Тетрада Величко

Но и она вскоре поняла, что может помочь другу. Так же легко, как Кузьме математика, Кристине давались языки и большая часть гуманитарных наук. Она обожала все, что могла только узнать о природе, потому, прочитав свои учебники наперед, чтобы порадовать маму, добралась и до книг друга, по большей части ему просто не нужных. Год за годом она учила и свое, и что-то его. Для него же, чтобы помочь, начала читать и историю. Нельзя сказать, что Кристина была гением и училась впереди программы. И близко нет. Она просто очень хотела помочь Кузьме, которого, наверное, в тот момент считала старшим братом, практически. У нее не было никого дороже мамы и Кузьмы. И тети Маши, конечно. И потом, даже ее, в чем-то детские, конечно, сочинения, написанные в четвертом классе, были куда лучше пустого места в тетради, которое так бы оставил Кузьма. По крайней мере, даже зная, что это не он писал, учителя ставили ему оценки. Да, это были «тройки». Но его ни разу не оставили на второй год, сколько бы ни грозились. Не хотели “зарубить” на корню все шансы не глупому же парню.

Вот так однажды Кристина и поняла, что Кузьма ей не просто «друг и брат». Когда взяв его тетрадь по языку, чтобы написать очередную «домашнюю работу», увидела засунутую между листов записку. В которой просто и ненавязчиво Кузьме предлагали прийти в гости к однокласснице вечером, когда у той никого дома не будет.

Кристине тогда было одиннадцать, Кузьме — шестнадцать. Она была для него малышкой, которую надо было оберегать и за которой необходимо следить, для которой он каждый день покупал ее любимые булки, экономя ради этого на сигаретах, которые тайком от матери стал курить. А Кристина готова была объедаться сдобой, лишь бы он меньше курил. Хоть и ни за что не выдала бы секрет старшего друга взрослым. Он же был для нее… Кристина не знала — кем? Всем? Нет. Еще нет. Не тогда. Но очень многим.

Она даже осознанно не понимала, что именно заставил ее испытать этот клочок бумаги в клеточку, выдранный из чьей-то тетради? И как называется та боль, которая начала разъедать в тот момент ее живот изнутри.

Но тогда что-то навсегда изменилось в ней, в ее восприятии Кузьмы.

Хотя по-настоящему все стало иным в тот день, когда он вернулся из армии…

Глава 4

— Малыш? — Кузьма прищурился, внимательно всматриваясь в ее лицо.

Она медленно и как-то сонно моргнула, словно была не здесь сейчас. Вздохнула, принявшись растирать лицо.

Кристина была на пределе. На тонкой грани перед срывом.

Он точно знал, куда смотреть и на что обращать внимание, чтобы в полной мере оценить ее состояние. И то, что Кузьма видел сейчас — реально выбешивало что-то у него внутри. И заставлял нервничать, напряженно сжиматься нечто внутри грудной клетки. То, чем всегда безраздельно владела только эта женщина.

Куда смотрит Карецкий, мать его за ногу?! Чем думает, когда позволяет Кристине дежурить через день? Он что, действительно не в силах оценить, что она работает уже на износе? Так он сместит Руслана с должности главврача, чтобы был внимательней, и дело с концом! Может, тогда глаза раскроются?

А этот придурок, про которого он и вспоминать-то не хотел — ее «муж»… Японский бог! От одной мысли хотелось спуститься вниз, достать из бардачка пистолет, ничего не объясняя своему бессменному водителю Вадиму. Да он и не спросит. И пристрелить этого дебила на месте. За то, что лох такой и все на малышку сбросил. За то, что вместо покоя и радости доставил ей только больше проблем и забот, чем они с Карецким вместе взятые.

Хотя чего уж там! Откровенным надо быть до конца. Их всех стоило бы пристрелить, по-хорошему. И он сам, и Карецкий — измотали Кристину не меньше.

Ех**** бабай! Зря приехал. Или не зря? Кто еще поймет и заметит все то, что его красавица от кого угодно спрячет? Только не от него.

Так давно решил дать ей свободу и возможность жить нормально. И не сдержал слово. Вернулся, морочит голову. И не может в покое оставить. Потому что Кристина его так крепко держит своими тонкими пальцами, что не вырваться.

