Тайна гуннского камня

– Слушай, сынок, меня не отпускает предчувствие надвигающейся беды. Зло, унесшее твоего отца, вернется снова в наш дом, но ты должен одолеть его, ведь Бронтой по-кыпчакски означает «побеждающий зло». Это имя дал тебе отец. Я хотела назвать тебя русским именем – Георгий в честь святого апостола Георгия Победоносца – ведь ты родился в день его поминовения 23 апреля. Но Аржан настоял на родовом кыпчакском имени, хотя они близки по духу. Носи всегда камень-талисман, знак власти и силы нашего рода, а когда наступит время, передай своему сыну. И последнее мое пожелание: уходи вместе с семьей к черным найманам – там ваше спасение.

Ариша ушла из жизни так же тихо и спокойно, как и прожила свою жизнь. Это случилось в лютую декабрьскую стужу. Небо с утра затянуло мглой, и с вершины горы Тугай накатывались снежные вихри. За окнами крупными хлопьями валил снег, крутился в струях ветра, закрывая снежной занавеской оконные стекла. А в доме было тепло и тихо. В спальне, где лежала Ариша, горели три свечи. Бронтой сидел рядом с ней, держа в своих широких ладонях ее сухонькую холодеющую руку. Она пошевелила губами и прошептала наклонившемуся к ней Бронтою: «Уходите от беды. Храни вас Бог…»

Ее большие серые глаза закрылись, и рука безжизненно застыла в ладонях Бронтоя. В этот момент, запомнившийся Ялату, свеча, горевшая ближе к тетушке, погасла. Это была последняя жертва уходившего сурового года Красного Быка. А впереди их ждали новые испытания и новые беды тоже.

…Новый 1938 год начался в селе незаметно. В новогоднюю ночь все сидели тихо в своих домах. Только в доме сельсовета не обошлось без шума, пальбы, выпивки – пришлые люди (как их называли кыпчаки) веселились своей компанией. Наступили жуткие январские морозы, леденящие тело и душу. Снежные заносы и метели, как всегда, надолго сковали движение по дороге, и связь с внешним миром прервалась.

Ялат со своими сверстниками на лыжах добирался до школы в селе Светлый путь. Его не останавливала непогода. Начитавшись своего любимого писателя Джека Лондона, он старался подражать его героям и испытывал себя на прочность. Однажды он ушел в метель, встав пораньше, пока родители спали. Туяа проснулась вскоре после его ухода с тяжелым предчувствием. Она растолкала безмятежно спавшего мужа.

– Ялат ушел, а на улице снежная буря! – тревожным голосом сказала она. Ее лицо потемнело, а глаза превратились в щелки. – Скорее, Бронтой, беги за сыном.

Бронтой моментально оделся, взял охотничье ружье и на лыжах по следу устремился вдогонку за сыном. Он подоспел вовремя: Ялат и трое его сверстников, прижавшись к крутой скале, отбивались от трех наседавших на них волков. Ребята плотно прижались друг к другу, выставив вперед как пики свои лыжные палки, обороняясь от волков. Бронтой выстрелами разогнал волков, пристрелив одного из них. После этого он вернул ребят обратно в село и строго-настрого запретил Ялату в темную зимнюю пору ходить в школу. Бронтой загрузил сына хозяйственными делами, а в свободное время Ялат, чтобы не отставать, прорабатывал самостоятельно учебники.

Зима была затяжной с обильными снегопадами и вьюгами. Смутная волна неясных ожиданий нахлынула на Ялата в марте, когда на свинцово-сером небе наконец-то выглянуло белое весеннее солнце. Весна всегда была для алтайцев благодатным подарком природы, возвращением к жизни после мертвого затишья зимы.

Солнечный свет, сверкающий снег, весенние крики птиц радовали Ялата. Он ходил к горе Тугай, смотрел на ее покрытые белым покрывалом склоны, и у подножья горы, в проталинах, разводил костерок. Сидя на корточках, он вдыхал запах талого снега, запах пробуждающейся земли и завороженным взором глядел на прыгающее пламя костра. Но долго усидеть на корточках не мог, вставал и уходил дальше в лес, вдыхая в ноздри неповторимый аромат тайги.

