Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 6

С трудом мы выбрались из дома. Тут я увидел, что костер потух и в навалившемся со всех сторон доисторическом мраке лежат, ползают, бесцельно слоняются живые существа, мои однокурсники. Вдруг кто-то потянул меня за рукав куртки и заговорил загробным голосом Зои Смирновой, слегка заторможенной студентки-поэтессы:

— Ты собрался уехать? Возьми меня с собой.

Я обещал это голосу.

Но прежде чем попытаться выбраться отсюда, надо было взять себя в руки. Наина покорно следовала за мной, изредка чему-то посмеиваясь.

— Так, — сказал я, обращаясь к самому себе. — Так, так, так…

Вдруг участок осветился из-за забора — подъехала машина. От деревьев и людей на траву пали длинные черные тени.

— Эй, кто тут? В чем дело?

Это крикнул мужчина, вышедший из автомобиля и распахнувший калитку. Я выступил вперед.

— Извините, мы тут… на даче… у друга.

— У какого еще друга? Что за бред? Это моя дача! Что вы все тут делаете? Сейчас я вызову милицию!

Слово «милиция» подействовало на меня тонизирующе — не собираясь вдаваться в дальнейший разговор и разбираться что здесь к чему, я, однако, тотчас же заподозрил, что пригласивший нас парень имеет не самое прямое отношение к МХАТу, дернул за руку Наину и мы вылетели с участка мимо начинавшего орать приезжего мужика. Искать гитару было в этой ситуации контрпродуктивно.

Оказавшись снова в темноте, но уже далеко на улице, мы почему-то долго смеялись, то и дело хватаясь друг за дружку, а потом в обнимку двинулись к заговорщически подмигивающим вдали фонарям.

Через полчаса на задней площадке троллейбуса Наина, постанывая, уже всасывалась в меня. Я мял ее тело, как глину. Ни о чем не сговариваясь, мы поехали ко мне домой.

Дверь открылась.

— Это Наина. Она будет ночевать у нас.

Мой собственный голос казался мне незнакомым.

Мама поздоровалась с Наиной, но глядела при этом на меня.

— Ты что, выпил?

— Да, немного. А что тут такого? У нас была вечеринка… в институте.

— Понимаю. Но почему ты не позвонил за весь день ни разу? Я уже собиралась обращаться в милицию! Ты смотрел на часы? Два часа ночи!

— Милиция… Милиция…

— Иди немедленно умойся. А вы, Наина, проходите на кухню. Вы вместе с ним учитесь?

Мама напоила нас чаем. Освеженный душем, я нашел в себе силы выдать Наине полотенце, отправить ее в ванную, а сам в это время раздвинул диван и постелил свежее белье. Потом, подумав, достал еще один комплект белья и постелил его на диван в другой комнате.

Когда Наина, обернутая полотенцем, вошла в мою комнату, я уже сидел в кресле нога на ногу и с самым решительным видом.

— Мне нужно раздеться.

— Нет проблем.

— Но ведь ты же смотришь!

— Я могу отвернуться.





— Как хочешь.

Наина быстро сбросила полотенце и нырнула под одеяло. На мгновение мелькнуло ее обнаженное тело. Я начал, пыхтя, стягивать через голову водолазку.

— Что ты делаешь?

— Не видишь, раздеваюсь.

— А почему ты раздеваешься здесь, если собираешься лечь в другой комнате?

— Я собираюсь… собираюсь спать с тобой.

Джинсы лежат на полу. Я в одних трусах делаю шаг к дивану. Одеяло скользит в сторону. «Помоги, помоги мне, — шепчу я, стыдясь всего на свете. — Что, что, что мне делать дальше?»

Увы! Это только в развратных книжках юные любовники соединяются с легкостью розетки и штепселя. В реальности же первый полноценный секс, во всяком случае для мужчины, чаще всего заканчивается, едва начавшись. Нет, со мной не произошло чего-то преждевременного. Скажем так: я задохнулся от восторга. Даже молодому организму установлены пределы достижимого. А когда в этот организм влито изрядное количество алкоголя… Да еще прибавьте поздний час. Короче, неудивительно, что жеребец в последний момент отказался нестись галопом и, самовольно удалившись в стойло, рухнул там как подкошенный.

Зато утром я проснулся как бы в другом, лучшем мире: множество новых запахов окружало меня, а рядом, отвернувшись к стенке, сиял виолончельным изгибом источник всех этих ароматов и радостей — моя прекрасная Наина.

