Страница 28 из 32
Маккинрой не встревал в полемику, но с интересом ловил веселые речи. Искоса поглядывал на Руса, который сидел с полным безразличием и апатией, недвижным взором уставившись в открытый боковой люк: ни к кому не прислушивался и, казалось, ни о чем не думал.
Обмен язвительными мнениями продолжался, и эксперт, слушая их, посматривал с интересом на воспитанника. Старался уловить, что-нибудь общее между сказанным и самим монахом. Что-то магически притягивающее и неожиданно отталкивающее было в его лице. Особенно во взгляде. Отрешенность, пустота, безразличие слились в белесый тон, презрительность к окружающему.
Умеренно худощавое лицо, прямой лоб, прямые брови, сухая, благожелательная мимика привлекали. Тонкий, с горбинкой, небольшой нос придавал лицу выражение целеустремленности. Выдвинутый немного подбородок – упрямство, жестокость, густые ресницы – не потерянную наивность. Но самыми выразительными в нем были его глаза. Узкие, глубокосидящие, небольшие, они придавали лицу хищно-выжидательное выражение. Настороженность, внешнее спокойствие немигающих, внимательно наблюдающих глаз эксперт заметил у многих монахов. Неподвижное, застывшее выражение в такой степени поражало концентрацией отвлеченной мысли и внимания, а лицо в такой степени ни о чем не говорило, что любой интересующийся, будучи даже не знатоком восточной борьбы, мог по глазам судить, какой ученик опытный, а какой еще не дошел до мастерства, требующего полной физической и психологической устойчивости в экстремальных условиях.
Вообще, пока эксперт наблюдал за монахом, у него не раз появлялось желание отвернуться, не смотреть, не видеть его глаз. Необъяснимо жуткое, жалящее сквозило в них: что-то застывшее и белое от снежных склонов Гималаев. Мучительная грусть, как грани искринок с поверхности, высвечивалась в скользящем взгляде и растворялась в необъятном пространстве безысходной тоски. Лет неконтролируемой мысли, вспышки необъяснимого вызывали эти, ничего не говорящие, глаза. Наивно-молящее и вместе с тем неопределенно жесткое значение кристаллизовалось на его лице. Когда поднимались веки, слеза дикого бешенства опасно блестела но ресницах.
Маккинрой осторожно перевел взгляд на полковника. Тот сидел рядом с шофером: дремал, коротко покачивался в такт движению.
– Сэр, со временем, наверное, найдется способ, как разубедить монахов, если не отречься от обязывающих клятв, то, по крайней мере, не так соблюдать их.
– Вы все еще о них думаете? – сонно буркнул Динстон.
– Да, – подтвердил эксперт, – видимо, следует активней и в большем количестве культивировать, распространить по всему свету имеющиеся стили различных видов: и японские, и корейские, и вьетнамские и прочие. Все они в своих основах перекрещиваются между собой. И, наверняка, имеют отростки тех секретов, которыми владеют монастыри. И когда мир с избытком наполнится подобной информацией, думаю, что схимники будут не так ретивы в обожествлении своих возможностей и желании наказать оступившегося.
Полковник развернулся к эксперту в догадливом удивлении, но тот настороженно косил глаза в сторону монаха.
Нещадным вихрем пронеслась мысль по застывшим чертам лицо, сохранив мазки настороженности и внимания.
– Трудно будет разобраться в чем-либо, когда в каждой стране начнут заниматься схожими видами. Полгода нам хватит на распространение всевозможных книг и брошюрок. А там, через два-три года, докажи: кто есть кто.
Динстон даже расцвел в своей широкой улыбке.
– Вы мне нравитесь, мистер. Очень нестандартная мысль. Наш метод истинно американский. Вы рождены на пакость китайцам. Что значит торгашеская хватка! Я очень положительно характеризую вас в центре. Вы нужный здесь человек.
Глава вторая
В надежде, что в наших ошибках потомки
Найдут указующие след,
Нам кажутся светом
Сплошные потемки
И тьмою сверкающий свет.
Лариса Васильева
– Ну, майор, если все, что вы наговорили, правда, то монахов можно уважать. Уверяете, янки слаб. Надо же. Так стоит, так говорит кремень. Но вот с монахами не смог. Не выдержал холодного упора. Просто все как-то даже неинтересно, Ну, а деньги?
– И того проще. Как и условлено – пятнадцать процентов.
Майор Вэн с лакейской невозмутимостью выложил на стол потрепанный саквояж.
