Своя радуга

– Нет, нельзя! – Поднял голос Андрей. – Мы не мародеры.

– У нас уже желудки с голодухи скоро к хребтам прилипнут. А они эту рыбу все равно кому-то в дань отдают, ты же слышал,

– Тем более нельзя. – Решительно сказал Андрей. – Что если те, кому предназначена дань, её не дополучат? Что они сделают со здешними? Ты подумал? А догадаться нетрудно… Эксплуатация здесь творится. Угнетение трудового народа. И судя по тому как того безногого-безрукого бедолгау обкорнали, здесь нечисть не хуже фашистов на хребет людям влезла.

– Рыбу брать неразумно, – поддержал Стас. – Пока что мы у реки себя и сами кое-как прокормили. Если возьмем чужую дань, наступим кому-то на чужой интерес. А мы пока даже не знаем – кому. Сколько их. Чего хотят. Как вооружены. Нам это не надо. Можно взять у местных что-то полезное не из дани. Жратвы немного, и очень неплохо бы пару ножей. Без них в поле трудно…

– А потом? – Спросил Петр.

– А потом рвать в прилегающий к деревне лес. Сделать в нем петлю, и снова выйти к деревне, с другой стороны. Заляжем, и посмотрим на здешних хозяев, когда те заявятся. Старик сказал, что они прилетят… Местные им про нас все как пить-дать выложат. Вот и посмотрим на их реакцию. Может им до нас дела нет. Может, а может им сам факт что здесь кто-то чужой был поперек горла станет, и засуетятся. Увидим их вооружение и экипировку. И если решим, что игра стоит свеч… Старик сказал, что они прилетят… – Может мы их крылышками и затрофеемся.

– Вот это дело предлагаешь, – обрадовался Андрей. – Не знаю что здесь за хозяева обосновались, но уже видно, – угнетатели. После того как я увидел безукого-безногого…. И наш интернациональный и классовый долг помочь здешним людям…

Стас фыркнул как лошадь на водопое.

– Чего? – Прервался Андрей.

– Да, то! – Физиономия Стас стала кислой как после квашенной капусты. – Мы с тобой Андрюха, даром что вроде из одной страны, – а как из разных миров. Слушаю тебя, – извини конечно, – уши вянут. Ты уже и здешних записал, как я погляжу, в трудовых братьев, или как там по твоему "Капитал-Маркс-Энгельсу"?.. Еще нихрена в обстановке не разобрался. А уже готов бежать им помогать, защищать, осчастливливать. А ты их-то – местных – спросил? Нужна им твоя помощь? Не будет от неё только хуже? Ты уже смотрю местных в угнетенных братьев записал.

– А что, они по твоему не угнетенные?

– Угнетенные, – без вопросов. Но вот – братья ли? У меня отец еще при Союзе в Афганистане воевал, тоже для помощи, как его там… интернациональной, братскому народу. Так там местные бывали: днем – декхан, а в ночь – душман. Днем он тебе лыбится, а ночью берет автомат и идет наших стрелять. И ведь угнетенный по самое не могу, – но ему мулла – священник местный – сказал, что надо убивать русских-шурави, и он со всем старанием. Потому что мулла для него традиционно непререкаемый авторитет. А твоего Маркса-Энгельса, он и в глаза ни разу не видел. Для него это кто-то из ложных идолов шурави. Ибо нет Бога кроме Аллаха. И я потом таких, уже на нашем Кавказе повидал… Поэтому главное не то в каком человек классе, а какого ему дерьма в голову набили, понял?

– Так, да не так! – Мотнул головой Андрей. – Оболванить человека конечно можно. Набить в него предрассудков и пережитков. Но если ему все толком объяснить… Трудовой пролетариат – он везде пролетариат. А эксплуататоры – везде эксплуататоры.

– Ну да, ну да. Ты же в Великую Отечественную воевал против немцев. И чего, – против тебя одни графы и буржуа воевали? Нет, те же ремесленники и крестьяне в форме. И много ты им наобъяснял? – Ядовито поинтересовался Стас. – Сколько немцев прекратить против СССР воевать сагитировал?

– Это!.. – Андрей запнулся.

– Это просто герр Гитлер с ограбления Европы немцам столько ништяков отвалил, что их сытое брюхо, к твоей классовой пропаганде было глухо. Главное чтоб им с результата грабежа каждой следующей страны еще перепадало. Они бы и СССР до тла разорили, и народ наш сгонили в концлагерях, и плевали они на твою классовую солидарность, – если бы ты им все с помощью своего пулемета не объяснил.

