита, лунного камня и других. Надо сказать, что монгольская природа, создавая свои удивительные творения – самоцветы, явно отдала предпочтение камням красных и желтовато-золотистых тонов. Они словно впитали в себя яркость монгольского солнца, жар расплавленных песков Гоби и неукротимый огонь подземных глубин. Таковы красные гранаты – пироп и альмандин, которыми вправе гордиться Монголия. Это удивительный по своим оттенкам сердолик-карнеол: то ярко-красный как степные цветки-«жарки», то густо-красный и прозрачный, как рубин, то красновато-оранжевый, подобный огненному опалу. Это желтые агаты-ониксы и солнцеподобные сердолики, розовый, как утренняя заря, родонит и разнообразная по цвету яшма.
А вот зеленым камнем природа, казалось, обделила Монголию. Мы долго и безуспешно искали самый излюбленный на востоке самоцвет – нефрит, но он так и не открылся. А есть ли в Монголии амазонский камень? Долгое время его тоже не находили, пока не встретили в Жанчивланском массиве. Среди гранитов, слагающих этот массив, геологи увидели небольшие пегматитовые жилы, содержащие запорыши (пустоты) с кристаллами горного хрусталя и полевого шпата зеленого цвета. Пусть небольших размеров и его было немного, но все же это был амазонский камень яркого салатно-зеленого цвета с вростками дымчатого кварца. Мне сразу же вспомнились Ильменские копи на Урале, где все было гораздо более впечатляющим. И все же я обрадовался находке своего любимого амазонита на монгольской земле. Единичные находки его не имели практического значения – от геологов ждали иного.
31
Буддистское божество сострадания.