– Щедры американцы, – генерал хоть и выглядел уставшим, но при виде тугих банкнот оживился. Заговорщицки подмигнул офицерам: – Этим премиальным мы найдем ход.
Полковники сдержанно улыбнулись. Генерал продолжал разглядывать фотографии. Майор стоял рядом и по ходу комментировал снимки.
– Смотрите, товарищ Вэн, если что, аскеты с вас первого скальп возьмут. Вам не только придется присматривать за обителью, но и защищать ее. Как договорились. Первое слово старейшин. Хотелось бы, чтобы они для нас оставались в той же мере полезными.
Майор молча кивал головой.
– Сохраните самый надежный контакт с монахами. Очень важно, чтобы они всегда чувствовали нас рядом, надеялись и в положительной мере побаивались. Ведь так? – генерал взглянул на майора. Тот, как шаловливая марионетка, продолжал кивать. – Вы что, заразились, или на вас тоже сказывается монашеское влияние? – Тот снова кивнул. Генерал покачал головой. – И то хорошо, а то пришлось бы уговаривать. Не люблю этого.
Вэн виновато улыбнулся. Шеф погрозил пальцем.
– Вот только поправлюсь немного. Что-то вы все на стороне ищете: деньги или работу. Не допускайте, товарищ Вэн, утечки информации. Отвечайте. На вас вся метода изучения подготовки агентов на американских базах. Когда русский будет в России, войдете в подчинение к товарищу Чану. Не верю я янки. А монах – наш человек, – генерал аккуратно перебирал фотографии монахов. – Но субъект тяжелый. И эти не легче. Следует к ним продолжать присматриваться самым тщательным образом.
– В монастыре никак нельзя, – словно из бочки, хрипло загрохотал Вэн, – архары не позволяют близкого контакта.
– Как нельзя? – взъерошился генерал. – А наши инструкции? Люди, которых туда присылали? Или для монахов не существуют наши требования?
– Они выполнили все условия положения, но ни на шаг больше.
– Ну, дорогой мой, разглядеть дальше – для этого и существует искусство разведчика.
– Есть отчеты, но они ничего не говорят.
– Не говорят, не говорят, – передразнил шеф. – Шли бы слесарничать. Вижу я, монахи молчат, но все время переигрывают.
Глаза генерала не отрывались от больших, качественно сделанных снимков воспитанника. Их было немного, но различных, крупным планом. «Этот», – размышлял недовольно про себя. Он видел его в Американском представительстве, когда заканчивали оставшиеся формальности по поводу будущего агента. На черно-белых фото резко выделялись те черты лица, которые так неприятно привлекли тогда. Но и здесь лицо монаха оставалось маской его мыслей, сущности.
Неизвестно было, что скрывается в этом полностью отрешенном, забытом человеке. В анкете уже указан кодовый номер монаха: «XS—1809». Это тоже одно из требований старейшин. По данным, то был юноша пять футов роста, шесть дюймов. Вес – сто шестьдесят фунтов. Физические данные обыкновенного крепыша. Только графа – «изометрия кисти» – пугала своей непривычностью. Соответственно, напротив правой и левой рук стояло – 295 фунтов и 280 фунтов. Генерал удивленно посмотрел на подчиненных.
– Майор, зачем монахам такие руки?
– Не могу знать, товарищ начальник. – Не понимая, к чему клонит шеф, отвлеченно резюмировал Вэн.
– Такие лапищи. – Не унимался генерал. – Они что, кожи мнут? Сплошная загадка – эти отшельники. Если этот непримиримый схватит вас за горло, вы переживете очень неприятные минуты. Если, конечно, переживете! Несерьезно мы к ним отнеслись. Ван прав: очень возможно, что это ответвление одной из боевых сект. С такими руками к небу не возносят молитвы. Полковник Линь, вы тоже включите их в сферу самого пристального внимания. Теперь я хочу знать о них все. Хватит загадок. Действовать так, чтобы управление не получало жалоб ни от настоятеля, ни от Вана, странных поборников святейшей истины и еще черт знает чего. Мне в первую очередь неприятно выслушивать, его вызывающие речи. Он прям и упрям. Поэтому, если вы сработаете неловко, Ван не заставит себя ждать. И уши еще оттаскает дежурным. От него всякое можно ожидать, как и от этого юнца, который старательно прется по их дорожке. Даем янки «своих людей», а кто они, что они, представления не имеем.