Тетрада Величко

— Ого, видно, что ты растешь, точно как Кузьма когда-то, — рассмеялась тетя Маша, когда увидела, сколько всего она взяла себе на тарелку.

Кристина только улыбнулась: к счастью, у нее все и правда «горело», так что есть могла столько, сколько захочется. Да и тетя не впервые шутила по этому поводу, и мама тоже. Один дядя Гриша одергивал женщин и говорил, чтобы не смущали ребенка. Но сейчас он еще был на работе, а Кузьма вышел на балкон «покурить спокойно», чтобы не слушать нотации матери по этому поводу. Сразу пошел, как Кристина вернулась, переодевшись. Так что в этот момент слова о ее аппетите Кристину не смутили. Она села на табурет, где до того сидел Кузьма (привыкла к этому месту, пока он отсутствовал, теперь, похоже, будут воевать за него), сдвинула его тарелку и начала есть. А ведь были и другие места — мама ушла в душ, воспользовавшись перерывом в общении. Можно было и с противоположной стороны сесть. Кристя не подумала.

— Эй, я не понял, меня уже с дивана выселили, теперь и из кухни выживают? — весело хмыкнул Кузьма, показавшись на пороге кухни спустя пять минут. — Мавка, ты меня видеть тут не хочешь, выгоняешь? — привалился плечом к косяку, скрестил руки на груди и с усмешкой наблюдал за тем, как она ест.

А у Кристины снова горло сжало. И пельмень в горле застрял. Поперхнулась, закашлялась, понимая, что вновь краснеет. Замотала головой, пытаясь проглотить еду и одновременно опровергнуть его «обвинения», доказать, что никто его не выгоняет. Никогда и ни за что…

— Эй, спокойней, малыш, — к ней одновременно бросились и Кузьма, и тетя Маша.

Но он успел первым. Присел у ее стула на корточки. Обхватил ее за плечи, выпрямил, с виноватой усмешкой похлопывая по спине.

— Я не выселяю, ты что! — едва проглотив злосчастный пельмень, начала оправдываться Кристя, вытирая выступившие на глазах слезы. Пыталась отдышаться. — Я просто, привыкла тут сидеть, извини…

— Все нормально? — с волнением спросила тетя Маша.

Оба кивнули, не оборачиваясь.

— Кристина, прекрати, маленькая, ты что?! Я пошутил, — хмыкнул Кузьма. Поднял руку и стер еще слезинку на щеке, которую она пропустила. — Просто показалось забавным. Не нервничай так, доешь спокойно.

И все еще держит ее за плечи. Сидит перед ней на корточках. Высокий такой, лицо почти на одном уровне. Глаза в глаза смотрят. И у Кристины в ушах шумит. Да и Кузьма не торопится отстраняться или взгляд отводить. А рука у него горячая, жаркая. Но приятно, будоражаще. Его запах окутал. Тоже новый или Кристина забыла просто. Какой-то такой же теплый, как его рука, но при этом и острый, пряный, словно специи, которые они с матерью покупали на базаре. Захотелось наклониться чуть сильней и уткнуться носом ему в шею, вдохнуть этот запах полной грудью. И легкий аромат сигарет не мешал. Она отвыкла уже от него, но как-то сразу вспомнилось, как он раньше от домашних прятался, а она знала, у них свой секрет был, и это их еще больше сближало.

— Да нет, наелась уже, — хрипло ответила, покачав головой.

Судорожно вдохнула. Тут же пожалела, потому что дурела, еще больше от его запаха «плыла». И совершенно не понимала, что дальше делать? Хотелось его за шею обнять. Но не стоило, наверное.

— Когда это успела? За весь день не присела толком, — недоверчиво хмыкнул Кузьма.

Поднял руку и поправил прядь волос, которая выбилась из ее косы. Но не убрал, а накрутил на свой палец, продолжая смотреть на Кристину. И она на него смотрела. Чего там, пялилась! Оба замолчали. На кухне какая-то странная тишина повисла, непривычная еще и тягучая. Неудобная и очень комфортная одновременно.

И только тут Кристина вспомнила про тетю. Подняла глаза, покраснев еще больше. Господи! Что она подумает? Но на кухне никого, кроме них, не оказалось.

— Мама в комнату пошла, — Кузьма понял, что ее переполошило. И все еще играл с волосами Кристины.

— Да? — почему голос так охрип? Из-за кашля?

— Да. Сказала, что начинается что-то по телевизору, — его ладонь коснулась мочки уха Кристины, пылающей щеки.