Ему нравились эти бесцельные и безмятежные хождения по тайге. Нравилось находиться наедине с собой, наедине с природой. Она заряжала его бодростью и вносила в его душу радость и надежды, а мысли его неотвязно возвращались к школе, к пионерскому отряду и его товарищам. Еще он скучал по своей однокласснице Гале – дочери русского фельдшера, приехавшего на Алтай из Центральной России. Это было его первое робкое чувство, в котором он боялся признаться.

Как только наладилась погода, Ялат с восторженным ожиданием устремился в школу. Там его поджидали первые огорчения. Его учительницу Зою, которая с самого начала вела их класс, отозвали в Бийск. Она попрощалась с ребятами и задержала свое внимание на любимом Ялате.

– Желаю тебе закончить школу и учиться дальше. Ты станешь хорошим специалистом – природа тебя не обидела, а упорства тебе не занимать. Ведь ты же «крепкий орешек» – так, кажется, звучит твое имя, счастливого пути тебе, Ялик!

Учительница Зоя по-прежнему верила в справедливость и гуманность, верила в светлое будущее и даже не предполагала, что ждет ее завтра. А на ее место заступил новый учитель и классный руководитель по прозвищу Фитиль. Долговязый, худой, с болезненным пожелтевшим лицом, растерявший свое здоровье на полях Гражданской войны. Человек с неустойчивой психикой, вспыльчивый, вспыхивающий по каждому пустяку, за что и получил такое прозвище. Не обладая достаточными профессиональными знаниями и педагогическим опытом, но имея партийный билет, он направил все силы на перевоспитание своего класса. При первом знакомстве с классом его встретили настороженно и с неприязнью.

– Почему уволили нашу учительницу Зою? – спросил новоявленного воспитателя Ялат.

– За ошибки, допущенные в вашем воспитании, и потворство сынкам кулаков! – выпалил как из пушки побагровевший Фитиль и закашлялся от волнения. – Но я покончу с вашей анархией. Наша партия, комсомол и пионерия построены на железной дисциплине и коммунистическом сознании. И наши принципы – превыше всего. И каждый из вас должен усвоить это, ежели хочет быть в нашем едином строю. Наш лозунг: «Кто не с нами – тот против нас».

Свою работу по идеологическому перевоспитанию класса Фитиль начал с пересмотра школьной библиотеки, созданной с большим трудом учительницей Зоей. Из нее были изъяты книги классиков – от Пушкина до Чехова, как буржуазные, а потому бесполезные и даже вредные для молодого поколения. Их место заняли пролетарские писатели Горький, Островский, Маяковский и другие, менее именитые авторы.

Основное внимание Фитиль направил на политбеседы, изучение истории коммунистической партии (ВКПБ), агитационных брошюр и передовиц газет. Он донимал учеников непомерными требованиями к пониманию своего предмета и по этому признаку выделял среди учеников «своих» и «чужих». Особенно Фитиль с первого дня невзлюбил Ялата.

– Послушай, Аржанов, ты числишься лучшим учеником, а в политграмоте ты – нуль, – сказал Фитиль, начав свою проработку. – А все это происходит из-за твоего нетрудового происхождения. Дед твой арестован как враг народа, отец – кулак, мать – шаманка, я все о тебе знаю. Видишь, в каком болоте ты оказался – выход один: ты должен осудить своих предков и отречься от них. Если ты, конечно, настоящий пионер, как Павлик Морозов – вот пример для подражания.

– Это неправда! – воскликнул в запальчивости Ялат. – Мой дед и родители – уважаемые на Горном Алтае люди, и я горжусь ими. Вы хотите сделать из меня иуду-предателя? Не дождетесь!

– Ах вот как ты заговорил, чучмек, кулацкое отродье! – завопил Фитиль, приходя в ярость, и взмахнул правой рукой, словно рубил шашкой. – Да я тебя, буржуй недорезанный, вычищу из пионеров.

Эта угроза через несколько дней осуществилась. На пионерском собрании, проходившем под председательством Фитиля, был поставлен вопрос об исключении Ялата Аржанова из рядов пионерской организации за недостойное поведение и кулацкое воспитание. Несмотря на всю абсурдность обвинений, собрание проголосовало за исключение Ялата. Только немногие и среди них его подружка Галя проголосовали «против». Ялат был потрясен случившимся. Галя, как могла, пыталась его утешить.

– Ты прости их, Ялат, они запуганы Фитилем, да и родителями тоже. Все боятся – сам знаешь, какое время трудное мы переживаем, когда кругом враги советской власти.