Тетрада Величко

Только однажды за эти два года был перерыв в письмах Кристины на целых две недели. Сначала Кузьма решил, что заучилась, некогда. Потом допустил, что еще какие-то заботы, хоть внутри и поселилось смутное подозрение и сомнение — не могла его Кристина просто так взять, ни с того ни с сего, и перестать ему писать. Он ее даже не подкалывал ничем в последнем письме — с какой стати? Но успокаивал себя тем, что случись чего — мать позвонила бы или написала. На шестой день без писем он дозвонился на работу к матери.

— Что с Кристиной? — не имея времени на долгие разговоры, с ходу потребовал Кузьма ответа.

Мама замешкалась на какое-то мгновение, но Кузьма уловил.

— Нормально все, сына, в школе контрольные, писать некогда пока, — наконец, неловко попыталась исправиться мать, поняв, что сама себя выдает.

Так он и поверил. Она ему письма строчила, когда у нее экзамены в конце года прошлого были. Уж среди контрольных — время бы нашла.

— Мам. Что с Кристиной? — еще раз ровно спросил он.

— Сыночка, все нормально…

— Я ж в самоволку уйду и к вам приеду, чтоб выяснить, — заметил он.

Без угроз, просто предупреждая о своих планах.

Мать помолчала пару секунд, но он чувствовал, что она сдалась.

— Напугали ее сильно, сына. Нормально все с малышкой, цела-невредима, просто боится пока тебе писать, думает, что ты поймешь, переживать будешь. Не хотела Кристина тебя волновать. И нас просила не говорить тебе. Но ты и так…

— Кто напугал? Как? — он рыкнул так, что дежурный удивленно покосился в его сторону.

— Да не знаем. Отморозки какие-то. Гнались за ней вроде, когда Кристина к репетитору по математике шла. У нее с этим всегда непросто было… А как ты уехал, сам знаешь — числа малышке не даются. Вот и занимается. И белый день на дворе, она же сразу после школы с репетитором занимается, и недалеко тут. А гнались за ней два парня, Кристина от них в мусорном баке в итоге спряталась. Там и отсиделась, несколько часов ждала, боялась, что еще ищут. Потом вернулась домой. В чувство еле привели. Что за времена пошли, Боже! Днем на ребенка нападают, страшно по улице ходить, — мать тяжело вздохнула. — Она пока репетитора посещать перестала. Мы провожать никак не можем.

Мать говорила, а у него в глазах потемнело от бешенства, что кто-то посмел его малую тронуть. Кузьма чуть трубку телефона не раскрошил, кажется. Кто? Если рядом с домом, кто-то же оттуда, свои, кого и он знать может… Со всего этого бешенства в стену садануть кулаком захотелось. А еще найти тех, кто бы это ни был, пусть и понимал Кузьма, что вряд ли получится, и надавать по шее так, чтоб больше никогда в голову не пришло детей пугать.

— Я понял, мам, — старался сдержаться, но ярость все равно в голосе прорывалась. — Времени нет больше на разговор. Не пускайте ее никуда, — распорядился он и закончил звонок.

Только от того, что выяснил, легче не стало. Первый и последний раз в тот день за все время службы нарвался на гауптвахту. Достали, подвернулись остряки в бараке, попали под горячую руку… Но Кузьма отработал. А еще — впервые первым написал ей письмо, огромное, как для него, и ни о чем серьезном, по факту. Описывал военную часть, то, что можно было, о нескольких сослуживцах рассказал из тех, которые нормальные, с которыми нашел общий язык, о погоде пытался сочинить. С ошибками, конечно, косноязычно, как умел. Так и не научился писать нормальным языком, она ж его в этом страховала всегда. Пургу всякую нес, короче. А в конце добавил, чтобы она присылала ему все вопросы по математике, он объяснит и на все ответит.

Не любил писать страшно. Но ради малой уж прижмется, заставит себя. И слова найдет.

У него все еще барабанило что-то в голове, стоило представить, как она могла испугаться. Дикое что-то внутри от этого ворочалось, заставляя беситься и переживать за Кристину. И как только выдалась первая увольнительная, смотался в город, купил ей подарок — плюшевого котенка, какого-то модного, реально похожего на настоящего, пушистого до жути, но адекватного такого, не сильно уж «девчачьего». Не то, чтоб Кристина котов любила, но эта игрушка показалась ему самой лучшей. А что еще ребенку подарить? Да и стоило столько, что он еще и в долг у друга занял. Тот без споров дал: малую сестру порадовать — святое. И отправил тут же посылку.

