Тайна гуннского камня

– Нет, они мне теперь не товарищи. Раз предали один раз, предадут и второй. А мой дед Аржан говорил мне не раз: «Человек всегда должен оставаться самим собой, чтобы мысли не расходились с его поступками». Это не пионеры, а стая трусливых шакалов. Тьфу на них!

И Ялат покинул школу угнетенный и растерянный. Несколько дней он не ходил в школу, никому ничего не рассказывал, замкнулся в себе и находил отдушину только в хождении в лес. Наконец он не выдержал и пошел в школу – он решил испить свою горькую чашу до дна.

В стенах его родной школы царила гнетущая обстановка. Его товарищи избегали с ним общаться и, потупив взор, уходили в сторону, точно он был прокаженным. Ялата сразу же вызвали к директору школы. Он был местным казахом, уже немолодой учитель, собравший в свою школу ребят многих алтайских национальностей.

Директор старался сплотить воедино многонациональный школьный коллектив, построить новые советские отношения, избежать всяких распрей между ребятами и учителями. Это ему удавалось делать, но в последнее время он почувствовал, что его директорское кресло (а вернее, старый канцелярский стул) зашаталось под ним. Директор осознал, что его в любой момент могут заменить каким-нибудь приезжим русским с партийным билетом, как это произошло с Фитилем. Этот смутьян, которого недолюбливали и боялись все, прямо заявил ему, что он должен исключить Ялата из школы, иначе будут неприятности. И директор должен был, скрепя сердце, принять жестокое решение.

Войдя в кабинет директора, Ялат остановился в нерешительности, глядя на нахмуренное, с опущенными веками лицо старого учителя.

– Садись, Аржанов, – сказал глухим голосом директор. – Ты один из способных и успевающих учеников, и это правда. Но твое поведение в последние время несовместимо с уставом пионерской организации, грубость по отношению к классному руководителю и систематические прогулы вынуждают меня исключить тебя из нашей школы. Придет время, и ты все поймешь.

– А я и так все понял, Марат Салимович, – сказал Ялат, вставая со стула. – Спасибо за знания, которые я получил в школе – они мне пригодятся в жизни. До свидания!

Выйдя в опустевший коридор (начались уроки), Ялат стал дожидаться перемены, прислонившись к окну и глядя рассеянным взором в окно на школьный участок с еще не распустившимися низкорослыми деревцами, посаженными на уроках труда пионерами. Здесь было и его неприхотливое деревце, а рядом с ним – его подружки Гали. Теперь их пути разойдутся, и от этой мысли стало еще тоскливее на душе. Он вздрогнул от резкого звонка на перемену.

Его одноклассники гурьбой выскочили из класса и среди них его Галя. Она подбежала к нему, стройная, в строгом ситцевом платье, с копной каштановых непокорных волос. Ялат почувствовал запах ее волос, увидел восторженные глаза и вздрогнул от прикосновения ее горячих рук.

Юность – прекрасная пора, когда возникает еще до конца не осознанное первое чувство, когда сердце готово вырваться из груди даже от случайного прикосновения рук любимой. В жизни своей Ялат еще не знал, что есть такая радость – радость первой любви. А эта юная девушка Галя, неожиданно наполнившая его жизнь, – настоящий подарок судьбы. Он стоял, растерянный от смущения и опьяненный близостью ее гибкого упругого тела. Ялат хотел много ей сказать, но она прервала его мысли.

– Я все знаю, но ты не отчаивайся, – взволнованно сказала Галя. – Мы с ребятами написали коллективное письмо в РОНО в Улалу о несправедливых решениях в отношении тебя. Ты знаешь, нас поддержал физрук Денис Иванович. Он сказал, что Фитилю не поздоровится за то, что обзывает коренных алтайцев «чурками» и «дикарями». Вместе с ним мы будем добиваться, чтобы тебя восстановили в школе и в пионерах.

Их окружили ребята с шутливыми возгласами радости и поддержки. И от этого на душе Ялата просветлело – ведь дружба юности выше всего. Звонок на урок прервал их встречу. Галя, едва дотянувшись до Ялата, обхватила его шею и поцеловала. За всю их дружбу это был первый поцелуй.