Я долго и внимательно изучал ее спящую. Скользил взглядом по затылку и шее, считал родинки на покатых плечах и чуть оттопырившихся лопатках, любовался легчайшим золотистым пушком в самом низу спины, двумя, разделенными как персик, округлостями. Тут я почувствовал желание и, осторожно примериваясь к соблазнительной темной впадине между двух прохладных ягодиц, стал нетерпеливо будить Наину поцелуями.

Ее тело среагировало еще до того, как она проснулась. Спина выгнулась, бедра двинулись мне навстречу — и я сразу провалился куда-то глубоко-глубоко.

Некоторое время мы так и лежали на боку, извиваясь, как змеи. Но вот я выскользнул при неловком движении и Наина, воспользовавшись моментом, легла на спину с поднятыми коленями. Тотчас нависнув над ней, я смотрел на ее заспанное лицо (она держала глаза все время закрытыми) с отпечатавшейся на щеке складкой подушки, видел, как расширились ее обычно такие узкие ноздри, как приоткрывается рот, всякий раз, когда я стремительно скольжу внутрь.

— Нет, я не смогу, я не смогу так!..

Простонав это, Наина схватила руками мою голову и стала, словно капризная девочка, у которой хотят отобрать мячик, тянуть ее вниз — к животу. Каким-то древним чутьем я понял: Наина хочет, чтобы ее поцеловали там.

И вот, я поклонился ей всем туловищем, как язычник идолу, почти теряя сознание от сильного запаха женщины. О, это было нечто новое, это было великолепным подарком, бонусом, которого я никак не ожидал. То, что я обнаружил, походило на… моллюска, раздвинувшего створки раковины, и в складках мантии покоилась продолговатая жемчужина.

Дальнейшее напоминало игру на каком-то диковинном инструменте: губы ласкали продольную щель флейты, в то время как пальцы касались натянутых альтовых струн.

В какой-то момент ритмичное дыхание Наины сбилось, она крикнула что-то сквозь сжатые зубы, тело затряслось и задергалось.

Наина корчилась, извивалась передо мной. Пыталась сжать бедра, как будто вдруг устыдилась случившегося, и одновременно, больно хватая меня за волосы, вжимала мое лицо в свою развороченную, распаханную промежность.

Я мягко высвободился из ее объятий и, не давая ей опомниться, перевернул на живот, приподнял за талию, поставил на колени и вонзился в нее.

Сквозь пелену приближающегося оргазма я еще заметил, что Наина уткнулась лицом в подушку и изо всей силы закусила наволочку, а потом все взорвалось, все поплыло у меня перед глазами.

Медленно, не разъединяясь, мы опустились и легли — я был сверху.

— Спасибо…

Я выдохнул это, просто не зная, что еще ей сказать. И это мое дурацкое «спасибо» насмешило Наину, она заколыхалась подо мной.

— Пожалуйста... И — спасибо тебе… Кстати, не бойся: детей у нас пока не будет — я вставила недавно спираль.

Мы еще некоторое время полежали, неровно дыша. Потом я отправился на кухню, раздобыл еду и принес Наине («Мне еще никогда не приносили завтрак в постель», — сказала она, довольно потягиваясь).

После завтрака я снова принялся целовать Наину — теперь мне был известен ее маленький женский секрете. С опытом пришла и мудрость: никуда торопиться не нужно. С энтузиазмом проделав все необходимое, я взялся за дело иначе: положил перед стоящей на четвереньках Наиной первую попавшуюся книгу с письменного стола, до которой смог дотянуться. Это был роман — как сейчас помню, «Герой нашего времени». Наина читала вслух:

«Вот раз уговаривает меня Печорин ехать с ним на кабана; я долго отнекивался: ну, что мне был за диковинка кабан! Однако ж утащил-таки меня с собою. Ой… Мы взяли человек пять солдат и уехали рано утром. До десяти часов… шныряли… по камышам… и по лесу… по камышам и по лесу, — нет зверя. “Эй, не воротиться ли? — говорил я, — к чему упрямиться? Уж, видно, такой задался несчастный день!” У-у-уф… Только Григорий Александрович, несмотря на зной… Боже мой… несмотря на зной и усталость, не хотел возвращаться… Да-да, продолжай… Не хотел воротиться без добычи, таков уж был человек: что задумает, подавай… подавай… подавай… У-у-ух-ты!.. Видно, в детстве был маменькой избалован… Наконец в полдень… отыскали проклятого кабана: паф-паф!.. Ай-ай! Ой!.. не тут-то было: ушел в камыши… такой уж несчастливый день!.. Вот мы, отдохнув маленько, отправились домой… Мы ехали рядом… молча… распустив поводья, и были… были уж… были уж почти у самой крепости: только кустарник… закрывал… ее… от нас… Вдруг… выстрел… А-а-а-а-а-а-ах!..».