Сколько раз он с сарказмом думал, что с радостью душу дьяволу бы продал, лишь бы выполнить обещание, которое сам и дал. А ни хрена не выйдет! Потому что и его душа, и его сердце — давным-давно болтаются на золотой цепочке вокруг ее шеи. И Кристина ни в какую не соглашается их возвращать. Даже в обмен на свое сердце — так же давно «наколотое», словно гвоздями прибитое к его груди, к его коже, в его кости вдавленное. Пытался когда-то «отодрать» с мясом, хотел разодрать эту их связку. Отпустить. И ни фига не справился. Оба остались с кровоточащей пустотой внутри. А все равно друг в друге.

Да и реально ли хотел сам Кузьма этого?

«Хотел бы — сделал бы», — так всегда говорит его мать.

А раз не хочет — то и имеет «по делам и мыслям своим». Ее только за какие грехи за собой в ад тянет?

— Малыш, пошли в твой кабинет. УЗИ подождет. Не подохну, если до сих пор живой. А вот тебе кофе точно не помешает. Спишь на ходу, — хмыкнул и распорядился он, ничем не выдавая внутренних мыслей.

Собственно, ему это обследование — до одного места. Ее видеть хотел, использовал повод. А Кристина всегда немного перегибала палку в вопросе его здоровья. Хотя это касалось всех близких ей людей: свою мать, да и его тоже, она настолько же регулярно обследоваться заставляла. Словно этим жизнь под контроль взять пыталась.

Подхватил под руку Кристину, потянул вперед. Настойчиво и упрямо. Рядом все равно никого не было. Да и попробуй — придерись еще. Кузьма за их жизнь так шифроваться научился, что и сама Кристина не всегда понимала: где он истинный и что его действия значат. Должен был. Никак иначе нельзя.

— Да, наверное. Это снотворное дурацкое, — словно не до конца ориентируясь в ситуации, вздохнула малышка. — Голова мутная. Не стоило его пить. — Кристина прижала затылок ладонью.

Но послушно шла, куда он вел, не оглядываясь по сторонам. Ни одного вопроса.

Кузьма знал, что даже развернись он сейчас и поведи ее на улицу — пойдет следом, в машину сядет, и только когда отъедут, скажет, что телефон не взяла, и кошелек с ключами…

Он всегда доверял ей, не врал пару минут назад. Но и она верила ему безотчетно. Даже после того, что можно считать самым настоящим предательством.

— Давай ключи, красивая моя, — потребовал, когда дошли до ее кабинета.

В отделении уже за руку не вел, просто шел почти впритык, словно вынуждая, «подталкивая» Кристину двигаться. Забрал ключи, которые она достала из кармана и открыл дверь, пропустив Кристину внутрь. Захлопнул двери за ними. И уже не оглядываясь, принудительно усадил на диван. Быстро отошел, включил кофеварку, сполоснув две чашки в раковине. Вылил напиток, который они утром так и не выпили, пока агрегат тихо перемалывал зерна. До сих пор не понимал, почему она тут эту кофемашину держит? Что он, вторую ей не купил бы, что ли? Но Кристина упорно берегла ее в кабинете, хотя тут одни чашки по три сотни стоили. Каждая. Модные, стеклянные, без ручек, с двойным дном. Чтобы не только вкусно, но и эстетически приятно пить кофе было. Вытащить из кабинета такое добро — раз плюнуть. Ее замок — это для совести отговорка.

Долго думал. А потом посмотрел на ее график за два последних месяца и догадался, похоже…

Поставил чашки на подставку и вернулся к дивану. Кристина сидела там, куда он ее усадил, устало откинувшись затылком на спинку и прикрыв глаза.

— Может, бури магнитные какие-то? — с кривой улыбкой пробормотала она, будто почувствовав, что Кузьма приблизился. — Все тело разбито…

— Может, загонять себя меньше надо? — рявкнул в ответ Кузьма. — Ты пашешь так, словно кроме тебя и нет других анестезиологов в этой гребанной больнице, малыш! Сейчас кофе выпьешь и позвонишь Карецкому, скажешь, что меняешь расписание. И сегодня уходишь раньше. Я тебя отвезу домой. — Отвернулся и пошел за кофе.

— Кузьма-а-а! — застонала Кристина, заставив себя открыть глаза. Посмотрела ему в спину.