– Я против нацистов воевал, не против немцев. – Буркнул Андрей. – У немцем между прочим еще и Тельман был.

– Кто такой?

– Эрнст Тельман, – глава немецкой компартии. И многие немцы, знаешь, за него на выборах голосовали.

– Ну и где он с товарищами был, пока Гитлер пер к нам воевать?

– Известно где. В тюрьме.

– Ну видишь. Немцы твоего Тельмана в тюрьму, а сами на фронт, Европу грабить. А ты тут про классовую солидарность. Нельзя Андрюха человека считать своим, только потому что он работяга, или бомж.

– Бомж?

– Люмен. Пролетарий. Да не важно… Свой человек – только когда думает как ты, жизненные ценности с тобой разделяет. А ты извини, со своим классовым панибратством… Это вроде как тебе баба даже не улыбнулась, а ты уже перед ней на сладкое ширинку отверз, и хобот свой наружу вывалил. А потом удивляешься – почему по яйцам ногой, и так несправедливо больно получилось…

– Искажаешь! Вовсе не от того!..

– Друзья мои, – резко вступил в разговор Петр. – Не знаю точно, кто и вас прав. Но позвольте уверить в одном. Если нас здесь убьют – то оттого, что мы просто не заметим врага, в то время как вы будете оживленно ударяется сердцем о политику. Не будет ли нескромным, попросить вас хоть на время прервать сей диспут, дорогие мои Демосфены? Берите пример с Межислава.

– Это он так на меня действует, – буркнул Андрей, посмотрев на Стаса. – Даже слова не могу нужного найти… Буржуй!.. НЭПмен…

– А на меня вся эта дикая история плохо действует. – Пожал плечами Стас. – Ты прав Петро. Не в своей я тарелке. Оттого и не закрыть фонтан…

Меж тем семенивший перед ними староста приблизился к домику на другом краю площади, повыше других, с острой крышей, и чуть более большими окнами, правда, как и у всех строений здесь, не остекленных, а затворенных изнутри дощатыми задвижками. Старичок засуетился у низкой двери, – она оказалась незаперта, и поднатужившись он отворил дверь в сторону.

– Здесь – спросил Петр?

– Здесь, высокий.

– Иди вперед. Показывай.

– Конечно… – Старичок полез внутрь. – Осторожно, низкая притолока, высокий… Наше убогое жилье не для высоких господ…

– Ну, пойдем посмотрим, что это за почетный сарай… – Пробормотал Петр по-русски и вступил внутрь.

Остальные последовали за ним. После солнечного дня снаружи, мрак полумрак внутри ослеплял. Стас уже взялся за свое чудо-кольцо, но старик уже суетился у стен, со стуком сдвигая дощатые задвижки с оконных проемов до упора. Свет проник внутрь, и некоторое время четверо осматривали помещение. Убогая комната, с дощатыми лавками и сундуками. В воздухе витал неистребимый рыбий запах. Старик пошел к дальней стороне комнаты, отгороженной домотканиной завесой, отодвинул её, подошел к возвышению на котором стояло что-то укрытое еще одним куском холстины. Старик благоговейно снял ткань, и под ней обнаружилось…

Четверо молча смотрели на небольшой предмет, а их новая память уже исправно выдавал информацию.

– Передатчик… – Сказал Петр. – Чего и нужно было ожидать.

Стас подошел поближе, и осмотрел брусок передатчика, на котором не было ни одной шкалы или кнопки. Но все они уже знали, как и куда нужно нажать, чтобы те проявились.

– Если мы не собираемся ни с кем сейчас связываться, то давайте рвать когти в лес.

– А вы заметили ребята? – Спросил Андрей указав пальцем на рацию. – Что мы знаем на какой дальности эта штука действует, и от каких погодных условий и ландшафта это зависит… Но совершенно не представляем ни её устройства, ни даже принципов действия? Эта наша новая память, она… – Он пощелкал пальцами.

– Память пользователя. – Подсказал Петр.

– Именно! И с излучателем так, и с тем костюмом. Мы как обезьяны. Знаем на какую кнопку нажать, чтобы выпал банан. Но вот какие механизмы за этим скрыты…