— Я не слышала, — сама шепчет так, что ничего не слышно.

— Не беда, малыш, я услышал, — вроде улыбнулся уголками губ, а смотрит так пристально.

И в глазах этой улыбки нет совсем. Что-то напряженное и серьезное, такое затягивающее. Кристине воздуха не хватало. Облизнула губы.

Кузьма прищурился.

— И когда ты так выросла, мавка моя? — покачал головой с этой странной улыбкой.

А рука уже обхватила ее щеку полностью. Жесткая ладонь, с потертостями и мозолями. А ей прильнуть еще больше хочется, потереться, как котенку. Веки сами закрываются. От всего мира отстраниться хочется, только ощущение Кузьмы около себя впитывать… Так соскучилась! До боли в груди, до дрожи в теле… Не выразить словами. И что ответить ему сейчас — не знает толком.

— За эти годы? — словно у него ответ спрашивая, прошептала.

Повернулась, поддавшись странному и неконтролируемому желанию эти пальцы поцеловать. А в животе словно «солнечный зайчик» пляшет. Тепло и щекотно, непонятно и непривычно, до холода и дрожи… Так несуразно.

— Тшшщ, — Кузьма чуть придавил ее губы одним пальцем, словно пытаясь не позволить Кристине сделать задуманное. Хрустнул суставами другой руки у нее над ухом. Все еще обнимает. — Тебе же еще пятнадцать, мавка! Ты что же творишь со мной такое, маленькая?

И тут она вдруг так уверенно и смело улыбнулась. В глаза ему глянула, хоть и сама не смогла бы объяснить, откуда эту смелость вытащила.

— А сколько лет было тем, к которым ты на встречи домой ходил, когда их родителей не было? Одноклассницам? — вздернула бровь насмешливо, хоть в животе и кольнуло старой ревностью.

Кузьма несколько секунд смотрел с удивлением, а потом ухмыльнулся.

— Уела, малыш. Ты откуда знаешь? — перехватил пальцами подбородок и заставил посмотреть прямо в глаза. Не сильно, нежно. Заставив всю кожу покрыться мурашками.

Кристина скопировала его кривую усмешку.

— Они тебе записки в тетради вкладывали, Кузьма. А я там твою домашнюю работу писала.

— Умная очень, да? — его улыбка стала шире.

А взгляд внимательный и изучающий, словно внутрь ее мыслей пытался пробраться.

— Нет, собственница. Ты же моим был, — и она широко улыбнулась. — И сейчас… мой? — неуверенно, с надеждой.

Напряжение между ними немного спало. Зато вернулось прежнее ощущение какого-то полного взаимопонимания и общих мыслей. Такой глобальной близости между ними, как между самыми родными. И доверия, когда знаешь, что можешь что угодно сказать…

— Твой… — он вновь хмыкнул. — Но тогда и мне было шестнадцать, малыш, — его улыбка стала немного ироничной. А вот руки оставались все такими же теплыми и ласковыми. И обнимали ее. — А за тебя сейчас дадут больше, чем ты весишь, маленькая моя… — теперь он заломил бровь, продолжая внимательно ее разглядывать.

Она моргнула пару раз, даже нахмурилась, пытаясь понять его намеки и недомолвки. Пока дошло, на что Кузьма намекает… Расплылась в улыбке просто.

— Я на тебя жаловаться не буду, это точно, — рассмеялась она, вдруг почувствовав себя нереально смелой.

Он тоже ухмыльнулся шире из-за ее слов.

— Тсс, малыш, мы с тобой никуда торопиться не будем, — подмигнул Кузьма. — Вся жизнь впереди…

Кристина, уже отдышавшись, вдруг решилась все-таки, протянула руку и обняла его лицо, по щекам провела, колючим и шершавым. А ей так нравилось это ощущение, что пальцы тряслись.

— Я тебя столько месяцев ждала, Кузьма, — прошептала Кристина, зажмурившись.

Прижалась своим лбом к его макушке, такой непривычной — стриженой коротко-коротко. Он без вихров своих совсем другим смотрелся, непривычным. И до рези в груди — родным в то же время.

Слишком много всего было: эмоции такой силы сердце и душу переполняли, что не хватало дыхания. И слов она таких еще не знала, чтобы это все выразить, рассказать ему…

А он повернул голову и, совсем как она недавно хотела, провел губами по ее ладони, прижался к самому центру, целуя.

Конец ознакомительного фрагмента.