Кристина ответила сразу, наверное. Он через несколько дней ее письмо получил. И извинялась на две страницы за свое «молчание», поняла, что он узнал, пыталась объяснить, почему не хотела ему говорить. Но и вопросы честно написала по алгебре, пару задач по геометрии, которые никак ей не давались, для примера.

С тех пор перерывов в ее письмах не было. И он старался отвечать быстро, как бы сложно это ни оказывалось, чтобы помочь малышке.

И вот он домой едет, наконец. Мать должна была ключи у соседей оставить — дома же никого. Говорила, что Кристина упрашивала их разрешить ей пропустить один день, чтобы его встретить. Но они не позволили — конец года все-таки, еще нагуляется и наобщается. Теперь же Кузьма навсегда возвращается. Так что дома его точно ждал обед, в этом Кузьма не сомневался даже, и тишина. Как раз выспится с дороги, пока все вернутся. Наговорится, а завтра по друзьям махнет.

Так что Кузьма со спокойной совестью добрался, забрал ключи. С каким-то странным чувством нереальности происходящего зашел в квартиру, где вырос, считай. Отвык, оказывается, за эти два года. И все таким маленьким показалось вдруг, таким тесным. И с балкона смотреть — не так уже и высоко. И земля близко.

А раньше не замечал. Но родным все до того было, что в сердце защемило. Даже порадовался, что дома никого — не хватало еще начать носом хлюпать, как девка. Прошелся по коридору, кухне, зашел в их комнату с матерью, улыбнувшись, когда увидел того самого кота на своем диване. Знал, что сейчас Кристина тут обитала, с его матерью. Чтобы у тети Томы с «мужем» типа своя комната была. Кузьма не имел ничего против этого — свободное же место, да и мама его только радовалась. Правда, насколько знал Кузьма, сама тетя Тома по данному поводу немного волновалась и все извинялась.

И теперь надо будет что-то решать, но Кузьму это не особо парило. Он и на полу мог поспать какое-то время, не барин. Квартиры обеим семьям, вроде как, еще до осени обещали, перетерпит. Хотя Кристина тридцать раз написала в письме, что она на раскладушке в кухне поспит, ей не сложно… Ага, счас, так он и положит ребенка на раскладушку.

Да и вообще, надо было ему что-то думать, даже если дадут квартиру. Он уже взрослый мужик, в конце концов, двадцать один год. Надо работу искать и с жильем тоже что-то думать. Не век же у матери на шее сидеть.

Взял этого кота, потрепал уши — видно было, что Кристина с ним носится, чувствовалось, что не просто поставила игрушку на полку, а постоянно таскает, уже потрепанный. И его порадовало, что угадал с подарком.

Все остальное не поменялось: диван, на котором мать спала в противоположном углу, небольшой письменный стол у окна, рядом с дверью на балкон. Древний, купленный матерью в комиссионном сто лет назад. Теперь заваленный учебниками Кристины. В его бытность в школе стол почти пустой всегда был, Кузьма особо не парился с домашним. А сейчас: и тетради, и справочники, и пособия какие-то. По биологии особенно много. Пара по химии. Кристина всерьез увлеклась темой медицины: и сама ему об этом писала, и мать рассказывала. Хотела на врача поступать через год. Кузьма ее не отговаривал — по Кристине это занятие казалось, да и верил, что она такое вытянет. Это он по своей глупости и дурости сам себе все шансы для высшего обрубил. Ерепенился-ерепенился, и не поступил никуда из-за оценок. Мать тогда расстроилась сильно. Но сейчас об этом горевать казалось глупым, да и слишком он рад был домой вернуться.

Кузьма бросил сумку и первым делом залез в ванную, прям с удовольствием отмок, понимая, что при таком столпотворении в квартире неясно когда еще подобный шанс снова подвернется. Наслаждался тишиной и отсутствием расписания, режима — что хочешь, то и твори. Сам себе хозяин. Выкурил сигарету на балконе. Отмылся до скрипа. Переоделся в чистые штаны и футболку, и пошел разбираться с обедом.