– Я буду ждать твоего возвращения, – шепнула ему на ухо Галя и, оторвавшись от него, поспешила в класс. В дверях она на миг еще задержалась и махнула ему рукой. А потом дверь гулко захлопнулась, и стук болью отозвался в его сердце, словно с этим закончилась самая светлая и радостная пора его юности.

Колыбташ – путеводный камень

С того времени прошел месяц. С наступлением лета ярко засветило солнце на поголубевшем небе, и все вокруг изменилось: горы, улицы и сами люди. Склоны главной горы Тугай, освободившись от снежных завалов, оделись зеленым нарядом. Только вершина горы оставалась белой и сверкала на солнце как маяк, видимый издалека. Село оживилось. Люди высыпали на улицы, расчищая их от сломанных деревьев, изгородей и разного хлама, оставшегося после жестоких зимних бурь и лихого весеннего половодья. Село напоминало старый потрепанный корабль, выдержавший шторм и нуждающийся в косметическом ремонте.

На бледных лицах селян появились улыбки, а глаза радовались яркому солнцу, теплу и смутным ожиданиям, накатывающимся всегда с приходом лета. Охотники готовились к новому сезону, садоводы-огородники допоздна копались на своей земле. Словом, начало лета было желанным откровением жизни, возвращением к ней после зимне-весеннего застоя.

Второй приметой наступающего лета было ожидание. Когда открылась дорога, соединившая село с райцентром, стали ожидать привоза муки, сахара, крупы и других бакалейных товаров. Ждали новостей из беспокойного, неизвестно куда несущего внешнего мира – то ли в сказочное светлое будущее, то ли в темную пропасть. Исключенный из школы Ялат не сдавался и штудировал учебники по всему курсу шестого класса. У него еще теплилась надежда на восстановление в школе, и тогда он смог бы сдавать экзамены. Но вестей из школы не было. Молчала и его подружка Галя.

Бронтой, видя переживания сына, пытался всячески успокоить его и настроить на новый лад:

– Послушай, Ялат, ты и так самый образованный в нашем племени. Можешь читать и писать по-русски, знаешь многие предметы, о которых у нас нет понятия. Зачем тебе дальше учиться? – спрашивал он у сына.

– Я хочу дальше учиться, чтобы обрести знания, нужные для специалиста.

– А кем бы ты хотел быть?

– Я хотел бы быть таким, как твой дядя Юнэй, – ответил, немного подумав, Ялат.

– Ты знаешь, что с ним случилось на озере Горных духов?

– Знаю, мне дед Аржан рассказал эту историю. Беды случаются от незнания и неосторожности. Поэтому я и хочу овладеть знаниями, где и как искать золото, серебро, медь и другие полезные ископаемые. Наш Алтай богат ими – наша учительница Зоя как-то пригласила на урок старого искателя, их называют геологами, и он два часа рассказывал нам о богатствах Алтая и своей профессии. Если бы ты знал, какая это увлекательная профессия – искать природные богатства.

– Может быть, ты и прав, сынок, но время сейчас неспокойное. Сначала нужно пережить и преодолеть эту смуту, – сказал Бронтой.

– Переживем, отец, – бодро, как пионер, ответил Ялат.

У самого Бронтоя с приходом лета наступило тягостное ожидание чего-то неотвратимого, нависшего над ним и его семьей. Как-то он зашел в сельсовет и осмелился справиться о судьбе своего отца. Председатель сельсовета смерил его с головы до ног презрительным взглядом.

– Твой старик арестован органами НКВД как враг народа, – отрезал председатель сельсовета. – Ты лучше подумай о себе, своей бабе и сыне. Живи лучше тихо и старайся своим трудом и поведением искупить свою вину перед народом.

– У меня нет никакой вины ни перед народом, ни перед властью, – твердо ответил Бронтой.

Он повернулся и вышел, хлопнув дверью.

На следующий день к Бронтою домой зашел его сосед Радим. Ему было далеко за шестьдесят, хотя в это верилось с трудом благодаря живости его ума, неутомимому трудолюбию и способности постоянно быть в курсе всех событий, происходящих в селе. Радим был единственным коренным жителем, работающим в правлении сельсовета, он был счетоводом и знал о многом, что происходит в его стенах.